1984 конец апреля. Первое интервью БГ Джоанне Стингрей. Событие. Справочник

На данный момент интервью опубликовано полностью. Окончательный текст интервью взят из книги "Русский рок: История. Фотографии. Интервью. Документы". Перевод Александра Кана

Петербургское интернет-издание «Фонтанка» "эксклюзивно публикует фрагмент книги Джоанны Стингрей «Стингрей в стране чудес». Это первое интервью американской певицы и продюсера с советским рокером: БГ рассказывает, как государство опекало «несогласных» в 1984 году".

1984 — не только название знаменитого романа Джорджа Оруэла о «прелестях» тоталитаризма. Для рок-н-ролла это ещё и год, когда начал строиться культурный мост между независимыми музыкантами СССР и США. Произошло это благодаря американской певице, актрисе и продюсеру Джоанне Стингрей. 35 лет назад она впервые посетила родину «Аквариума», «Кино», «Странных игр» и других ныне легендарных коллективов. В первый же приезд по совету друзей отыскала Бориса Гребенщикова и сделала с ним интервью. Фрагмент этого знакового разговора «Фонтанка» публикует с разрешения издательства «АСТ», которое готовит к выпуску книгу «Стингрей в стране чудес». В неё вошли не только интервью с культовыми рокерами, но и воспоминания автора. Интервью воспроизводится в редакции издательства «АСТ».

Джоанна Стингрей: Как появилась ваша группа?

Борис Гребенщиков: Группу мы вместе с моим школьными другом (Анатолием Гуницким - прим. автора) организовали в 1972 году У нас не было настоящих инструментов, не говоря уже об усилителях, но нас это мало волновало. Мы начали писать собственные песни и поняли, что нам нужна группа. Вокруг нас стали появляться какие-то люди, в том числе и музыканты - так это все и случилось. Никто никого ни о чем не просил - просто друзья, друзья друзей умели играть, и так у нас собрались приличные музыканты.

Борис: Когда мы играем акустически, то обычно 3-4: акустическая гитара, виолончель, перкуссия и флейта - в зависимости от того, как чувствует себя флейтист, насколько он пьян. Если же мы играем электрически, то к темже четырем присоединяется электрогитара, барабаны, бас-гитара и иногда клавиши и/или саксофон.

Борис: Да, я пою и играю на акустической гитаре.

Борис: На 99% песни мои, но аранжируем их мы все вместе. Я приношу идею - играю тему, мелодию, предлагаю тот или иной вариант, затем мы начинаем репетировать - когда мы репетируем. Хотя обычно мы не репетируем.

Джоанна: Ты бы уехал из страны, если бы была такая возможность?

Борис: Мне кажется, то, что я делаю здесь, нужно людям. Им нужно то, что мы делаем, и если мы не будем этого делать, то этого не будет делать никто. Мы только сейчас начинаем создавать для себя место в структуре общества. Очень жаль, что раньше для таких, как мы, такого места не было. Раньше было как: ты либо подстраиваешься под то, как живут и как существуют остальные, либо остаешься верен своим принципам, делаешь то, что хочешь и что считаешь нужным, но тебя никто не слышит. Сейчас мы растем, и вместо того, чтобы останавливать нас, — хотя, хм, остановить нас они могут в любую минуту…

Борис: Они могут посадить нас в тюрьму или еще что-то в таком же духе, хотя сейчас уже это маловероятно. Они были бы не прочь, если бы у них появилась причина это сделать, но причины нет. И все же мы делаем нечто абсолютно противоположное тому, что существует в официальной культуре. Лет 15 назад такое было бы невозможно.

Джоанна: А почему это стало возможно сейчас?

Борис: Потому что никто толком не понимает, что происходит. Никто не знает, какой будет следующая официальная линия в искусстве, поэтому на всякий случай они позволяют существовать всему понемногу. Но мы не хотим ограничиваться немногим, мы хотим расти все больше и больше.

Джоанна: Как люди могут услышать вашу музыку?

Борис: Мы были одной из первых групп в России, которая стала записывать собственную музыку и издавать ее на магнитной ленте. Магнитофоны в стране есть почти у всех. В 1980 году мы стали записывать альбомы и делать для них специальные обложки. Каждая пленка, которую я кому-то дарю или продаю, переписывается и переписывается, и таким образом музыка распространяется по всей стране. Я сейчас получаю письма со всей страны, даже из таких отдаленных мест, как Хабаровск в Восточной Сибири или Владивосток на Тихом океане. Люди слушают нашу музыку, особенно молодежь. О нас знают все больше и больше, и мне ужасно интересно, куда в конечном счете приведет нас эта игра, потому что на самом деле это игра. Мы делаем свое дело, а власти, с одной стороны, пытаются нас приглушить, с другой — привлечь к сотрудничеству. Власть не представляет собой больше единое целое, и у нее нет единого мнения ни по одному вопросу. У нас есть сторонники, есть и противники. До сих пор мы умудрялись как-то выживать, и это ужасно забавно — сейчас мы превращаемся в настоящих рок-звезд: мы популярны, у нас просят автографы, с нами фотографируются, но никаких денег мы по-прежнему не получаем.

Джоанна: Это представляет для вас проблему?

Борис: Не то чтобы уж очень. Если начинаешь думать о деньгах, то перестаешь думать о том, что ты делаешь. Мы как-то вырыли себе нишу в этой стене и умудряемся в ней выживать.

Джоанна: А как обстоит дело с концертами? Где вы играете и как это все организовано?

Борис: У нас теперь, последние пару лет, есть довольно забавная организация. Называется она рок-клуб. Входят в нее только любительские, самодеятельные группы, и она пользуется поддержкой КГБ.

Борис: Да, но, конечно, неофициально. Это своего рода профсоюз непрофессиональных рок-музыкантов. Все профессионалы здесь играют полное дерьмо — стопроцентное дерьмо, ну а непрофессионалы пытаются экспериментировать.

Борис: Они выдают разрешение выступать. Для каждого выступления нужно заполнить кучу бумаг, и тогда нам дают разрешение. Но, по крайней мере, мы можем играть. В рок-клубе также можно взять на концерт инструменты, хотя что-нибудь стоящее получить там почти невозможно.

Джоанна: Вы должны представлять тексты песен на утверждение?

Борис: Конечно! Их все проверяют. Но, опять-таки, система работает очень забавно. Они обращают внимание только на тексты. Музыку можно играть какую угодно.

Джоанна: А что произойдет, если вы представите им тексты, они их утвердят, а потом во время концерта вы споете что-то совершенно другое?

Борис: Я делаю так постоянно. Чаще всего никто просто не обращает внимания

Джоанна: А люди из КГБ присутствуют на концертах?

Джоанна: Ну а ребята из публики - они их не боятся? Они могут танцевать или как-то иначе бурно реагировать на музыку?

Борис: Они могут реагировать, но только оставаясь на своих местах. В противном случае к ним подойдет админитратор или милиционер, или еще кто-нибудь, и их могут вывести из зала.

Джоанна: Сколько человек обычно на концерте?

Джоанна: А как зрители узнают о концертах?

Борис: Нет. Организация, которая предоставляет место для концертов, продает билеты и получает всю прибыль. Мы не получаем ничего, так как мы не признаны официально.

Джоанна: А вы обязаны организовывать свои концерты через
рок-клуб?

Борис: Да, именно так. Но иногда мы проводим подпольные концерты.

Борис: Не в зале, а у кого-то дома или что-то в таком духе.

Джоанна: Вы можете играть в других городах?

Борис: В принципе, мы можем играть где угодно.

Джоанна: То есть игра, о которой ты говоришь — что вы пытаетесь стать все больше и больше, — смысл ее в том, чтобы понять, что, собственно, произойдет, когда вы станете по-настоящему большими. Либо они попытаются вас прижать, либо…

Борис: Нет. Чтобы мы начали играть то, что их будет устраивать. Многие наши друзья, которые раньше были андеграундными группами, получили приглашение от официальных организаций, стали официальными музыкантами и играют музыку, которая устраивает власти.

Борис: Время от времени. Время от времени они могут сделать всё. Иногда они проверяют, иногда нет, иногда письма до меня просто не доходят. Все это абсолютно непредсказуемо. Они совершенно непредсказуемы.

Борис: У меня телефона больше нет, но телефон моей матери прослушивают.

Джоанна: А как мама относится к тому, что ты делаешь?

Борис: Пару лет назад ей начало это нравиться. Все оказалось куда значительнее, чем она могла предполагать.

Джоанна: То есть теперь она тебя поддерживает, подбадривает?

Борис: Не то чтобы подбадривает, в этом я не нуждаюсь, но она стала нашим поклонником. Приходит на все концерты и постоянно слушает нашу музыку.

Борис: Да, и если десять лет назад все довольствовались тем, что слушали западный рок и старались его копировать, то теперь люди все больше понимают, что они могут петь по-русски и записывать свою собственную музыку. И хотя качество оставляет желать лучшего, все равно это записывается. 10 лет назад об этом никто не смел думать или даже мечтать. Сейчас во всех городах России люди начинают записывать свою музыку и распространять ее среди слушателей. Я слышал группы из самых невообразимых мест в Сибири. Музыка у них не всегда оригинальная, но они пытаются делать что-то свое, и качество растет. Десять лет назад вопрос стоял о том, чтобы десять групп из Москвы и Ленинграда могли попасть в систему и стать профессионалами - то есть получить профессиональный статус и начать зарабатывать деньги. Сейчас это больше никого не волнует. Все играют, и всезаписываются. Ситуация напоминает то, что происходило в Англии в 1976-77 годах (БГ имеет в виду вызванный панком невероятный всплеск независимых фирм грамзаписи в Британии во второй половине 70-х годов - прим. переводчика). Все понимают, что они могут делать то, что хотят. Все это довольно забавно, так как из этого может вырасти много хорошего. Человек начинает слушать музыку, затем начинает играть и пытается подражать тому, что он слушает, затем начинает создавать что-то свое. Начинает выступать перед все большим и большим количеством людей.

Имя его становится все более и более известным, он заряжается энергией от публики и начинает думать о том, что он из себя представляет, каков его образ, начинает думать о себе. Обычно люди не думают, они делают то, что им положен делать. А я надеюсь, что процесс создания музыки изменит их способ мышления. Раньше они просто пытались подражать. У вас были хиппи, и у нас появились хиппи, у вас были панки, и у нас появились панки. Но я считаю, что это может измениться, что молодые люди будут пытаться понять, что они, собственно, из себя представляют, что они хотят делать в жизни, как они хотят это делать. Они таким образом откроют себя для самих себя - и начнут жить! Вот на что я надеюсь - пробудить их, освободить их для их же собственной жизни.

Джоанна: Ты сказал, что КГБ предлагает деньги андеграундным группам, понуждая их играть «правильную» музыку…

Борис: Понимаешь, КГБ в данный момент лучшая официальная организация в этой стране, в том смысле, что они знают всё, что происходит, и понимают, что происходить это будет так или иначе. И сейчас, пока это остается на полуофициальном уровне, они могут хоть немного это контролировать. И что на самом деле в интересах страны позволить всей этой молодой музыке и молодой энергии выплеснуться. Потому что страна задавлена, никто ничего не хочет делать — ни рабочие, ни правительство, никто. Никто ничего не хочет, а молодые люди начинают понимать, что они чего-то хотят, они хотят кем-то стать, они не хотят всю свою жизнь пребывать в забытье — каждый вечер напиваться, каждое утро идти на работу, и так день за днем, день за днем. А причина такой ситуации в том, то наверху никто не хочет ничего менять. Они с удовольствием доживут так свои дни — жизнь у них хорошая, все они наверху. Они хотят жить так же, как жили всегда. Они не хотят никаких перемен. Но кое-кто в КГБ и в других организациях начинает понимать, что это не лучший способ руководить и что, может быть, есть способ получше. Когда будешь текст редактировать, постарайся не упоминать КГБ так часто.

Джоанна: Потому что они ведут себя нормально и стараются помочь?

Борис: Да нет, конечно, они не ведут себя нормально. Везде одно и то же дерьмо.

Джоанна: Наверное, потому, что сейчас они ведут себя так, будто стараются помочь, а потом вдруг опять начнут давить.

Борис: Все зависит от того, кто сейчас наверху. КГБ совершенно не думает о том, как нам помочь. Они просто пока не мешают. Контроль — это единственное, что их интересует. Знать, что происходит: кто что говорит, кто что думает и кто что делает.

Джоанна: Но что будет, когда все это слишком разрастется?

Борис: Они всегда могут человека убрать — так или иначе.

Джоанна: Ну а что будет с «Аквариумом»? Вы самые известные — что с вами будет?

Борис: Я не знаю, что с нами будет, — это всегда непредсказуемо. Сейчас пока нас хотят включить в систему. Пытаются с нами ужиться, потому что если нас убрать, то многим молодым людям это сильно не понравится, и они уже начнут делать вещи и вовсе наперекор желанию властей. Вот они и пытаются через нас как-то контролировать молодежь, потому что пока наши желания совпадают. Они хотят, чтобы не трогали их священных коров. Чтобы не пели о политике и не употребляли нецензурных слов. Чтобы мы вели себя тихо. Вы делайте что хотите, и мы вас не тронем. Только делайте то-то и то-то.

Джоанна: Ну и как, легко вам делать то-то и то-то?

Борис: Пока легко, потому что я и так к таким вещам и близко не подхожу и не хочу подходить. Я совершенно не хочу втягиваться во все это политическое дерьмо, как это делали многие до меня. Никакого удовлетворения им это не принесло, потому что легко завоевать популярность, заигрывая с политикой: Восток, Запад и тому подобное. Прославиться можно мгновенно. И что дальше? Неделю тебя послушают, а потом забудут, так как все знают, что ничего все равно не изменится. Как бы то ни было, о политике мы петь не будем — чем меньше ты о ней думаешь, тем меньше она тебя касается. Я хочу, чтобы молодые люди жили вне всего этого.

Джоанна: То есть для тебя главное музыка, а не политика?

Борис: Не столько даже музыка. Музыка — лишь способ выразить то, что я хочу сказать. Слово это затасканное, но мне хочется выразить нечто духовное — чувства, сердце, искренность. Меня интересует исключительно возможность передать это людям, убедить их в том, что они способны на чувство, на искренность, на духовность. И что у тебя может быть Бог.

Джоанна: Ты говоришь, что зрителям во время концерта нельзя вскакивать с мест и танцевать. А как насчет поведения музыкантов на сцене? Есть какие-то ограничения?

Борис: Обычно проблемы начинаются, когда я поддаюсь своему любимому соблазну - разбить гитару на сцене. Это может привести к скандалу. Но если ничего не ломать и не крушить, то тогда можно прыгать, танцевать и безумствовать.

Джоанна: А как зрители реагируют, когда ты разбиваешь гитару:

Борис: Они приходят в экстаз. В такой момент остановить их невозможно, но потом начинаются проблемы - и у них, и у нас.

Джоанна: В Москве, где я провела несколько дней, прежде чем приехала к вам в Ленинград, меня поразило, насколько безжизненно, как автоматы ведут себя люди. Это что, только на улице так? В семье люди проявляют эмоции?

Борис: За закрытыми дверями жизнь такая же, как и везде в мире. Люди делают все, что можно и все, что нельзя. Только на улице, где ты знаешь, что за любой неверный шаг тебя могут арестовать или обыскать, ты ведешь себя осторожно и потому безжизненно.

Борис: Ее привозят с юга России. Она здесь не хуже, чем где бы то ни было.

Джоанна: А сигареты курят практически все поголовно?

Борис: Обычно люди начинают курить, чтобы выглядеть старше, а потом просто потому, что не знают, чем себя занять.

Джоанна: На экскурсии по городу нам показали множество церквей, превращенных теперь в музеи. Много ли в Ленинграде действующих храмов?

Борис: Есть 5-6 действующих соборов и штук 12 небольших церквей. Наверное, 80% церквей закрыто. Ходишь по городу и видишь все эти изуродованные церкви. Это ужасно, и сейчас стране и городу они нужны как никогда - люди начинают просыпаться. Наконец-то, после всего этого долгого сна. Нужно видеть, что происходит во время больших православных праздников - Пасхи или Рождества. Сотни человек собираюстя в церквях.

Джоанна: Кажется полным безумием, что власти не хотят, чтобы люди ходили в церковь, в то время как миллионы людей часами выстаивают в очереди, чтобы попасть в Мавзолей Ленина. Ленин для них как божество. Это такая же религия.

Борис: Да, они пытаются заменить церковть другой верой.

Джоанна: А молодежь сейчас ходит в церковь?

Борис: Сейчас все больше и больше. Люди начинают понимать, что их обманывали, и они хотят понять, что, где и как они могут сделать, чтобы вновь обрести себя.

Джоанна: А неприятностей не бывает, если ходишь в церковь?

Борис: Лет 20 назад это было большой проблемой, и мало кто ходил в церковь или ходили тайком - люди боялись, что из-за этого у них могут быть неприятности. Но теперь все больше и больше людей делают, что хотят - и гори оно огнем.

Джоанна: Ну а, например, в отель к нам ты можешь зайти? Мы, когда заходим, должны предъявить карту гостя.

Борис: Если ты одет по-западному, чувствуешь себя уверенно и просто проъодишь, то тебя не остановят.

Борис: Был женат, но несколько лет назад мы развелись. Теперь я уже четыре года живу со своей невестой Людой, и сейчас она на третьем месяце беременности. Мы хотим пожениться, и на сей раз это будет венчание в церкви. Должно быть прекрасно.

Борис: Она работает два часа в день машинисткой.

Джоанна: А что, многие работают два часа в день?

Борис: Не многие. Но если тыне хочешь, можно и не работать. Можно и так обойтись.

Борис: Я сменил много работ. Работал сторожем, работал в лесу, а сейчас руковожу молодыми музыкантами. Иногда прихожу, слушаю, как они репетируют.

Борис: Я работаю когда хочу. В прошлом месяце я работал один час.

Борис: 80 рублей в месяц. 40 из них уходят моей бывшей жене.

Джоанна: Можно ли сказать, что тебе разрешают работать когда и сколько ты хочешь, потому что, если ты хоть и формально работаешь, нельзя сказать, что ты безработный.

Джоанна: Наш гид говорил, что безработицы в россии нет. Все работают. А когда я хожу по городу, среди дня вижу на улицах сотни людей.

Борис: Ну вот смотри: я закончил университет по специальности "прикладная математика", но я ничего не знаю. Я не знаю, как управлять компьютером, какие кнопки нажимать - и это после шести лет учебы.

Джоанна: А кто и как решает, какой работой ты будешь заниматься? Выбор у тебя есть?

Борис: Пока я учился, мне было неважно, что я изучал, мне просто хотелось еще мять лет такого состояния.

Джоанна: Когда ты работал сторожем, это как получилось? Они тебе сказали: "Ты должен работать, и вот какую работу мы тебе даем", так, что ли?

Борис: Я тогда работал математиком в социалогическом институте, "Аквариум" съездил на выходные на фестиваль, где нас окрестили первой панк-группой в России. Нас вышвырнули с фестиваля, и когда я вернулся в Ленинград, меня уволили с работы.

Джоанна: Они объяснили это твоим участием в группе?

Борис: Да, по всем адресам было разослано письмо, в котором говорилось, что группа "Аквариум" играет антисоветские произведения, что они выродки советской музыки и враги народа номер один. Когда меня уволили, я стал свободным человеком и чувствую себя с тех пор прекрасно.

Джоанна: Когда мы ехали сюда, нам говорили, что едем мы вовсе не для того, чтобы общаться с русскими, потмоу что их соседи или знакомые могут донести на них властям и у них будут неприятности. Это правда?

Борис: Да, мои соседи половину времени регулярно доклыдвают в милицию, что ко мне приходят американцы, а вторую половину просят у меня записи, чтобы послушать мою музыку.

Джоанна: А панковскую прическую ты можешь себе сделать?

Борис: Да, некоторые люди так и делают, но мне в таком виде невозможно будет ходить по улице. Меня сразу арестуют. На рок-фестиваль я, возможно, выкрашу волосы в белый цвет.

Джоанна: А потом обратно вернешь нормальный цвет?

Борис: Да какая разница! Главное - они не будут зелеными, то есть антисоветскими.

Джоанна: На черном рынке можно все купитьН

Борис: Если есть деньги, купить можно что угодно: джинсы, видеоаппаратуру, все, что хочешь.

Джоанна: Есть ли способ для тебя приехать в Америку?

Борис: Абсолютно нет. Сейчас отношения между нашими стрнами плохие, но думаю, что и в лучшие времена меня не выпустили бы.

Борис: Не знаю, теоретически да, но на практике это невозможно, особенно для меня.

Борис: А что говорить по политике? Ничего не может измениться и не изменится. Я уверен, что, если что-то и изменится в стране, то не через политику.

Джоанна: Кто-то мне как-то сказао, что о том, что происходит в стране, можно судить по ее музыке

Борис: Да, верно, это древнекитайская поговорка.

Джоанна: А как устроены школы? Я слышала, что дети идут в школы по месту жительства и классовые различия, обеспеченность родителей роли не играют.

Борис: Дети дипломатов обычно идут в специальные школы - английские, испанские или математические. То есть классовые различия существуют. В обычных школах обычные учителя и обычные дети, и когда они вырастают, то становятся простыми людьми - работают все время и пьют все время. В спецшколах у детей более широкий круг интересов - поэзия, музыка, другие вещи.

Джоанна: Я слышала, что каждый молодой человек должен прослужить в армии два года. ты был в армии?

Борис: Я в то время учился в университете и по окончании его получил звание офицера. Однако вот уже три-четыре года они пытаются меня призвать. Многие наши друзья не служили, отговариваются всевозможными болезнями - реальными и выдуманными.

Джоанна: То есть отговориться довольно легко?

Борис: Нет, совсем не легко. Нужно пройти кучу обследований, ложиться в психобольницу или нечто подобное.

Борис: В них нет ничего особенного. Это скорее поток сознания, как у Боуи и как когда-то у Дилана. Они о том, что происходит.

Джоанна: Материальные блага тебя ,похоже, не сильно волнуют. Это потому, что здесь почти нечего покупать, или потому, что у тебя мало денег?

Борис: Нет, если у тебя есть деньги, купить здесь ты можешь все, что угодно. Но если все свои силы и энергию тратить на зарабатывание денег, то ни на что больше их не остается. Если больше всего на свете тебя интересуют деньги, то у тебя не будет ничего, кроме денег, потому что когда ты захочешь сделать что-то с этими деньгами, то увидишь, что сил и желаний у тебя больше не осталось. Мне не нужно думать о деньгах, как-то так получается, что все, что мне нужно, люди просто дают мне.

Джоанна: Итак, в России, похоже, у тебя есть возможность жить, не работая, и, полностью сосредоточиться на своем искусстве. В Америке без работы или без дохода прожить невозможно. То, как ты живешь здесь - у тебя есть квартира, ты нормально питаешься и в целом без проблем существуешь, в Штатах было бы невозможно.

Джоанна: Так что, может быть, для того, чем ты хочешь заниматься, здесь не так уж и плохо?

Борис: Может быть и неплохо. Плохо лишь то, что я хотел бы попутешествовать, а они, наверное, боятся, что если я уеду, то не вернусь.

Джоанна: Может быть, они боятся, что даже если ты вернешься, то после того, как ты увидишь жизнь в других странах, ты будешь думать иначе, и это их волнует?

Джоанна: Есть ли среди рок-музыкантов или рок-вокалистов девушки?

Борис: Нет, но я хотел бы, чтобы были. У нас тут пока еще все очень старомодно.

Джоанна: Может быть, ты станешь первым знаменитым русским рок-певцом в Америке?

Борис: Слава меня не очень интересует. Я хотел бы убрать границы во всем мире. Я просто хочу быть человеком.

О том, что книга воспоминаний американки о позднем СССР и её друзьях ленинградских рокерах будет издана в России, сама Джоанна Стингрей «по большому секрету» рассказала «Фонтанке» в мае 2018 года.

Музыкальный критик Артемий Троицкий ранее выразил уверенность, что история Стингрей в России однажды будет экранизирована. «Она фантастический персонаж. Надеюсь, что про неё когда-нибудь в Голливуде снимут классный фильм. Это будет более чем заслуженно», — сказал Троицкий «Фонтанке».

В конце марта Джоанна Стингрей снова посетит Россию, чтобы презентовать свою книгу «Стингрей в стране чудес». Презентация в Петербурге пройдёт 30 марта. В Москве — 1 апреля.

Подготовил Николай Нелюбин, специально для «Фонтанка.ру»

No documents found

У Вас есть что сообщить составителям справочника об этом событии? Напишите нам
Хотите узнать больше об авторах материалов? Загляните в раздел благодарностей