РОКЕР ПЕРЕСТРОЙКИ НЬЮ-ЙОРК - Сегодня в биконтинентальном образе жизни Бориса Гребенщикова происходят заметные перемены. Русский рокер, чей первый англоязычный альбом на крупном американском лейбле является еще одним доказательством преимуществ перестройки, живет в солнечной квартире в Гринвич Виллидж со своей спутницей Ириной Титовой и их 17-месячной дочерью Васей. Для того, чтобы попасть внутрь, вам нужно лишь позвонить в квартиру, получить разрешение, пройти мимо стойки охраны и подняться на лифте на 12-й этаж. Это сильно контрастирует с ленинградским жильем Гребенщикова, на седьмом этаже без телефона, но еще с тремя проживающими там же парами, постоянным потоком друзей и поклонников, пробирающихся мимо стен, исписанных граффити, чтобы пообщаться за чаем с печеньями. Несмотря на позитивное содержание граффити - "Борис - это Бог… Да здравствует Борис" - все остальное выглядит лишним, как если бы богемный салон превратился в коммуну контркультуры. Теперь, когда Гребенщиков окунулся в воды западного рока, он большую часть времени проводит в Нью-Йорке. Он рассказывает о своем новом альбоме Radio Silence и подготовке первого американского тура (он начнется в Bayou 1 августа), заботясь лишь о том, чтобы Вася не вылетела в окно. Наконец, Вася переводит внимание на сахарницу, макая туда свои мокрые пальцы. Здесь вы не найдете адресованные Гребенщикову граффити. В 35 лет он практически неизвестен на Западе, хотя его бывшая группа "Аквариум" пользовалась огромной популярностью и влиянием в Советском Союзе почти с момента своего основания в 1972 году. Большую часть этого времени она считалась неугодной властям фолк-роковой группой, хотя миллионы кассет с "Аквариумом" неофициально распространялись по всей России. Лишь в 1987 году альбомы "Аквариума" были официально выпущены государственной фирмой "Мелодия"; было продано около 3,5 миллионов, и хотя группа не получила гонорара, такие продажи свидетельствовали о ее популярности. Но здесь русский рок-н-ролл неизвестен и ничего не значит, поэтому Radio Silence - это пластинка Гребенщикова, а не "Аквариума"; вот почему она в основном на английском языке; почему ее продюсировал Дэйв Стюарт, а участие в ее записи приняли Энни Леннокс, Крисси Хайнд и в основном британские и американские студийные музыканты. Radio Silence - модный поп-альбом, ориентированный на западного слушателя. На родине Гребенщикова за иносказательные тексты и хриплый вокал прозвали русским Бобом Диланом, хотя его мистико-поэтические наклонности, вероятно, были ближе к Джорджу Харрисону. Но Radio Silence показывает, что он все еще ищет себя на Западе. Сам альбом представляет собой компромисс между несколькими сложными задачами: или выпустить сборник лучших хитов "Аквариума" ("В России он никому не нужен, потому что у всех уже есть кассеты, - говорит Гребенщиков, - Для людей здесь это была бы очередная странная пластинка"), или записать новый Аквариум в Советском Союзе ("коммерчески невыполнимо") или в Англии и Америке ("слишком дорого, всем понадобятся "няни" {переводчики}, потому что музыканты группы не говорят по-английски"). Была еще одна возможность: "поехать самому и посмотреть, что я могу сделать. Остальные были бы связаны "Аквариумом", ничем не рискуя. Это бы дало им шанс для самостоятельного развития". Сольный вариант не был неожиданным, поскольку Гребенщиков писал песни "Аквариума", пел их и одновременно был духовным лидером и фронтменом группы. С его русыми собранными в "конский хвост" волосами и печальными красивыми чертами лица - в нем есть что-то от Барышникова - Гребенщиков излучает самоуверенность и звездность. Однако это не угнетает, потому что одновременно смягчается и усиливается его интеллигентностью. Он признает, что у русских к поэтам особое отношение - Андрей Вознесенский написал аннотацию к их первому альбому на "Мелодии", - заядлый курильщик Гребенщиков говорит с присущим ученому красноречием. Его английский превосходен. "По какой-то совершенно неизвестной ни мне, ни моим родителям причине, когда мне было 8 лет, они решили нанять частного учителя, чтобы учить меня английскому языку, - объясняет он, - Я возражал, сколько мог, но они заставили меня учиться. Я боролся три года, постепенно привыкая, но в основном пытаясь сбежать. Потом я начал слушать рок-н-рольные песни и через несколько лет понял, что язык, который я изучаю, и язык, на котором они поют, один и тот же, потому что он носит одно и то же название - английский. И тогда, узнав "Битлз", читая всякую чушь в газетах о том, как отвратителен рок-н-ролл, я проникся интересом". До начала 70-х русский рок-н-ролл имел явно западный уклон. Большую часть его составляли переработки английских и американских песен, которые пелись подражая оригиналу, хотя дух свободы и бунтарства был выражен правильно. "Все, от крутых панков на улице до безобидных школьников, настраивались на рок-н-ролл, - говорит он. - В то время это было так, потому что было единственной альтернативой советской жизни, а она была катастрофой. Советская жизнь? Нет ничего скучнее!" Были очевидные трудности с инструментами, технологии обычно отставали лет на 20 (а вкусы лет на 10); Западная музыка была доступна через "Голос Америки", "Би-Би-Си" и другие радиопередачи, но пластинки были ужасно дорогими, и их практически невозможно было достать, кроме как на черном рынке. Но до середины 70-х, говорит Гребенщиков, "серьезно со стороны власти никто не относился. Им это казалось причудой. Государство полностью игнорировало это явление". Пока стремления к рок-н-рольной карьере не проявилось - да и не было такой возможности - Гребенщиков вместо этого развивал свои интеллектуальные способности, получив диплом в области прикладной математики. "Я был способным, но мне было неинтересно, - утверждает он, - Когда я окончил школу, мне нужно было куда-то идти, и это могла быть либо армия, в которую я не хотел идти, либо какой-то университет. И так я провел шесть прекрасных лет, занимаясь рок-н-роллом и всеми антиобщественными вещами, о которых только мог мечтать. Я следовал пути наименьшего сопротивления. Вот так я стал математиком". В 1972 году Гребенщиков был исключен из комсомола после того, как основал "Аквариум", фолк-арт-рок-группу, с классическими элементами с музыке и лирикой, вдохновленной Харрисоном, Диланом, Джимом Моррисоном и Лу Ридом. "Аквариум", определяя образ жизни участников группы, охватывал широкий круг друзей и их семьи, что напоминало ситуацию с группой Grateful Dead. Даже название предполагало обособленность - люди могли заглянуть внутрь, а музыканты могли выглянуть наружу, не ставя под угрозу свою идентичность. Это было сообщество единомышленников-идеалистов, которое в прежние времена могло быть описано как интеллектуальный или художественный кружок, где интересовались кино или искусством. Их не считали преступниками или изгоями, говорит Гребенщиков. "Просто кучка чудаков". Поскольку ни клубов, ни концертных залов не было, "Аквариум" играл для немногочисленной публики в квартирах, кафе или общественных парках, зарабатывая небольшие деньги, но большое уважение, особенно когда они начали вкладывать в рок-н-ролл русские тексты и русский смысл. "Нам нужно было создать контекст, - говорит Гребенщиков, - Первые попытки были довольно жалкими - ранний мистицизм Джорджа Харрисона, только сделанный 19-летним мальчиком без каких-либо знаний и опыта. Дальше стало получше. Первоначальная идея была и остается в том, чтобы создать свой собственный рок-н-рольный бренд, который был бы не хуже тех, кем мы восхищались в то время, и обладал бы не меньшим духом, и чтобы нам не было стыдно в сравнении с песнями, которые нас тогда формировали. Я не могу петь глупые тексты. Уж лучше совсем не петь. Поэтому мне нужно было найти что-то, что я мог бы петь. Ну, я мог петь по-английски, но, живя в России, это было абсурдно, потому что слова понимал лишь небольшой круг моих друзей. А понимание слов много значило для меня, потому что когда ты понимаешь смысл, рок-н-ролл действует на тебя сильнее". Другие группы по всей России шли по тому же пути, но "все были совершенно оторваны друг от друга", говорит Гребенщиков, благодаря радиопередачам и газетным репортажам он "знал, что происходит в Лондоне, но никогда не знал, что происходит, к примеру, в Москве. Мы были полностью изолированы друг от друга и в каком-то смысле продолжаем оставаться. Я до сих пор не знаю, что происходит в остальных городах России". В музыкальном смысле различия были небольшими - более сильные мажорные аккорды, в отличие от традиционного акцента на минорную структуру, но то, что отличало русский рок - это акцент на лирике. Возможно, это было обусловлено сильными литературными традициями на фоне технической отсталости. Гребенщиков однажды пожаловался в песне: "я устал быть послом рок-н-ролла в неритмичной стране", и говорит, что его страна никогда не была страной ритма, а была страной чувств, с большим уважением как к мелодии, так и к поэтической традиции. "Стоило включить кому-нибудь кассету с русской рок-н-рольной группой, то первое, на что обращали внимание, - это смысл, и в зависимости от содержания отвергали группу или слушали, и только потом оценивали музыку. Когда мы играли, люди часто не аплодировали, потому что прислушивались к словам." После стольких лет безразличия, в конце 70-х государство начало усердно вслушиваться. Ей не понравилось то, что она услышала, особенно в новом русскоязычном воплощении рок-н-ролла. "По мере того, как рок-н-ролл начал развиваться, - говорит Гребенщиков, - он стал более русским по содержанию, а значит, не так далек от политики. Потому что какой бы невинной ни была песня, при желании всегда можно услышать что-то антиобщественное, не было недостатка в тех, кто хотели найти в рок-н-рольной лирике что-то плохое. А потом они решили, что это противоречит советским законам, что это антиобщественно и что мы не невинны, и попытались нас ограничить запретами на все и вся. Хуже всего было в начале 80-х, когда рок-н-ролл стал объектом внимания полиции из-за хулиганства и вандализма. Внезапно мы стали врагами государства, а рок-н-роллом занялся КГБ." Раньше им было неинтересно, у них было много других важных дел, но когда высокие партийные чиновники вдруг решили, что рок-н-ролл представляет угрозу, они послали КГБ. После выступления на рок-фестивале в Грузии в 1980 году Гребенщиков был назван антисоветчиком и уволен с работы, став одним из многих музыкантов, попавших официально под запрет. Такое холодное отношение со стороны власти привело к появлению подпольной звукозаписи, и артисты были вынуждены по-партизански записываться в кустарных условиях, изредка давая нелегальные концерты. Всегда была угроза их срыва из-за полиции. "Это была такая детская игра - полиция делает вид, что занята важным делом, а мы делаем вид, что нам страшно. Хотя для некоторых это была не игра, и многие попали в тюрьму." Охлаждение отношений продолжалось. "Когда ты наедине со своими друзьями и сталкиваешься с могущественным обществом, которое убило несколько миллионов человек, у тебя особо нет выбора, - говорит Гребенщиков, - Поэтому ты просто стараешься держаться как можно дальше от неприятностей. Для некоторых людей это означало перестать играть рок-н-ролл. Для других он был неотъемлемой частью жизни, так что, как и я, все эти люди старались держаться подальше от неприятностей, насколько это было возможно. Альтернативой было стать "советским", а это скучно." Затем, в 1985 году, пришел Горбачев. "Доверия не было, - говорит Гребенщиков, - Он был все лишь очередным, а до него было трое или четверо таких же. Отношение было типа : Интересно, а этот когда умрет?" Никто не мог предсказать гласность и перестройку, тем более их раскрепощающего влияния на тело и дух. Например, маловероятно, что Гребенщикову разрешили бы поехать на Запад для записи, не говоря уже о том, чтобы там жить. Сейчас "Мелодия" выпускает альбомы как российских, так и зарубежных рок-музыкантов; Госконцерт продвигает и платит группам, которые когда-то были запрещены; Гостелерадио играет русский и западный рок. Рок-клубы и кооперативы множатся, и для выступлений больше не требуется одобрение правительства. Даже комсомол, который когда-то исключил Гребенщикова, использует рок для привлечения новых членов. По мере того, как в Советском Союзе исчезают различия между официальной и неофициальной культурой, исчезает и большая часть андерграундного духа и остроты, которые подпитывали русский рок, уступая место прагматике рыночных представлений. По словам Гребенщикова, имея возможность заниматься коммерческой деятельностью, продавая пластинки, многие русские музыканты опасаются, что будут звучать одинаково по-западному - именно то, что, похоже, произошло с Radio Silence, хотя он указывает, что альбом был создан для западных ушей, а не для старых фанов. "В России не нужно теперь быть в подполье, - говорит Гребенщиков, - Ситуация похожа на Запад, где андеграунд означает, что ты делаешь что-то далекое от того, что всем нравится или делаешь это, чтобы привлечь какое-то внимание, потому что ты недостаточно талантлив, чтобы конкурировать с людьми в коммерческом поле. Группы, которые позиционируют свою индивидуальность в противовес истеблишменту, находятся в тупике." Есть также идея новой игрушки: после десятилетий аллегорической, завуалированной и полной намеков лирики русские теперь могут говорить прямо, и это изменило то, как пишутся песни и даже как они исполняются. Возникновение особой молодежной культуры (и молодежного рынка) перекликается с Америкой 20-летней давности, когда молодые люди публично протестовали против непопулярной войны, а харизматичный лидер вызывал в воображении новый дух свободы и возможностей. "Как только преграды убрали и люди оказались не лицом к стене, а одни в поле, они испугались свободы и сказали: Погодите-ка, давайте найдем ближайшую стену, чтобы почувствовать себя героями. Они пошли на многое, чтобы удовлетворить собственное желание быть героями. Они шли на "бой", но никто не обращал на них внимания, и через два-три месяца стало очень скучно, потому что было похоже на состязание: как далеко может зайти человек - горбачевские маски, нагие женщины, голая задница на сцене. Это было скучно, потому что в этом нет смысла." В этом месте он добавляет, что секс остается тематически прерогативой Запада. "Русская культура вообще не имеет отношения к сексу, - смеется Гребенщиков. Никто не сможет понять песню с сексуальным подтекстом, как в черной музыке и рок-н-ролле, в основе которой был бы секс. Я не могу представить, чтобы русская рок-н-рольная песня была основана на сексе - у нас просто нет для этого языка, да и не нужно, потому что русские - другие, и это то, что нас отличает. Русские писатели предпочли бы заняться философскими или политическими темами." Richard Harrington, July 16, 1989https://www.washingtonpost.com/.../b1050f9c-1d62-4839.../ Перевод: Андрей Адвайтов