Записано 5-го, в эфир вышло 9 сентября. В студии BBC: Сева Новгородцев, Леонид Владимиров, Алексей Леонидов, БГ и Ирина Титова. А.Леонидов вручил БГ только что вышедшую на "Лео рекордз" пластинку "Безумные соловьи русского леса".
Сева: Добрый вечер, друзья. Для начала - короткая байка. Есть в Ленинграде такие люди - митьки. Приходит к митькам журналист с магнитофоном. Они его спрашивают: "А ты к интервьюшечке хорошо подготовился?" "Хорошо, - говорит журналист, - вот у меня и список вопросов намечен". "Да нет, - говорят ему митьки, - не про эту подготовку мы спрашиваем. Ты на угол-то ходил? В магазин сбегал? Купил чего надо?" Так вот, довожу до вашего сведения, что в магазин мы сбегали, чего надо купили, но к интервьюшечке совершенно не готовы - вопросы у нас не намечены. Почему? Человек, который у нас сегодня в гостях, - не знаем, о чем его спрашивать. С одной стороны - о нем все известно, с другой стороны - неизвестно ничего. Не буду вас более томить, что в гостях у нас Борис Гребенщиков - человек для любителей рока давно и хорошо известный. А так же Ирина Титова, которая ездила с "Аквариумом", начиная где-то с мая в этом году по разным заграницам и, поэтому, со своей стороны, может кое-что рассказать. Разрешите с вами, дорогие, чокнуться за встречу.
Леонид Владимиров: Сева, вам не кажется, что они свалились как снег на голову, потому и вопросов нет?
Сева: Все это произошло, конечно, очень быстро. Вы здесь проездом, как я понимаю?
Борис Гребенщиков: В общем, к несчастью, да. Я бы с удовольствием тут больше времени проводил.
Л.В.: Понравилась Англия?
Б.Г.: Я очень люблю Англию и всегда любил.
Л.В.: А это не первый приезд?
Б.Г.: Четвертый...
Л.В.: Четвертый. И не только Лондон видели, а и окружение некоторое?
Б.Г.: Практически я был только в Оксфорде и под Оксфордом, в какой-то замечательной маленькой деревне...
Л.В.: Да. Ну, тут еще кое-какие места на острове остались...
Алексей Леонидов: Слышали бы в Кембридже, здорово обиделись.
Б.Г.: К счастью, они нас не слышат.
Сева: Завтра концерт, как я понимаю?
Б.Г.: Да.
Сева: Мы записываем программу во вторник в связи с тем, что Борис проездом, буквально здесь на два дня и в среду состоится концерт, а передача выходит в конце недели, как обычно. На концерте мы еще не были, рассказать не можем, но опыт концертов какой-то есть? Ведь этот за границей далеко не первый.
Б.Г.: Мы только что проехали по всем Соединенным Штатам. Из-под Нью-Йорка и вокруг Нью-Йорка, через всю Америку до Лос-Анджелеса и Сан-Франциско. Но это, правда, не совсем "Аквариум". Я сразу вмешаюсь, потому что это группа, набранная в Нью-Йорке. Но по чудовищности подбора - это не менее нелепо, чем "Аквариум". А, собственно, от "Аквариума" только я и Сашка Титов, басист.
Сева: А как вот обычно, когда музыкантов нанимают, проводят прослушивание - сидит человек в кресле, с сигарой и говорит: "Этот мне не годится, тот мне не подходит...".
Б.Г.: Ну практически так, только я сидел с "Беломором" и не в кресле, а на сцене. И просто мы выбрали тех людей, которые мимо проходили, практически...
Сева: По знакомству, кто-то посоветовал?
Б.Г.: В общем, да. У нас в Нью-Йорке одна очень хорошая знакомая, шаман. И вот в основном группа подобрана из людей, которые с ней когда-то где-то играли.
Л.В.: Но минуточку! Это все музыканты из России или американцы?
Б.Г.: Нет, это...
Сева: ...по советам шаманки...
Л.В.: Американцы?
Б.Г.: Да. Ну, как американцы - один из Израиля... Два негра - один из Луизианы...
Л.В.: Не из России, короче?
Сева: Вот-вот. Пару слов о составе. Один из Израиля, два из Луизианы...
Б.Г.: Один из Луизианы, другой - не знаю, откуда, Стив Скейлс.
Сева: А негры на чем играют?
Б.Г.: Делмар - он играет на клавишах. Только что со Стингом оттрубил два года подряд.
Сева: Музыканты у Стинга были очень хорошие...
Б.Г.: Ну вот, как раз потому я его и взял.
Л.В.: Его Делмар зовут?
Б.Г.: Да, Делмар Браун.
Л.В.: Замечательно. У меня, когда мой мальчишка учился в Лондоне в школе, у них было тогда 75% негров. Мы жили в таком районе. И самый главный был Делмар. Это был самый сильный, самый могучий... Когда я его увидел, это был вот такой негритенок.
Сева: Ну, у Бориса тоже самый главный - негр.
Ирина Титова: Наш Делмар тоже невысокого роста, но очень сильный, энергичный.
Сева: Да, а еще какие музыканты?
Б.Г.: Стив Скейлс играет на всем ударном. Ал Берман, израильтянин, сваливший из Израиля, чтобы в армию не попасть, кстати. В Израиле хуже, чем в России с армией...
Сева: В каком смысле?
Л.В.: Армия лучше, а с армией хуже. Все служат. И мальчики, и девочки.
Б.Г.: Да, более того, у них это считают за честь.
Сева: Абсолютно, да.
Б.Г.: А Ал как человек разумный...
А.Л.: Там пацифисту особенно трудно...
Б.Г.: Там очень сложно. Он понял, что ему надо сваливать, как можно быстрее.
Сева: ...и закосить там трудно...
Б.Г.: Да, и закосить вообще невозможно.
Сева: Да, ни одного "дурдома" на всю страну!
Б.Г.: Он говорил, что "дурдомы" есть, но все заполнены.
А.Л.: "Дурдомы" есть, мест нет!
И.Т.: Профессионалы в них...
Б.Г.: Ну вот последний гитарист - из Нью-Йорка, такой Грю Зинг, очень странное имя. Он такой, смешной гитарист, в общем, в ляпинском стиле играющий, только меньше.
Сева: Пришлось ли им показывать старые фонограммы, чтобы они как-то воспроизводили. Или оркестровки делали уже в соответствии с новыми музыкантами?
Б.Г.: Не-а. Мы практически, ну, зная вещь, мы просто переделывали их так, чтобы нескучно было играть.
И.Т.: А также было очень мало времени для репетиций.
Б.Г.: А времени совсем не было. Было три недели, из которых полторы просто впустую пропали.
Сева: Но говорят, что в Америке профессиональный уровень средний очень высокий у музыкантов.
Б.Г.: Так вот это и есть самое чудовищное, потому что все умеют играть, и никто не играет сам от себя, то есть в своей душе, в этом надо очень долго копать, чтобы докопаться до того, где же душа.
Сева: ...потому что он говорит вам: "А в каком стиле? пожалуйста: в таком? в этом?".
Б.Г.: Совершенно верно, это чудовищно.
А.Л.: Буквально как многие советские музыканты.
Сева: Нет, только новое поколение.
А.Л.: Неправда. Я вот помню во Францию Леонид Чижик приехал, был на фестивале и он им говорит: "Кого мне сегодня играть - Кита Джаретта? Или Оскара Питерсона?" Ему говорят: "Как? Нам Леонида Чижика!" Он не ожидал...
Л.В.: В этом я ничего не понимаю. Вот бы послушать, тогда я бы понял.
Б.Г.: Да. Завтра.
Л.В.: Ну сейчас бы чего-нибудь сыграли!
Сева: Выезд за границу - это, конечно, встреча не только с ожидаемым в смысле географии, архитектуры и прочих видов, но и встреча с людьми, о которых слышал и музыку которых слышал. Но встречаешься с ними уже как с людьми. Наверное, таких встреч было много. Ну, во-первых, Дейв Стюарт, продюсер...
Б.Г.: Ну как, у меня набор большой очень новых знакомых: Дейв, Анни, Кейси Хайндесс, Претендерс, Лу Рид, Боуи, Харрисон, ну, не знаю - толпа...
Сева: Но кто-нибудь... Они все в стиле своей музыки люди или кто-то резко отличается от того?
Б.Г.: Нет. Но дело в том, что тут нужно проводить различие всегда. Для меня очень существенно, что часто хочется встретиться с музыкантом, потому что любишь музыканта и хочешь увидеть человека, такого же, как музыкант, а человек-то другой. Потому, что тот, кто играет, тот, кто пишет музыку, - это божественный человек, это то, что внутри, в душе. А человек снаружи - он не обязательно должен соответствовать этому. Мне очень везет, потому что я встречаю тех, кто соответствует. Лу Рид - какой он есть, такой он и есть, даже лучше, может быть.
Л.В.: А битл Харрисон?
Б.Г.: Харрисон - замечательный парень. Я, честно говоря, очень боялся, когда меня к нему Дейв повез, то я боялся увидеть непьющего, некурящего, такого Хари Кришну, немножко овоща, который к тому же имеет коммерческий успех, теперь с новым альбомом. А в итоге, когда к вечеру мы уже и выпили, и погуляли так или иначе, и мы с ним что-то сцепились... Но так, по-дружески. Он говорит, что давай, ты из России, объясни всю правду, что вы там думаете. И мы как-то зарубились по поводу и Хари Кришны, и по поводу всего... У него замечательный трезвый взгляд на все, очень. В том смысле, что он во все верит, но он принимает это с долей соли, небольшой. То есть он ничего не принимает так, идеалистически, с широкими глазами. Он говорит, что да, вот эта штука, по-моему, работает, для меня она работает.
Сева: Сейчас заграничная жизнь, частично, - уже пройденный этап. Есть впечатления, есть память этого. Но был тот период, когда все это находилось в будущем, и когда молодой сердитый Гребенщиков писал песни вроде вот такой - "Кусок жизни".
+ "Аквариум" - "Кусок жизни"
...Мы часто здесь говорим, когда нам попадаются стихи, о том, что поэты действительно часто предрекают свою судьбу в стихах и, как в данном случае, в песне.
Б.Г.: Ну это обязательно, это свойство поэта.
Сева: И кусок жизни этот состоялся для человека, пока он "еще не вышел вон"? Удалось преодолеть это земное притяжение одному из первых и за орбиту таким рок-н-ролльным спутником, описав кривую, приземлиться в СиБиЭсовских Соединенных Штатах.
Б.Г.: Но я, честно говоря, для этого ничего не предпринимал. Это получилось помимо меня. Я, конечно, благодарен судьбе, за то, что такое приключение выпало. Я все рассматриваю как такое сафари.
Л.В.: Я думаю, что вы что-то такое предпринимали - вы пели...
Б.Г.: Я пел не для того, чтобы выехать. Я пел для самого себя...
Сева: Я тут часто, когда мы говорим о том, кого американцы могли бы выбрать... Потому, что американцы решили выпустить пластинку какой-то русской рок-звезды, как они называют. И когда они всю эту музыку прослушали, они интуитивно выбрали человека, который по своей подготовке языковой, культурной и прочей ближе всего к ним был психологически. Было такое ощущение или нет? Они приехали, поговорили с Гребенщиковым. Гребенщиков знает там и про дзен-буддизм, и про все, что положено знать рок-звезде его поколения и возраста.
Б.Г.: Да нет, все было более халявно гораздо. По-настоящему, по-русски...
А.Л.: Сева, Вы же помните, вот у нас был Александр Кан и он вот говорил, что... Он вообще эту тему отказался обсуждать, сказал, что по-другому просто быть не могло! Что уж если кому-то и было суждено выехать, так это Гребенщикову.
Б.Г.: Мне дико смешно, как мы серьезно все это говорим, потому что я представляю себя сидящим в России и слушающим записи того же товарища Севы Новгородцева...
Сева: Ага...
Б.Г.: Это все из России воспринимается по-другому. Это дико интересно, потому что это другой мир и тут мы сидим, обсуждаем, как Алик Кан тут был и что-то еще. Я хочу сказать тем, кто в России это слушает, что главное непонимание, которое у нас в России существует, что заграница - это другой мир и что люди, которые уехали за границу надолго или ненадолго - другие люди. Вот это - полное вранье. Ничего подобного. Это люди - те же, может быть чуть-чуть более сохранившие себя иногда. Часто очень, по крайней мере. Я очень боялся встречаться с эмигрантами, в Нью-Йорке в частности.
Сева: Из-за чего?
Б.Г.: Ну, когда я встречаю водителя такси, русского, я стараюсь разговаривать по-английски, потому что я их боюсь. Потому, что мне сразу мерещится Брайтон-Бич - чудовищная страна Одесса. Мне становится плохо, мне хочется спрятаться. Делая вид, что я из Пуэрто-Рико или откуда-нибудь еще.
Л.В.: Боря, а вы все-таки на Брайтон-Бич были?
Б.Г.: Я заехал туда.
Л.В.: Я не был.
И.Т.: Это очень потрясающее зрелище.
Б.Г.: Это страшно, страшно... Самый худший, самый темный закоулок Москвы лучше, чем Брайтон-Бич...
И.Т.: Это просто увеличительное стекло всего негативизма, который есть в России.
Сева: Я просто говорю, что зерна, которые на каменистой почве не могли прорасти, упали в навоз и пышным цветом взошли.
Б.Г.: Самым пышным. Так вот. Не все эмигранты такие, как люди на Брайтон-Бич. То есть я встречал замечательных людей...
И.Т.: Наверняка, и на Брайтон-Бич такие есть.
Б.Г.: Они, в общем, более русские, чем очень многие из тех, кого я вижу дома.
Сева: Но мы тут фильмов насмотрелись разных про вас, документальных.
Б.Г.: Делать вам больше нечего?
Сева: Ну, показывают - мы смотрим по теме. Свои же, питерские, интересно. Мы видели лестницу с расписанными стенами и всякие там лестные отзывы фанатов Гребенщикова.
Б.Г.: Есть, к счастью, и нелестные.
Сева: Да, и нелестные. Видели людей, которые там сидели, дежурили. Ведь среди этой аудитории реакции разные на отъезд. Есть люди, которым непонятным совершенно образом каким-то задело инстинктивный патриотизм, может даже вымышленный и мнимый патриотизм. То есть то, что они сами принимают за любовь к Родине. Вот это чувство их как-то задело. Я слышал такие замечания, что, мол, пусть катится в свою Америку.
Б.Г.: Ну так это все построено в основном на том, что он-то катится, а мы-то хотели бы, но нам никак не докатиться.
И.Т.: Это у одних, а другие, они действительно искренне любят и они очень боятся, что Борис уедет и тогда ничего не останется. Для них он действительно кумир и очень многое значит. То есть они искренне переживают и это больно для них. Это уже искренне...
Сева: Но отъезд в Америку навсегда... Вообще, состоится это или нет?
Б.Г.: Нет. Никогда в жизни. Это будет дико скучно. Америка гораздо более скучная страна, чем кажется, во-первых. И даже в любимой мною Англии, боюсь, что вечно я бы жить не смог. У меня сейчас замечательное положение, когда я езжу и туда, и сюда, и набираюсь чего-то в одном месте, привожу в другое и рассматриваю его там, что же получилось. И потом приезжаю домой и смотрю, с чем я приехал домой. Я очень рассчитываю сейчас, как я вернусь через две недели, начать, наконец, новую пластинку записывать Аквариума. Потому, что мы уже два года молчим.
Сева: А материал есть?
Б.Г.: Материала очень много. На две пластинки сразу, но это то, чего не хочется записать.
А.Л.: Двойной альбом?
Б.Г.: Мы это уже играли. Это нечестно. Тут есть кое-что, что мы никогда не играли. Я вот это хочу записывать, Потому, что России сейчас нужно что-то... Собственно, почему я и выехал в Америку, отчасти. Потому, что в России сейчас происходит что-то, что я не могу понять. Из России исчез...
Л.В.: ...никто не может...
Б.Г.: ... в воздухе исчез какой-то витамин, который нас раньше питал. То есть нам не с чем работать. Песни есть, а петь их незачем. Вот это страшно...
Сева: Это опять та самая теория о том, что искусству нужна цензура?
Б.Г.: Нет, дело не в этом.
Сева: Моя теория фонтана, то есть...
Л.В.: Вы хотите сказать, что это прямо как на Западе?
Б.Г.: Но мы всегда работали даже свободнее, чем на Западе!
Л.В.: Я не говорю о том, как вы работали... Я говорю про витамин... Это там сейчас, это почти как здесь? Здесь ведь тоже с витаминами очень плохо!
Сева: Я просто вернусь к этой мысли о фонтане. Когда на воду давление сильно со всех сторон, а дырочка одна - фонтан бьет высоко. И вот как открыли эту дырку, вода просто так: плю, плю, плю, вытекает и вверх не бьет.
Б.Г.: Нет, по-моему, дело все-таки не в этом. Я все-таки надеюсь, что искусство, оно в большей степени зависит от Бога, а не от общества и, поэтому, если есть что сказать, нужно что-то сказать, то это будет сказано. Другое дело, что мне очень сложно стало сфокусироваться последнее время, последние полтора-два года. Мы даже записали практически пластинку где-то в январе, но она так и лежит, и мы ее выпускать не будем, потому что она очень вялая.
Сева: Ведь наш рок питался чувствами в основном не божественными, не созидательными, особенно на ранней стадии. Это была злость, это был протест, это было то, что клокотало, и как только температура клокотания падает, злости уже нет той, а переход на рельсы вот такой какой-то всемирной и вселенской любви еще не произошел.
Б.Г.: Но у "Битлз" это получилось, когда они уже были и богатыми, и известными, у них все было. И они продолжали, однако, несколько лет, все-таки два-три года, уже добившись всего, работать на полную, на стопроцентном творчестве, на полной самоотдаче.
Л.В.: А я по счастью застал этот период уже в Англии. Это было очень интересно...
Б.Г.: Я могу себе представить...
Л.В.: Очень интересно. Каждый раз, когда выходила новая песня "Битлз", об этом объявляли в 6 часов утра, что сегодня вот мы сыграем новую песню "Битлз" и весь город только об этом и говорил...
Б.Г.: Вот это то, как раз, на что я настроен. Это то, как должно быть на самом деле.
И.Т.: Это - чего бы хотелось.
Б.Г.: Мне с детства хотелось именно этого...
Сева: А практически как это будет осуществляться? Кто будет "кругляки" печатать? Наша "Мелодия" или как-то все это сделается?
Б.Г.: Не-ет, "Мелодия" так нехорошо обошлась с нашей последней пластинкой, с циклом "Равноденствие"...
Б.Г.: Ну они все изменили, изменили обложку, изменили, в общем... не очень хорошее качество...
Сева: А какая должна была быть обложка?
Б.Г.: Все-таки была красивая концепция придумана: и передняя обложка, и задняя, как-то они были в гармонии какой-то...
Сева: У вас был художник там?
Б.Г.: Да, и все было сделано, мы им отдали, они почему-то решили выпустить совсем другое...
Сева: Непонятно почему?
Б.Г.: Да. Но они же не говорят, не отчитываются. И потом мне не очень нравится их отношение вообще, у "Мелодии". Я думаю, что пора что-то с этим делать...
Сева: Ну есть там какие-то независимые объединения, по-моему, зарождаются.
Б.Г.: Да, я знаю. Я пока не видел ни одной пластинки. По крайней мере, когда мы что-то запишем, если мы что-то запишем, даст Бог, то мы это, безусловно, выпустим не на "Мелодии" и, безусловно, опять-таки везде будет. В конце концов, есть лавки звукозаписи.
Сева: Ну уж копию нам пришлите тоже.
Б.Г.: Ну, естественно!
Сева: А пока мы из своего прекрасного заграничного далека, оглянемся назад для нас, для вас вперед, потому что это вас через две недели ждет, и спросим нашу аудиторию словами песни "Эй вы, как живется там?"
+ "Аквариум" - "Песня для нового быта"
Сева: Вы знаете, Боря, одно дело, когда вы пели такие песни изнутри, что "мы в чулане, с дырой в кармане", но когда мы эту же песню крутим из Лондона, то по открытому мною ранее закону происходит внутренняя трансформация, наполнение другим смыслом.
Б.Г.: Угу.
Сева: Это начинает звучать злорадно и кто-то на нас сейчас сидит и обижается. Это я все опять к тем взаимоотношениям с людьми, которым кажется, что их оставили, и что от них уехали. Как вот, так сказать, душевные движения по части своей аудитории какие-то испытываете или нет?
Б.Г.: Ну, как сказать? С одной стороны мне очень нравится раздражать нашу публику, потому что они, уж очень они смиренно все принимают, и они всегда хотят того же самого. До сих пор просят на концертах петь "Мочалкин блюз", и "Козлодоева", и все это... Ну, сколько можно, это позор! Поэтому мне хочется их раздражать и мне очень нравится, что я сейчас с ними говорю из Лондона.
Л.В.: Но, Борь, ведь с другой стороны просят петь "Мочалкин блюз" потому, что так здорово было...
Б.Г.: Да ерунда это...
Сева: ...нет...
Б.Г.: Чего в этом здорового? Это обычная песенка и очень милая. И Бог с ней...
Сева: Продукт был такого вот стеба.
Л.В.: Вот еще один типичный пример того, как художник, артист не может объективно оценить своего творчества.
Сева: Объективно никто не может, даже сам объектив. Вот когда приезд состоится назад, будут ли выступления "Аквариума", чаще, реже? И планируется ли концерты?
Б.Г.: Нет, во-первых, мы будем некоторое время приходить в себя... Не после заграницы, а после долгого периода внутреннего распада. Потому что "Аквариум", реально говоря, гниет уже два года, потому что мы сделали то, что мы сделали. И потом вместо того, чтобы честно распасться, как многие люди делают, мы продолжали. К нашей чести, можно сказать, мы продолжали не потому, что нам денег хотелось (хотя мы деньги стали зарабатывать наконец-то последние год-два). А потому, что не хотелось расходиться. Просто те же люди живут, куда я от Дюшки денусь, если он сидит и играет, и там от Гаккеля или от кого-то еще. Все равно сейчас будем делать вместе. Но очень сложно перестраиваться оттого, что мы должны были сделать и сделали, на что-то, что мы обязаны сделать теперь, но не знаем как. Мы не знаем что, потому что свою программу мы исполнили. Пора перестраивать самих себя и делать что-то дальше. Не то, что можно, а то, что нужно, то, что требует время, то, что Бог требует.
Сева: Есть старая формула, что писатель пописывает, читатель почитывает... И вот сидит человек, сочиняет песни в кругу друзей, а потом оказывается, что он - выразитель дум целого поколения.
Б.Г.: Ну так оно и было. Да, "Аквариум" - это так и было. Я ориентировался на своих, то есть на членов "Аквариума" и каких-то близких друзей, только.
Сева: Я понимаю. У нас аналогия такая - мы дружески говорим с микрофоном, а почему-то разлетается каким-то многотысячным тиражом. Но дело не в этом. Хотите вы или нет, вас в какую-то, так сказать, иконную такую возвели степень...
Б.Г.: Вот это и печально. Это "Аквариум" отчасти и погубило: сложно казаться со стороны святыми, когда мы знаем, что мы - не святые и не какие мы не вершители душ или властители душ, я не знаю...
Сева: А при работе над новым песенным материалом все время надо исходить из, так сказать, первичности своей человеческой.
Б.Г.: Из чувства опасности, которое возникает, когда пишешь новую песню и может получиться полная дрянь, а может получиться что-нибудь стоящее. Я знаю, что если довериться самому себе до конца, то что-то может получиться, а это огромная работа. У меня, вот, некоторые песни к новому альбому, которые могут туда войти, они по два, по три года пишутся, и они не могут написаться, какие-то сложности.
Сева: Боря, возникает вопрос: а что же здесь? Аудитория - не та, язык - не тот. Что же будет?
Б.Г.: Очень интересно работать здесь, потому что, во-первых, это непривычно профессиональные условия, то есть просишь инженера: "Сделай громче" - он делает, а не говорит, что кабель потерялся. Магнитофон включают - он включается и работает, а не ломается. А во-вторых, просто на английском языке можно сказать, выразить какие-то чувства тонкие или оттенки чувств, которые на русском языке просто не существуют.
Л.В.: Ой ли?
Л.В.: Но для этого английский язык надо знать!
Б.Г.: Ну, почему...
Сева: Ну сейчас мы залезем в такие глубины!
Б.Г.: Нет. Очень просто. Это очень интересный вопрос. Я могу показать, что я имею в виду. Например, вся замечательная черная культура, поп-культура, американская особенно, там "get down" - как это по-русски сказать? Невозможно. У нас нет такого понятия, такого чувства.
Сева: В армии у нас есть: "Ложись!" Совсем просто.
Л.В.: Нет-нет. "Get down" - это не "ложись".
Сева: Ну, хорошо, выразить-то можно в конце концов, но как опять же...
И.Т.: Ну, если понятно!
Л.В.: Боря, я хочу сказать, что отныне так на два лагеря и будете?
Б.Г.: Дело состоит в том, что "Аквариум" всегда был, внутри все это сообщество было разбито на два лагеря. Мы писали песни такие, с пристебом, вот как тот же "Мочалкин блюз" (и был огромный цикл всего этого), и писали песни серьезные, которые были слишком серьезные. Потом они сплелись в одно, постепенно. Мы писали песни акустические и писали песни электрические, потом они постепенно сплелись в одно. Теперь я пишу песни на английском и пишу песни на русском. И Бог знает, может быть, это к чему-то приведет!
Л.В.: Вы пишете в оригинале на английском?
Б.Г.: Ну конечно! Песню перевести - это невозможно.
А.Л.: Боря, я думаю, что мы подошли сейчас к самому ключевому моменту. Ведь наверняка так называемая лирика или Ваши слова, Ваша поэзия по-английски и по-русски значат совершенно разные вещи и для аудитории, и для Вас. И Вы, наверняка, вкладываете совершенно иной смысл в Вашу английскую поэзию и в русскую поэзию. Да и место, и роль эта лирика играет совершенно разные. В английском роке и в русском роке.
Б.Г.: Лёш, дело в том, что ведь это я воспринимаю то, что мы делаем и там, и здесь практически как работу приемника, то есть я принимаю что-то, что носится в воздухе, то есть какой-то витамин, которого не хватает и честно стараюсь это выразить. И у меня нет никакой мысли, когда я пишу песни, я просто чувствую что-то и у меня это начинает болеть, и я с трудом это пытаюсь выразить. И получается так, что то, что по-английски пишется и тоже с огромным трудом, не потому, что это английский, а потому, что сложно нащупать. Вот эту точность и честность какую-то. Ведь как американцы подходят к культуре? Они подходят к культуре очень просто: культура началась приблизительно с сорок девятого года, когда "ритм-энд-блюз" вошел в форму, близкую к рок-н-роллу. А до этого ничего не было. А если им сказать про начало века, они вспомнят там Чикаго, гангстеров - все, история человечества на этом кончается и раньше ничего не было. Критики часто пишут: "Гребенщиков использует в песне рифму слова today, у него играет труба практически как у "Битлз" в "Penny Lane". Да господи, боже мой, это Иоганн Себастьян Бах, "Бранденбургский концерт". Они не знают, они не знают, что это такое. И вот мне безумно хочется, когда я в Америке, что-то написать, что будет в струе какой-то мировой культуры, которая всегда была и всегда будет, вне зависимости от Америки. Америка к этому может что-то добавить, а может не добавить. Мне их, честно, просто жалко...
Сева: Я думаю, что лучшей иллюстрацией тех благих намерений может послужить вот наша следующая пластинка, как раз та, что вышла на CBS, одна из песен с нее...
Б.Г.: "Почтовая открытка".
Сева: Да, или по-английски "Postcard"!
+ БГ - "The Postcard"
А.Л.: Знаете, Сева, я вынужден у Вас отбить хлеб. Обычно же вы объявляете...
Сева: Кусочек, пожалуйста, отдам с удовольствием!
А.Л.: А так и Вы же не знаете, что это такое. Самая маленькая фирма грамзаписи в мире и самая независимая "Leo Records" только что выпустила пластинку, которая называется "Безумные соловьи русского леса".
Сева: Сейчас происходит торжественное вручение автору, записана пластинка в содружестве...
А.Л.: Автор сказал: "Господи, с Сергеем Курехиным". Сергей Курехин - Борис Гребенщиков, "Безумные соловьи русского леса". Это замечательная вещь! Сева, посмотрите, что у меня еще есть. Вы же по-фински читаете?
Сева: По-фински нет. По-эстонски.
А.Л.: По-эстонски? Ну да ладно...
Сева: Сейчас попробую что-нибудь изобразить. Значит перед нами журнал, называется "Хельсингин Санномаат" и статья "Гластност ин кулламуру".
Б.Г.: Ну и морды!
Сева: Да? "Борис Гребенчиков оли вейла мутта..." и так далее.
Л.В.: Здорово!
Сева: Да? Вот так-то...
Б.Г.: Задумчивый парень...
Сева: Да? А у меня к вам еще разное... Перед вами газета, называется "Румба". Видели ее?
Б.Г.: Нет.
Сева: Значит, это финны издали с Советским Союзом, точнее с Ленинградским рок-клубом специальный номер. Пока первый и единственный. Разошелся он тиражом в 100 тысяч экземпляров по Союзу. В Союз отдали 95 тыщ.
Б.Г.: Какой класс!
Сева: Да. И вот здесь разное: Стинг, там пятое-десятое. Вот тут "Метаморфозы советской рок-музыки" - статья Троицкого. Фотография: Гребенщиков с Троицким. И так далее. Тут даже ваш покорный слуга интервьюшечку дал, небольшую, на страничку.
Б.Г.: Готовился?
Сева: Но я ведь не для этого принес. Во-первых, есть такая страница, которую я отчеркнул со статьей, которая называется "По-моему, вы все спятили!" Это интервью Александра Градского украинской республиканской газете "Комсомольское знамя".
Б.Г.: Ой, какой класс!
Сева: Вот здесь такие строки, которые я должен вам зачитать, надеясь на вашу реакцию: "Ведь когда человек очень хочет что-то найти, он даже в стуле видит кумира", - говорит Александр Градский. Кто-то захотел найти Бога, скажем, в Борисе. Кто-то искал и находил в Макаревиче. А на самом деле, многие ни петь, ни играть не умеют. И их не станет слушать никто, ни в одном зале, кроме русского". У вас завтра концерт, будут вас слушать в Лондоне?
Б.Г.: Но пока в Америке слушали...
И.Т.: Ну вы-то уж наверняка придете?
Сева: Мы придем, вы нас в список включите на контрамарочку!
Б.Г.: Значит, Саша оказался не прав.
Сева: Да. Вот он дальше говорит: "Что нового у Гребенщикова? У него речитатив, который он, кстати, "позаимствовал" у Дэвида Боуи. И перевел на русский язык. Вы, кстати, "Дайер Стрейтс" слышали? Переведите и вы узнаете многие идеи с альбома Гребенщикова "Равноденствие". Поэтому, когда начинают сравнивать нашу эстраду с западной, нужно заткнуть язык в задницу! Надо уметь играть!". Цитата Александра Градского.
А.Л.: Круто!
Б.Г.: Я думаю, что реакция советской публики на Сашино выступление подтверждает, что он не всегда бывает прав.
Л.В.: Рок, а как благородно!
Б.Г.: Нет, дело в том, что мне ничего не остается, как уважать его точку зрения. Все-таки это точка зрения человека, он к ней пришел, он ее выстрадал, у него очень сильный голос, он его очень мило использует, он большой профессионал. Мне кажется, что для рок-н-ролла существенно еще, чтобы было что сказать.
Сева: Это я всегда сравниваю с оратором, у которого замечательно поставленный голос и он может донести до публики все, что угодно, но при этом, если ему речь напишут скверную, в этом не будет все равно ничего. А другой человек придет и шепотом скажет что-то такое, что западет в душу и сердце надолго.
Б.Г.: Ну, по-моему, Саша, он немножко грешит тем, что он путает умение петь и играть с тем, что хочется что-то сказать и нужно что-то сказать.
Сева: Я ему должен отдать должное. Последнюю цитату зачитываю, он говорит: "Я считаю - лучше поставить планку на определенной высоте и элегантно ее перепрыгнуть, чем поставить планку на большой высоте и ее не взять. То, что делает Борис Гребенщиков - это постановка планки на уровне Дэвида Боуи, а ни музыки, ни исполнения при этом нет. Но есть слушатели, которым задурить голову можно чем угодно". Его спрашивает журналист: "А Гребенщиков знает о такой вашей оценке?" - "Я ему говорил, но не так резко, потому что он не спрашивал".
Б.Г.: Ну пусть это будет на его совести. Я считаю, что Дэвид Боуи - это не большая высота.
Л.В.: Позвольте вам привести эпиграмму, которая циркулировала во времена Пушкина, а Пушкин был жив в это время. Эпиграмма была такая:
И Пушкин нам наскучил, И Пушкин надоел, И стих его не звучен, И гений охладел.
Сева: Да. Это, между прочим, вопрос серьезный. Ведь в роке здесь, на Западе, кумиры живут недолго. И очень немногим удается остаться в памяти поколения. А смена поколений происходит каждые два-три года. И вообще рок-н-ролл - профессия такая, не рассчитанная на всю жизнь. Во всяком случае, процент шлака в нашем производстве достигает, как в паровозе, 95%.
Б.Г.: Процент огромный, но, по-моему, это очень интересная тема, потому что ведь подавляющее большинство людей здесь, как я успел заметить, слава Богу, за два года - они занимаются рок-н-роллом потому, что это хорошая карьера. Очень многие, особенно у молодых. Я видел чудовищные примеры, когда какие-то молоденькие парни из дикой провинции, откуда-то они из Джорджии или откуда еще...
Сева: Борь, вы же лучший для этого пример. Вы ведь едете на уровне зам. министра иностранных дел сейчас по Западу...
Б.Г.: Я думаю, что лучше гораздо, потому что я езжу, за мной никто не следит.
Сева: Это раз. Потом я знаю, что вы в гостинице, очень, очень, очень приличной остановились и подают авто и все прочее... обеды...
Б.Г.: Да. Но дело в том вернемся к рок-н-роллу, как таковому. Ведь те, кому есть, что сказать и те, у кого есть страсть, чтобы это сказать, они все до сих пор живы и играют что-то... Потому, что по поводу новой пластинки Дилана ребята из CBS вчера просто плакали, говорили, что лучшего он ничего не сделал за последние 20 лет. "Travelling Wilburys" - блестящий пример.
Сева: Блестящая пластинка!
Б.Г.: Потому, что когда я слушал у Джорджа дома ее, это было даже сильнее, чем то, что вышло. Просто ряд гитар, друм-боксы несчастные... Непосредственно сухие записи, когда Джефф их еще не обработал. Это просто убойная сила была. Я тогда впервые понял, что Дилан не сдох, что с Диланом все в порядке...
Сева: У него колоссальная самоирония на пластинке была. Он сумел посмеяться очень элегантно над самим собой.
Б.Г.: Да. И потом опять-таки я видел "Ху" недавно, два месяца тому назад, в Нью-Йорке, и хотя они играют старый материал, но вся страсть там есть, это неподдельно.
Сева: Да уж, на таком уровне люди уже не умирают...
Б.Г.: В том-то и дело. Для того, чтобы быть на таком уровне, нужно просто быть честным. Если есть что сказать - говори, нет - посиди, помолчи. Пять лет, десять лет.
Сева: Боря, Вы были первым, но наверняка не последним, пробившим это поле земного притяжения. По вашим стопам потом пойдут еще много. Вот с позиции этого первенства, некой высоты хочется короткое прощальное напутственное слово тем, кто по этой тропе, по этим следам пойдет.
Б.Г.: Ни в коем случае не следует стесняться быть русским. Я видел, как принимают "Звуки Му" и видел, как реагируют на нас, и каждый раз, когда я пою тихие русские песни, того же Вертинского, американская - даже американская! - публика реагирует, они вдруг, затаив дыхание, начинают слушать, что для американцев, в общем, чудовищно. Они как правило, никогда не слушают. И вдруг они начинают...
Сева: На них, по-видимому, поэзия слов завораживающе действует.
Б.Г.: Это магия этой любви, которая в русском языке заложена по природе, какое-то волшебство русского языка. Ну и чувства, естественно...
Сева: Я думаю, вот на этом мы сегодня и закончим. Поблагодарить хочу от всей души за то, что нашли время и пришли к нам в студию... И, Ира, вас тоже. Надеемся, что в будущий ваш приезд вы еще зайдете, и расскажете еще о чем-то новом.
Б.Г.: С большим удовольствием.
+ БГ - "Китай"
С сайта Севы Новгородцева: seva.ru - программа Севаоборот
Спасибо за наводку: Вячеславу Синицыну
Дополнительные ссылки: Событие: 1995 7 января. БГ с супругой Ириной и дочкой Василисой в передаче "Севаоборот" BBC г.Лондон Событие: 1997 27 декабря. БГ в передаче "Севаобороте" BBC г.Лондон Событие: 1995 2 декабря. БГ в передаче "Севаоборот"BBC г.Лондон