Вы находитесь здесь: События - интервью  •  короткая ссылка на этот документ  •  предыдущий  •  следующий

Событие
Когда: 2012 март
Название: Интервью с БГ для издания "Деловой Петербург" С-Пб
Комментарий:

Большое интервью БГ "Деловому Петербургу"

Борис Гребенщиков о теговом сознании, уважении к Суркову и о том, почему России не нужна национальная идея.

Борис, такой вопрос, возможно, cовсем дурацкий. Вам когда–то орден вручили. Хоть раз надевали?

— Честно говоря, не помню, может быть, и не надевал.

А почему в современной России ордена вручают, но их как–то совсем перестали носить?

— Я по этому поводу вообще ничего не думаю, меня этонастолько мало интересует…

Но ведь вы по какой–то причине свой орден не надевали. А, к примеру, в XIX веке все же носили кителя и надевали…

— У меня может быть много орденов, но я не вижу никакой причины их надевать, потому что ордена надевают люди, которые в данном месте и в данное время хотят показать свой статус. Мой статус, если он и есть, никак внешне выражен быть не может и с орденами никак не связан. Этот орден был большой гордостью для моей матери, и ради нее я мог принять еще столько же. Но мне приятно, что страна Россия в ее современном виде сделала мне такой подарок. На самом деле, это приятно. А носить его? Я не вижу, кого он должен впечатлять.

Лет десять назад стали говорить, что сознание людей стало клиповым. Сейчас все еще больше укоротилось — можно сказать, что оно стало теговым…

— У меня по этому поводу сразу несколько контрвопросов. Если кто–то говорит, что у него теговое сознание, это значит только одно: этот человек не считает для себя нужным быть образованным. Этот человек сам отстриг себе голову. Желаешь быть необразованным? Хочешь быть с теговым сознанием? Хочешь быть червем земляным? Пожалуйста. Только я повторяю: это необязательно. Потому что сознание у современного человека, который желает быть человеком, — нормальное, обычное — не теговое и не клиповое — это придумали в Москве. Никто не скажет, что у вас клиповое сознание, если вы еще не забыли русскую литературу.

А одно другому мешает?

— Вы знаете, да. Если мне скажут, что у меня клиповое сознание, я могу неожиданно стать на время

агрессивным. Такой ярлык для человека унизителен. Это все равно что говорить: я одноклеточное,

с меня и спроса никакого: дайте мне мои бабкии позвольте быстро нажраться. Извините. Говоря так, человек унижает себя.

Ну, русским вообще свойственно самоуничижение…

— Не согласен. Только кретин может сказать: «Я одноклеточное существо». Только кретин может ска-

зать: «У меня теговое сознание». Так что давайте считать, что мы люди, которые могут хотя бы го-

ворить на одном языке, и у нас есть какие–то точки соприкосновения. Пушкин в тег не поместится.

Если ввести в поисковой строке «Борис Гребенщиков», то очень скоро выпадает надпись «Мне

нравится Сурков». Можно ли как–то это пояснить?

— А что тут пояснять? Я по–прежнему испытываю к нему уважение. Сейчас он — насколько я знаю — перемещен с той должности, которую занимал, и теперь люди, которые ругали его, увидят, что будет при новом человеке. Не думаю, что будет лучше или свободнее. Мне он всегда казался умным и порядочным человеком, который качественно исполняет свою работу. Другое дело, что его работодатель — государство, а оно может требовать решений, которые не всегда согласуются с тем, что мы считаем хорошим. Но работодатель есть работодатель. Такова специфика работы во власти.

А почему в России люди, с одной стороны, мечтают работать в газпромах и прочих госкорпорациях, а с другой стороны — недовольны этим государством. Как это может сочетаться?

— Думаю, люди цинично считают (от необразованности), что можно заработать большие деньги в какой–то государственной корпорации и одновременно остаться чистенькими. Не выйдет. Когда работаешь в большой корпорации, ты принимаешь участие в антигуманистических действиях, потому что любая большая корпорация живет по своим законам и люди ей не указ. Но люди считают, что если они заработают много денег, то они будут выше морали. И поэтому говорят: «Нам не нравится то, что происходит, но дайте заработать наши большие деньги».

А может быть, все дело в зависти?

— А зависть к чему?

Они же мечтают туда попасть, но они не там…

— Я же не знаю, что такое мечта. Расскажите мне!

Например, я закончу школу, потом юридический факультет, а потом буду работать в «Роснефти».

— Я не понимаю, как так можно думать. Мне недоступно это. Видимо, мне повезло и я просто не умею мечтать.

Сейчас любят вспоминать фразу: «Иногда проснешься в кресле президента и плачешь, сам не зная, как сюда попал».

— Да? А я и не видел ни разу.

Это про Медведева или...?

— Посчитайте, когда это было написано.

2008 год, по–моему?

— Нет, 2003–й. Это альбом «Песни рыбака». Какой Медведев!?

Все в жизни когда–то происходило?

— Все, что отражается в жизни, происходит на совсем другом уровне. Понимаете, это можно было написать про древние Афины, и было бы то же самое. Или про восьмую династию Рамзессидов.

А вы сейчас Рамзессидов изучаете?

— Нет, не то чтобы меня это очень интересует, просто в силу очень рассеянного характера моих занятий меня все время интересует все, поэтому я сегодня могу тыкнуться в Платонова, завтра — в историю ведьмовства в XII веке где–нибудь в Англии, а потом в географию и историю мафии Таиланда. А потом в биографию Роберта Де Ниро.

Вы подходите к библиотеке и вытаскиваете книжку или все на айпаде?

— Нет, айпад я дочке отдал, нет у меня времени на него.У меня все здесь (показывает на айфон), с этой штукой можно носить с собой половину Александрийской библиотеки — никто не заметит. Хоть тут и маленькие буквочки, но я люблю маленькие буквочки.

Но ведь там очень мало книг на русском языке.

— Русский язык меня вообще не волнует. Я только Тургенева читаю на русском.

Когда была встреча с президентом, вы задали вопрос про «Охта Центр». А других вопросов к власти нет?

— У меня нет никаких вопросов к действующей власти. Не забывайте, я родился в год смерти Сталина, я вырос при Никите Сергеевиче Хрущеве. У меня не может быть вопросов к власти, у меня нет языка, на котором я могу с ней разговаривать. Я знаю, что такое власть, доверять ей не буду ни-

когда в жизни. Зачем я буду разговаривать с тем, кому я не доверяю.

Есть такая достаточно популярная теория. В частности, Дмитрий Быков о ней говорил, что в России все происходит циклично: раз в 100 или 70 лет все повторяется. Вы согласны?

— Вы знаете, я глубоко уважаю Дмитрия; он очень хороший человек и интересный писатель. Но опыт показывает, что любой человек может навязать действительности и истории любые свои идеи. И сказать: да, все повторяется циклично, все повторяется по спирали, или все в форме ромба или параллелепипеда. И можно найти подтверждение всему, история — вещь удивительная. Даже если все протекает по циклу, что это меняет в нашей жизни? Мы имеем то, что имеем.

Например, можно предугадать, что будет дальше.

— Зачем? Нам важно сделать то, что мы должны сделать сейчас. Наш долг по отношению к себе и к людям не меняется от того, в каком положении мы оказались. Как говорил Гэндалф: добро и зло не изменились со вчерашнего дня. Предугадывать нечего: делай то, что должен, и будь что будет.

А если говорить про современность, на что сейчас в обществе есть запрос?

— Запросы общества меня не интересовали ни тогда и ни сейчас. Зачем мне запросы общества? Я же не социолог, чтобы изучать запросы общества.

Вы часто говорили нечто подобное: музыкант — ретранслятор: он получает сигналы извне и преобразует их в музыку и слова.

— Если очень грубо, то можно так сказать, но при чем здесь запросы общества?

Сигналы — они не только из космоса.

— Но общество — часть космоса.

Поэтому я и спрашиваю, что вы чувствуете как музыкант?

— Я чувствую то, что происходит, но запросы мне неизвестны. Общество запрашивает на самом деле не то, что ему нужно. Opinion maker, «создатель мнений» — как это по–русски… Запросы создают-

ся теми, кто манипулирует этими запросами, чтобы получить деньги. Простой пример: пачка лекарств. Зачем делаются лекарства? Чтобы продавать народу и получать огромные деньги.

Да, но сначала товар должен удовлетворять какие–то потребности. Например, в здоровье.

— Совершенно верно, но потребность в здоровье, как мы знаем, удовлетворяется массой разных

методов, но продаются именно эти лекарства, а не другие. Кто знает, какие более действенны? Кто знает, какие лекарства, способные спасти множество жизней, уничтожаются, потому что они невыгодны компаниям, которые производят эти таблетки? Любые врачи в любой поликлинике скажут: «Гомеопатия? Что вы! Если мы будем признавать гомеопатию, мы можем потерять работу». Общественное мнение создается людьми, которые диктуют его, чтобы заработать деньги.

Манипуляторы — это сейчас главные люди?

— Всегда. Что — в Средние века было не так?

Чтобы ответить на этот вопрос, я, наверное, плохо знаю историю.

— Я тоже. Но, как мы ни тыкнемся в историю, понимаем — ага…

Но там был король, который принимал решения…

— Если посмотреть историю, король, как правило, вообще никогда не принимает решения. Это за него делают его советники, при этом за это бедному королю еще часто приходится очень дорого расплачи-

ваться.

Концерт в Лавре, Оле Нидал, Шри Чинмой — как это все сочетается?

— Элементарно и просто. Если мы замечаем существование Того, что люди называют Богом, следовательно, логично предположить, что невозможно, чтобы здесь Бог был один, а там другой. Чушь! Бог по определение вездесущ и пронизывает все, что существует. Поэтому если две страны или две культуры по–разному его называют, это не значит, что они должны враждовать. А представители нашей религии почему–то говорят: правы только мы.

Все религии так говорят...

— Нет, не все, далеко не все.

Экуменистов немного...

— Экуменизм в его обычном понимании — чушь. То же самое, что перевести всех на эсперанто. Если мы это сдела-

ем, то это будет обеднение, мы потеряем всю историю человечества. Но уважать другие религии и культуры необходимо, потому что там люди не хуже, чем у нас. Они имеют такое же право на обладание истиной. И, когда в России отвергают культуру, которая на тысячу лет старше, говорят: «да они все еретики» — это говорит только о

том, что мы не хотим признать: мы не одни в мире. Поэтому в России и называли иностранцев немцами, потому что он —немой — говорит на языке, который я не понимаю. Не правда ли, довольно странная концепция? Если я не понимаю, значит, ты дурак.

Когда лжи было больше — в 1970–х годах или сейчас?

— Существует очень большая разница: в 1960–е, 1970–е, 1980–е ты не мог владеть информацией официально, за обладание ею ты мог загреметь в тюрьму по официальным законам. Теперь, слава тебе Господи, есть Интернет, информация доступна всем: нет того, что можно утаить. Доходит до абсурдного, как с «ВикиЛикс», но утаить ничего

нельзя. По крайней мере, так декларируется. На месте честных людей я бы в честь Интернета строил храмы, нашел бы какого–нибудь святого, сделал его покровителем Интернета и ставил ему свечки, потому что у нас есть возможность узнать другие точки зрения. Может быть, правды нет, может быть, есть только разные конфликтующие точки зрения. Но в те времена точка зрения была только одна, что по определению было ложью.

Есть такая формула: скажи мне, кто твой друг, а я скажу, кто ты. Кто ваши идейные сторонники?

— (смеется) Вы знаете, как я могу сказать… Я могу назвать тех людей, которых я люблю и знаю: Лао–Цзы, свя-

той Франциск Ассизский, ок?

После смерти Ганди и поговорить не с кем….

— Где–то так (смеется). Гриша Акунин — чудесный человек, Витя Пелевин — хотя я его очень давно не видел,

но продолжаю очень любить. Масса музыкантов: Женя Федоров из бывшей «Текилы Джаз», теперь из Zorge. Если продолжать, за пределами этого космоса — Слава Полунин. Много у нас очень прекрасных священников, широте знаний, культуре и этике которых я тоже завидую. Этих людей тысячи.

А старые поклонники «Аквариума», которые стали большими людьми, как–то себя проявляют?

— Проявляют, помогают. И это, по счастью, очень помогает записывать альбомы, потому если раньше запись музыки была делом очень тяжелым, то сейчас почти невозможным. Потому что раньше хоть какие–то деньги от продажи дисков можно было получить в фирме–изготовителе, а сейчас не осталось самих фирм–изготовителей, а Интернет приносит очень мало денег. Поэтому теперь все делается как раньше, как в те самые Средние века. У музыкантов есть люди, которые помогают им осуществить тот или иной замысел. Как Леонардо, который работал на этих, этих и этих.

То есть модель музыкального бизнеса опять кардинально изменилась.

— Вы знаете, он закончился. И это мне не очень удобно. Мне было бы удобно, если бы у меня были несчитанные миллионы, если бы у нас работали авторские права.

Я читал, как какой–то простой товарищ, чуть ли не рабочий, написал песню для Эдиты Пьехи, а потом принес ей на праздник ковер — он мог себе позволить такой подарок, а у Пьехи ковра не было.

— Это было. И Юрий Антонов очень хорошее тому доказательство. Но этого больше нет. Учитывая, сколько всего «Аквариум» сделал, в любой другой стране мы бы владели замками в центре Петербурга (смеется). Нет, мы не владеем ничем вообще, даже этим (разговор проходит в студии «Аквариума». — Ред.). Но я считаю, что это хорошо. Это возврат к естественной модели. Искусство не должно приносить деньги, потому что в обратном случае у творца есть возможность очень легко стать коррумпированным. Ему скажут: вот тебе деньги, ну–ка, спляши. А вдруг он не сможет устоять. А когда искусство денег не приносит, ты будешь делать только то, что считаешь нужным.

Как–то читал мнение, что рынок художника закончился с появлением фотографии, потому что потребность в портретистах резко упала. Потом это произошло с профессиональной фотографией… То же самое происходит с музыкой?

— Я считаю, что это очень хорошо. Коммерческую музыку легко изготовлять, не прилагая к этому никаких средств. Ставишь программу «коммерческая песня № 1», нажимаешь кнопку и получаешь сразу несколько вариантов. Это упрощает задачу тем, кто не хочет заниматься коммерческим искусством. Насколько я помню, когда жил Клод Моне, фотография уже была. Это нисколько не мешало ни ему, ни Ван Гогу.

Почему Россия никак не может сформулировать национальную идею?

— Потому что национальная идея — это фикция, это чушь, полная абсолютная чушь. Какая может быть национальная идея у здорового человека, у здоровой нации? Нет необходимости в национальной идее. Нация существует? И прекрасно. Знаете, это то же самое, что подойти к человеку и спросить: «Какая у тебя личностная идея?» — «Да нет у меня никакой идеи. Я живой, полнокровный, живу, наслаждаюсь, и мне ни с какой стати не нужно перед тобой отчитываться». Сформулировать значит ограничить. Покажите мне человека, который выйдет и скажет: «Я хочу ограничить Россию ее национальной идеей». Что от этого человека останется?

http://www.dp.ru/a/2012/04/02/Boris_Grebenshhikov_Polna/


Список исполнений:

No documents found



Created 2012-07-24 16:31:28 by Vyacheslav Sinitsyn; Updated 2012-07-24 17:35:19 by Vyacheslav Sinitsyn
UNID: 19732C5E24D8143444257A4500447C76

Комментарии постмодерируются. Для получения извещений о всех новых комментариях справочника подписывайтесь на RSS-канал





У Вас есть что сообщить составителям справочника об этом событии? Напишите нам
Хотите узнать больше об авторах материалов? Загляните в раздел благодарностей





oткрыть этот документ в Lotus Notes