Борис Гребенщиков: «С какой стати мир должен делать скидку русским?» Фото: Valentin Zhmodikov Вышла «Книга слов», сборник неизвестных стихов и прозы Бориса Гребенщикова за последние полвека. Не песенных текстов, а именно литературных, тех, что могут существовать сами по себе, без музыки и его голоса. Тут и старое, и написанное недавно, есть даже пьеса. …У поворота на Коростылево Угрюмый старец сильно бьет клюкой Увязшего в болоте крокодила. А тот, возведши очи к небесам, Окрестность оглашает хриплым стоном. Усталые седые агрономы От жен сварливых прячутся в кусты И там сидят, порою по два года, Из удобрений гонят самогон, И, пьяные, играют в "накось-выкусь". Порой в колхоз привозят трактора — Тогда крестьянин прячется под стог, А те свирепо точат шестерни, И, лязгая стальными клапанами, Гоняются за девками по лугу… — Многое из этих текстов ходило в самиздате еще в 1980-е, но никто не думал, что выйдет такой солидный, почти академический том Гребенщикова литературного. — Сейчас как будто пришло время подведения итогов. К тому же юношеские стихи я долго считал потерянными, а они возьми и найдись. Редкостей там предостаточно. Но стихи пишутся до сих пор. Сами по себе. — Что это за поэтика такая, которая сопровождает вас на протяжении всей жизни — дурашливая, абсурдная, с огромным зарядом радости, уводящая куда-то за край сознания? — Мы с моим детским другом Джорджем Гуницкий (с которым и придумали основать «Аквариум») начинали писать странные стихи еще в 60-х. Мне это нравилось тогда и нравится до сих пор. Это было отличной антитезой напыщенной серости официальной культуры, впрочем, как и вся наша жизнь — и тогда и сейчас. Мы изначально выбрали жить по-другому и живем так до сих пор. Вы точно сформулировали — «уводящая за край сознания». Человеческое сознание по определению не может быть ничем ограничено. Именно за границами ограничений, краем и находится подлинная радость. Из альбома А.К Верю я, что сбудется предвестье, Мной предвосхищенное в мечтах, И пройдет по тихому предместью Лев Толстой в оранжевых портах. И Тургенев, дурь смешавши с дрянью, Дружески прошепчет в ухо мне: "Чу! Смотри — Есенин гулкой ранью Поскакал на розовом слоне!" — Такое ощущение, что источником вдохновения для вас служили Хармс и другие обериуты. Это так? — Когда мы начинали писать всякие странности (как теперь говорят: поэзия абсурда), я и знать не знал, кто такие обериуты. А когда узнал, очень порадовался, они нам созвучны. Вдохновляться кем-либо не было необходимости, стихи лились сами. Мы так ощущали мир и ощущаем до сих пор. У Джорджа несколько книг такой поэзии. Я написал немало песен на его стихи и до сих пор поражаюсь, читая его раннее творчество. Поразительный язык и образы. — Принято считать, что русская рок-музыка литературоцентрична (в отличие от западной), слово в ней часто важнее музыки. И говорят даже, что эта традиция началась именно с вас. Согласны с таким утверждением? — Скорее, нет. Западная музыка полна примеров важности слов – от Боба Дилана до Sleaford Mods. Но есть люди, которые не научены слышать музыку. Слушая песню, они воспринимают только смысл, а музыку не замечают. В этом нет ничего страшного, даже Гумилев считал музыку шумом. …Иннокентий сдувает пылинку с манжет, Упираясь в гору альпенштоком. На конце альпенштока - портрет Беранже И Горация томик под боком. Он уже на вершине. Он снял сапоги. Над строкою Горация плачет. Между тем уже полночь. Не видно ни зги. Иннокентий Горация прячет. Вот и "Скорая помощь" стоит под скалой, Пассажиры дерутся с врачами. Черный ворон летает над их головой, Поводя ледяными очами. — Ваши стихи похожи на некоторые песни «Аквариума», светлые, странные, как будто бы не отсюда. Но совершенно не похожи на ваши же так называемые злые песни, типа «Козлов», «Коней беспредела» или альбома «Соль». Они мрачные, яростные, иногда даже страшные. Как так получается? Почему реальность проникает в песни, но не проникает в заповедный мир стихов? — Все они – и песни и стихи – появляются как реакция на то, что происходит вокруг. Но когда люди употребляют слово «реальность», они обычно имеют в виду негатив: грязь, насилие, конфликты, политику, войну. Однако это составляет только часть нашего бытия. А все прекрасное считается побегом от реальности. Это как если бы пациенты психбольницы считали бы реальными только больных, а здоровые были бы у них «сбежавшими от реальности». В нашей жизни присутствует все – и от нас зависит, с какой точки зрения мы выбираем видеть это все. Одни выбирают мрак, другие свет. Одни выбирают страдать, другие – помогать другим справиться со страданием, потому что, выбрав свет, ты не можешь в одиночку им наслаждаться, не помогая другим его увидеть. — Когда-то критик Илья Смирнов писал: «Народ — это тот, кто пишет народные песни», имея в виду вас. И на тот момент это действительно было так. Прошло много лет, ваши песни стали гораздо сильнее и значительнее, но перестали быть народными, на мой взгляд. Хором их не споешь. Это личное высказывание Бориса Гребенщикова. Очень мощное, но отчетливо авторское. Что случилось? Вы оторвались от народа? Народ от вас оторвался? — Не соглашусь, что народные песни обязательно петь хором. Более того, исполнение песни хором лично меня отталкивает. Редко случается, чтобы песни Высоцкого или псалмы пели хором на кухне, хотя что может быть народнее псалмов. Впрочем, мое дело написать песню и отдать ее людям, а уж что они будут с ней делать, это их дело. Но частью народа я являюсь по всем признакам. Народ — это все без исключения люди, выросшие в данной культуре и разделяющие из-за этого определенный склад души. Можно быть безграмотным бандитом или тончайшим интеллигентом — ты все равно часть народа, тебя породившего. — На наших глазах с русской культурой произошла поразительная вещь. Война и репрессии вытолкнули сотни тысяч людей в большой мир, огромный культурный пласт: и авторов, и слушателей, исполнителей, зрителей, журналистов, менеджеров, продюсеров. Такого не было с 1917 года. И теперь мы тоже мировая культура, никто не будет делать скидку на то, что ты русский, игра идет на равных. Что вы об этом думаете? — Я не вижу тут большой новизны. Русская культура всегда была неотъемлемой частью мировой. Все жизнеспособные культуры учатся и заимствуют друг у друга. Опыт человечества показывает, что когда культура замыкается в себе, она цепенеет и умирает. И в переезде в новые условия тоже нету ничего нового. А эмиграция 70-80-х? Ученые, артисты, поэты, художники — Барышников, Довлатов, Отар Иоселиани, Генис, Бродский… Имя им легион. Мы все время всплескиваем руками: «Ах, что же с нами происходит!», забыв, что переехать жить из одной страны в другую для жителя Земли — обычное дело. Просто нас, рожденных в СССР, приучили думать, что выход из места отбывания срока запрещен. Когда Хемингуэй жил во Франции и на Кубе, он разве чувствовал себя эмигрантом? А Шёнберг, а Хиндемит? Непонятно, с какой стати и почему мир должен делать скидку именно русским? Кто бы ты ни был, ты человек, такой же, как все, к тебе относятся в зависимости от твоих поступков. Ян Шенкман https://mybridge.tech/article/6WnhMQKCNhtMfzAAJ