Боб рано стал ходить на рок-концерты. Немного раньше, чем Джордж. Самые значительные рок- н- ролльные сессии проходили в Военмехе, в Тряпке (текстильный институт), в «Молотке», в «Серой Лошади» и в Университете. Джордж первый раз попал на живой настоящий концерт вместе с Бобом, на университетском химфаке, где тогда выступал САНКТ- ПЕТЕРБУРГ. Этот концерт запомнился Джорджу навсегда. Реальный выход в другое измерение! В другую жизнь! свободную от всей этой каждодневной безликости, весь прожорливый масштаб которой еще не был понятен в полной мере. Очень значимым элементом любого порядочного рок-концерта являлась проходка. Тогда, на химфаке, Джордж и Боб сначала некоторое время растерянно торчали во дворе и не знали, как же попасть внутрь. К счастью, вскоре появлись ушлые, все знающие знакомые, они повели Боба и Джорджа куда-то вглубь, в темные закоулки питерских дворов. Потом подошли к большой двери, к черному входу, навалились – и треснула дверь, не выдержала. Ворвались внутрь.. Коридоры, переходы, лестницы, - музыка звучала все ближе, ближе, а они - пробивались, приближались, втягивались в новое, в незнакомое, в удивительное! На небольшой сцене заканчивала саундчек группа САНКТ-ПЕТЕРБУРГ - Рекшан, Корзинин, Лызлов, Ковалев и Зайцев. Золотой состав . А . Гуницкий. "Так начинался Аквариум"
Впервые я услышал САНКТ-ПЕТЕРБУРГ осенью 1972 года на химфаке. Полутемный двор; огромная толпа наэлектризована ожиданием, шум, смех. Валера Черкасов что-то кричит высунувшемуся в окно Рекшану, а тот неразборчиво басит в ответ; у входа - дружинники. Обладатели билетов протискиваются сквозь необладателей и исчезают за "глухо запертыми воротами". Остальные ждут, надеются и пытаются. Скоро начало. Пройти без билета - высшая доблесть, но как это сделать? Небольшая группа самых отчаянных рванула к черному входу, я - за ними, ломаем дверь, изнутри помогаем "своим", - еще, еще раз! Готово! И вот, наконец-то, мы в зале! Кое-как пролезаем вперед, к сцене. На ней возятся с аппаратом роскошно-волосатые люди. Настройка продолжается еще минут двадцать, потом к микрофону подходит высокий хмурый человек - Рекшан - и будничным голосом сообщает, ни на кого не глядя: "Сегодня наш последний концерт в данном составе, потому что барабанщик Коля Корзинин уходит служить в ряды Советской Армии. По традиции, мы начинаем концерт с его песни "Позволь": Любить тебя, в глаза целуя, Позволь, - сразу же запел Корзинин и мощно ударил по барабанам. Загудел бас. Позволь, Как солнцу позволяешь, Волос твоих касаться... - хриплым басом Корзинину вторил Рекшан. Ты надо мной смеешься, Позволь с тобой смеяться! После того, как они спели первый куплет, надрывно заныл альт Никиты Зайцева, и вся санкт-петербургская машина заработала на полную мощность. Началось! Ничего подобного мне еще не приходилось видеть! Музыканты, не просто играли, - они вершили обряд, действо - таинственное, грубое и чистое. Впереди всех находился Рекшан, он пел, сосредоточенно глядя куда-то в основание микрофонной стойки; ярко-красная "Илона-Стар-5" казалась в его здоровенных лапах детской игрушкой, особенно когда он, выпиливая аккуратные соло, склонялся к грифу. Иногда, заканчивая проигрыш, или в конце композиции, он внезапно, гигантским прыжком перелетал через сцену - великолепное, буквально сногсшибательное зрелище! Но чаще всего он осуществлял руководство оркестром не сходя с места, делая резкое круговое движение грифом. Корзинин сидел за своей кухней сзади, в центре. Смотреть на него спокойно было невозможно, магнетическая, неуемная энергия "санктовской" музыки бурлила, выплескивалась в каждом его движении. Играл он удивительно ёмко, насыщенно и своеобразно. Курёхин как-то сказал, что Корзинин делает странные брейки - "растягивает" их и заканчивает во время следующей фразы, а не перед её началом. В самом деле, манера Корзинина отличалась какой-то алогичностью, нарочитой и эффектной небрежностью. Он интересно использовал медь, особенно любил хайхет, выделывая на нем любопытные, по тем временам, штучки. К тому же, Корзинин пел, и не только подпевки, но и соло; обычно, когда ударник одновременно поет и играет, то это сказывается, его игра становится более скупой, скованной; Корзинину же вокал ничуть не мешал "держать" даже довольно сложные ритмические рисунки. По сравнению с ним басист Витя Ковалев выглядел весьма сдержанно. Однако, при более пристальном рассмотрении, в нем обнаруживался темперамент и экспрессия ничуть не меньшие, чем у его партнеров, только проявлялись они по-другому. Полузакрыв глаза и сомнабулически покачиваясь, он выглядел абсолютно нездешним, потусторонним существом, полностью отстранённым от мирской суеты; чем динамичнее, ритмически насыщеннее звучала музыка, тем глубже и глубже он погружался в бездонные лабиринты своего "я"... Вообще-то, несмотря на очевидное внешнее несходство, музыканты САНКТ-ПЕТЕРБУРГА очень "подходили" друг к другу. Подобное впечатление всегда производят группы, которые добиваются серьезного результата – возьмем, к примеру, такие ансамбли, как РОССИЯНЕ, АКВАРИУМ, СТРАННЫЕ ИГРЫ, или ДЖУНГЛИ. Так, наверное, и должно быть, когда люди делают общее дело, отдавая себя ему целиком, а то, что возникает в результате совместных духовных поисков, обязательно оказывает влияние на всех членов содружества, роднит их между собой. Эта обратная связь обычно всегда ощутима, и нередко, даже не слушая музыку, можно по одному внешнему виду отличить просто группу от истинного КОЛЛЕКТИВА, и таким вот КОЛЛЕКТИВОМ несомненно являлся САНКТ-ПЕТЕРБУРГ! Смешно сказать, но мне почему-то "петербуржцы" казались похожими на... коней, на статных коней Клодта, на могучую дружную упряжку, высекающую копытами молнии и способную преодолеть любое препятствие. Только скрипач Никита Зайцев - самый молодой из них (он учился тогда в десятом классе) до взрослого коня чуть-чуть не "дотягивал", и больше смахивал на породистого жеребенка. Его безудержно-экспрессивные пассажи, порою чересчур уж сумбурные, вносили в бесхитростную, во многом традиционную фактуру "петербургской" музыки до жути инфернальные, сатанинские интонации ведьмовского шабаша. Рекшан пытался время от времени хоть как-то сдержать это стихийное звукоизвержение, направить его в более рациональное русло, - безрезультатно! Зайцев не терпел ограничений, обретая по мере роста своего мастерства всё большую свободу. Да и к лучшему! Без его сумасбродного альта САНКТ уже не воспринимался полноценно, тем паче, что Рекшан всё-таки был в большей степени ритм-гитаристом, нежели лидером, и "жеребенок" являлся единственным солистом группы. От Никиты Лызлова, пианиста и отчасти вокалиста, в музыкальном отношении толку было не очень много, зато смотрелся он едва ли не лучше всех. Лызлов - высокий чернобородый и длинночерноволосый красавец в расклешенных джинсах с колокольчиками, потрясая бубном, метался вокруг микрофона, изредка присаживаясь к пианино. В наше время его назвали бы шоуменом (тогда, 13 лет назад, мы еще на знали такого слова), как величали совсем недавно Азарова из РОССИЯН; правда, РОССИЯНЕ играли хард, и поэтому азаровское шоу было более специальным, "тяжелым" и мистическим, да и как пианист он был посильнее Лызлова. Но Никита ни на что не претендовал, а посему резвился от души. На пару с Рекшаном они лихо заводили зал "лирической" песенкой "Виноградное вино": Ты, как вино, прекрасна, Опьяняешь, как оно, - истошно ревели два здоровых мужика, - Ты для меня как будто Виноградное вино!!! Вроде бы и слова-то дурацкие, но с какой отдачей, с каким азартом они это делали! Несмотря на то, что впоследствии мне много раз довелось слушать САНКТ-ПЕТЕРБУРГ, именно тот, химфаковский концерт запомнился лучше всего, может быть, потому, что он был первым. Джордж "РОКСИ" №10, сентябрь-декабрь 1985г. (II)