Невольный каменщик Когда встречаешься с человеком из другого измерения, ломаются стереотипы и концепции, заготовленные вопросы становятся бессмысленными. Как у Гафта в старой эпиграмме: «Конечно, я не понял ни черта, но было ощущенье колдовское»… Всеволод Гаккель -- виолончелист легендарной группы «Аквариум», основатель первого в России независимого музыкального клуба ТаМtАm, организатор фестивалей, писатель... -- Hackel – каменщик по-немецки. Строительством чего занимаетесь? -- Выступаю в качестве краеугольного камня. Красивая метафора. Если говорить о строительстве, о каменщиках и плотниках... Чем я занимаюсь? Чем только не... Я по-прежнему сохраняю кресло в Меншиковском фонде, который, к сожалению, так ничего и не сотворил, эта деятельность виртуальная, хотя висит бронзовая табличка c именем патрона сэра Пола Маккартни. -- А реальная? -- Я по-прежнему вовлекаюсь в какие-то музыкальные процессы, участвую в организации концертов в качестве продакшн-менеджера. Вот сейчас буду работать на концерте Сержа Танкяна из группы System of a Down. А от английского концертного агентства Charmenko я получил новое назначение на должность chaperone, в английском словаре это звучит как «дуэнья» – как правило, это пожилая дама, которая сопровождает барышню во время путешествий. В такой роли я и буду выступать во время короткого тура Пи Джей Харви в Москве и Петербурге. Я просто буду ее сопровождать. Буду ее шаперонить, что больше похоже на шпионить. Звучит вульгарно немножечко. Также по-прежнему я начинаю новый сезон на теннисном корте. -- Не кажется ли вам, что теннисный корт представляет некоторое аллегорическое обобщение? Законченная картина нашего мироздания: две половинки, которые никогда не встретятся, странно вооруженные, а под ногами – то трава, то земля, они на ограниченной территории, обезличенные любопытные взгляды извне... -- Ты так красиво все обрисовала… Но это твоя ассоциация. У меня это – нечто иррациональное. То есть не подлежит никакому логическому объяснению. Почему это сопутствует мне по жизни вот уже почти двадцать лет? Я даже пытался книжку по этому поводу написать. -- Получилось даже. («Аквариум как способ ухода за теннисным кортом» -- О.К..) -- В принципе я все вещи делаю так, в них этот элемент иррационального... Сама кульминация может быть в других вещах, они более видимые. Ну, там, вовлечение в какой-то музыкальный бизнес, сферу, сейчас уже никого не удивляющую. Опять-таки, почему я это делаю вместо того, чтобы самому играть? Понимаешь, в чем пьеса абсурда? Двадцать лет, как я вышел за пределы прославленного коллектива... -- Вообще нет желания играть? -- Я не достиг того уровня владения инструментом, который позволил бы мне играть раскованно. Хотя у меня есть понятные мне ощущения формы. И в принципе, когда я играю, я хорошо ощущаю контрапункт и всегда найду какую-то струйку -- могу уйти в сторону, вниз, где-то вылезу и, как мне кажется, всегда попаду в структуру песни. В частности я сейчас по-прежнему играю с Optimystica Orchestra, который выступает очень редко. -- Одиночество – безусловная категория существования или к нему приходишь путем проб и ошибок? -- Я себя не могу считать одиноким, потому что у меня есть дочь, с которой я провожу очень много времени. Хотя она живет со своей матерью, мы видимся практически каждый день. Но в то же время я один и чувствую себя в этом состоянии достаточно комфортно. Я это одиночество начинаю ценить. Особенно потому, что по-прежнему страдаю от переизбытка общения с бесчисленными старыми друзьями. По счастью, сейчас этого стало немного меньше. -- Музыка может быть океаном, ручьем, капелью, вселенской гармонией – с одной стороны, комфортом, ритмом, саунд-треком – с другой... -- Она перестала для меня иметь то значение, которое имела в юности, когда я был абсолютно ей предан. Я слушаю, как некий ambience. Я очень хорошо себя чувствую в тишине, без музыки вообще. Иногда она служит средством общения. Иногда вдруг просто на что-то наткнешься из того, что ты давно не слушал. И вдруг, просто достав пластинку, посмотрев на ее конверт... Бывают какие-то моменты, тебя останавливающие. Но музыка в целом… Я прекрасно без нее обхожусь. -- Кто такой артист? -- Есть, наверное, несколько категорий артиста. Есть прирожденный артист – это его стихия, он создан для сцены, он завораживает любого зрителя, слушателя. Но есть позиция независимых музыкантов, которые не хотят быть артистами, не хотят, играя для людей, инфанировать. Вот эта позиция мне наиболее близка. Если то, что делает группа, вдруг обращает на себя внимание и она приобретает свою аудиторию – слава богу, очень хорошо. Но любые механические средства, которые используются для расширения аудитории, для того, чтобы эту аудиторию ублажить, мне кажутся неприемлемыми. Как то, что мы уже давно имеем с видеоклипами. Этот чисто рекламный прием постепенно стал нормой, и теперь музыку не слушают, а смотрят. -- Чем музыкант должен зарабатывать – тиражированием, гастролями? -- В действительности получается, что только этим. Но я считаю, что человек не должен непременно становиться профессионалом. Не в смысле владения инструментом, а в смысле отношения к тому, что ты делаешь, как к работе, порой изнурительной. Все-таки музыка – это игра. Она стала для многих профессиональным занятием, но я считаю, что музыканты должны играть в игру. По крайней мере мне было интересно до тех пор, пока мы относились к этому как к игре, увлекательной, занимательной, приятной, красивой. Тем более, когда что-то начинает получаться, и события развиваются сами по себе. -- Иногда разнузданный пиар создает искаженное, гиперболизированное представление об артисте и его творчестве, прикрывая собой беспомощное существование… -- А иногда бывает совершенно бездарный пиар талантливых, состоявшихся музыкантов. Не должно быть такого хамского отношения к музыканту, к артисту, к кому бы то ни было. Это все от убогости нашего бытия, от желания получить как можно больше денег. -- Процесс созидания, подмененный в наше время на бизнес-план, стремительно меняет историческое лицо города. Что это -- естественный процесс, безысходность нашего времени, деградация человеческих ценностей? -- Я не думаю, что это время особенно отличается от других времен и испытаний. То, что происходит сейчас, достаточно закономерно. Если у нас когда-нибудь все-таки будут достигнуты те степени свободы и демократии, которых сейчас вдруг стало не хватать, то мало что изменится. По мне, пусть будет все так, как оно идет. От меня ничего не зависит, и от этих людей, которые сейчас генерируют общественные процессы, тоже. Дай бог, чтобы когда-нибудь город достиг баланса с самим с собой, а человек – с тем местом, где он живет. -- Историческая родина... Место, куда хочется приходить постоянно... -- Для меня историческая родина – это дом, в котором я родился и живу по сей день. У меня есть свои маршруты, по которым я могу бездумно гулять. Почти прямая линия от моего дома к Дворцовой площади и куда-то дальше, к Новой Голландии, есть такие прострелы. Или в другую сторону – к Смольному, за Таврический сад. Раньше не было набережной около Охтинского моста, был просто спуск к воде, дикий берег и даже маленький пляж. Это место называлось Пески. Во времена оны там, прямо на берегу Невы, за Смольным, мы провели маленький фестиваль. И у той группы, в которой я тогда играл, даже была песня «Пески Петербурга». Но сейчас нет расслабленного прогулочного состояния, я, как правило, куда-то мчусь, пребывая в суете, либо гуляю с дочерью, которая пока еще не открыла свой город. -- Как по-вашему, являемся ли мы тем, что или кого едим? -- Это кто-то из философов древности провозгласил: человек есть то, что он ест. Позже Спиноза или еще кто-то сказал: человек есть то, что он читает. Сейчас говорят: человек есть то, что он смотрит по телевизору. Если провести какую-то параллель со всем этим, то человек есть то, что он говорит. Человеку было дано слово, и оно не могло быть неправильным, искажающим суть вещей. Человек не мог лгать, злословить, лицемерить. Но он утратил эту способность.
ТЕКСТ: ОЛЬГА КУЗНЕЦОВА http://www.nanevskom.ru/?page=dynamic§ion=8&article=144&search=1
ФОТО: ВАЛЕРИЙ СОРОКИН
Дополнительные ссылки: Персона: Гаккель Всеволод Яковлевич