1992 19 апреля. Интервью с БГ для книги "Аквариум 1972-1992". Событие. Справочник

В этой книге нет чего-то — того, что не может быть написано на бумаге — но предыдущих устных свидетельств о том, что оно существует, вам может показаться недостаточно. О’кей — учитывая то, что в историческом ходе аквариумных событий остались неясности, я несколько раз просила Бориса прокомментировать книжку, когда ее черновой макет уже лежал перед нами на столе; и я привожу здесь те отрывки из наших бесед по этому поводу, которые, может быть, все же могут оказаться зачем-то нужны.
Обычно под интервью я ставлю дату — здесь события времени уже не могут повлиять на то, что сказано. Но извольте: в Петербурге и Москве — вторая половина апреля 1992 года.

1. Вынужденная попытка краткого комментария к истории внешней жизни

Л.С. У читателя, который будет читать эту книгу, непременно возникнут вопросы, и появятся вещи, которые он захочет для себя прояснить. С самого начала, с твоего письма Троицкому ("Правдивой автобиографии"); мне хотелось бы, наконец, точно выяснить, кто и зачем ездил на юг и что значит загадочная фраза о прописке, существующая в огромном количестве безумных модификаций.

Б.Г. Слава Богу, у меня наконец есть шанс первый и последний раз в жизни это прояснить. Я, естественно, не помню самого письма точно и поэтому не представляю себе, как там на самом деле стояла фраза. Но речь шла о том, что после первого курса университета я поехал с университетскими коллегами -студентами с других факультетов - на юг, для того, чтобы там заниматься игранием рок-н-ролла. У нас там это не получилось, по причине осложнений с местной милицией-тире-мафией. Милиция отказала нам в местной прописке на тот месяц, что мы собирались там пробыть, и это послужило формальным поводом для нашего выселения с юга. Мне пришлось быстро уехать назад, в Ленинград. Когда я приехал - в тот памятный вечер, когда был основан "Аквариум" - я уже знал, что на меня идут телеги из милиции, и после этого у меня были легкие осложнения в университете. Вот и все.

Л.С. Хорошо, теперь - Майк Науменко. Как и с чего началось ваше сотрудничество?

Б.Г. У нас никогда не было сотрудничества. В городе Ленинграде на тот момент, когда мы с Майком общались, было три-четыре человека, которые знали, что такое рок-н-ролл. Я имею в виду внутреннее знание. Как бы дальше ни сложилась их судьба. Один из них умел играть на гитаре - кроме меня. Это был Майк. Все. Это - знание рок-н-ролла, которое мало кому свойственно.

Л.С. "Аквариум" десять лет назад, в год своего десятилетия. Ведь было что-то по этому поводу?

Б.Г. Был концерт. В общаге, где-то на пути из Автово в Дачное. Там было много панков, которые хором пели "Береги свой..." Я помню, что каким-то образом концерт был прекращен, нас выводили через задние двери. Но было весело...

Л.С. По рукам ходит запись очень удачного акустического концерта того периода, одна из лучших...

Л.С. Да, там много разных вещей - "Укравший дождь", "Никто из нас не выйдет отсюда живым", "Мой друг - музыкант" и в том числе - "Немое кино", перед которым ты, собственно, рассказываешь эту историю: "Был хороший праздник, всех повязали..." Несмотря ни на что, запись ходит по рукам под названием "Концерт в честь десятилетия "Аквариума"".

Б.Г. Конечно, это не концерт в честь десятилетия. Это в мастерской какого-то скульптора, в Москве. А концерт в честь десятилетия "Аквариума" был в Ленинграде.

Л.С. Мне хотелось бы пролить свет на историю с выходом пластинки "Red Wave" и последовавший скандал с Джоанной Стингрей. Насколько я понимаю, ты уже был членом ВААП в этот момент, и обязан был подписать какое-то письмо по этому поводу, за что тебя "решительно осудила" самиздатовская пресса. В чем было дело, и в каком качестве ты состоял в ВААП: кинокомпозитора, или театрального?

Б.Г. Наверное, театрального. Мне кто-то сказал, что, мол, надо вступать в ВААП - я не помню, может быть, Макар - ну, я и вступил. Сказали, что в ВААПе лежат какие-то деньги, денег у меня, как всегда, не было... Я вступил, а когда вышла эта пластинка, нас вызвали и говорят: вы должны подписать бумагу, что, по вашему договору с ВААП, эта организация охраняет ваши авторские права. Возразить было нечего - ну, охраняет... Подписанная нами бумага письмом ни в коей мере не являлась.

Л.С. А вот трилогия Соловьева и период твоего активного сотрудничества с ним... Кстати, как тебе все-таки кажется - "Дом под звездным небом" не был ошибкой?

Б.Г. Не знаю. Могу только сказать, что это - вещь, из которой я по множеству причин не мог уйти. А та музыка, которую мы туда дали, по разным причинам для меня не существует.

Л.С. До сих пор слышны мнения, что этот фильм вовсе не следовало снимать; особенно после того, как на премьере в Москве свалившимся серпом и молотом насмерть прибило человека...

Б.Г. Так это естественно - когда такие вещи происходят на экране... Но вообще, про Соловьева я могу сказать, что лично мне он очень симпатичен, я рад, что работал с ним, и очень благодарен ему. К тому же, когда мы познакомились, он фактически предоставил нам карт-бланш на работу в тон-студии Мосфильма", что очень сильно нам помогло.

Л.С. А ты мог бы как-то прокомментировать дальнейшую судьбу так называемого английского проекта?

Б.Г. Эти песни просто ждут, когда с ними что-то будет сделано. Их около двадцати - но я считаю, что большинство из них к магнитозаписи еще не готово. Но, скажем так, я жду, когда меня судьба с кем-то сведет по этому поводу...

Л.С. Путь, который был пройден "Аквариумом" - скажем, до 87 го года. Ты сейчас, возможно, поспешишь ответить отрицательно, но все же - тебе когда-нибудь казалось, что-то на этом пути было не сделано? Никогда не хотелось что-то изменить, сделать больше, по-другому?

Б.Г. Скажу прямо - на каждый отрезок времени, измеряемый приблизительно полугодом или годом, все восьмидесятые годы, у нас было очень ясное, не выраженное никакими словами домашнее задание - то, что мы должны были сделать. И было понятно, что мы делаем.

Б.Г. Нет. Был пропущен альбом, который должен был быть до Табу".

Л.С. Когда же он мог бы быть, ведь там и так вышло три альбома в один год?

Б.Г. Нет, было не совсем так. "Синий альбом" был записан зимой с восьмидесятого на восемьдесят первый год, но, на самом деле, по своей структуре - это восьмидесятый. Мы чуть-чуть запоздали, но с "Синим альбомом" - опоздание незначительное. А "Акустика" нам сильно смешала карты, поскольку теоретически она должна была бы быть одновременно с "Синим альбомом".

Б.Г. Естественно. Но я говорю о том задании, которое было дано. Электричество" - это как раз работа приблизительно 81-го года, но дело в том, что параллельно с "Электричеством", с Табу", мы писали что-то еще. Часть из этого вошла в MCI, часть - просто канула. Часть - никогда не была написана. Нотам должен был быть альбом - акустический, но с электрическими элементами. Этот альбом не материализовался. Потом, должен был быть еще один альбом до "Дня Серебра". У нас не было возможности записываться, но то, что потом, в концертном виде...

Б.Г. Да, "Ихтиология" должна была быть студийной. Третье - "Десять стрел"; это, на мой взгляд, весьма жалкая и очень урезанная концертная версия студийного альбома, который не смог осуществиться по той же причине.

Б.Г. Ты знаешь, как-то параллельно с ними. Я не знаю конкретно, мог ли он быть до, или после. Если бы была возможность постоянно работать в студии так, как было надо, то все эти альбомы бы были. В 87-м году был написан цикл песен, где были "Воронин, Скобелев", тогда же был закончен "Мальчик". В "Архиве" из того периода - "Серые камни на зеленой траве". Такой, валдайский", альбом тоже мог бы быть, но был неосуществлен. Есть вещи, которые в силу этого не были вызваны из небытия...В общем, были большие пропуски - мы недобирали план.

Л.С. Эти пропуски - не требовали ли они потом того, чтобы долги были каким-то образом выплачены? Ведь это же всегда мучает.

Б.Г. Это мучает, но, понимаешь, дело в том, что такого рода долги - не выплачиваются. По очень простой причине - все, банк закрыт. Дэйв Стюарт очень правильно однажды сформулировал одну вещь: любой альбом - это открытка от нас, сейчас, из данного места. Другое дело, что это место - не географическое. Открытка из того пространства, в котором мы сейчас находимся. Проходит то, что мы называем временем - и это пространство меняется.

Б.Г. А ничего не делать - ждать, пока эти песни либо обретут какую-то новую жизнь в другом состоянии, либо... они просто пропадают. У нас масса вещей таким образом просто пропала. Скажем, "Треугольника" могло бы быть два - вместо одного.

Б.Г. У нас в тот момент было материала и энергии на два таких альбома.

Л.С. А можно было бы сделать один - как первая сторона, а другой - как вторая?

Б.Г. Да нет, не в этом дело. На самом деле, для нас не было такой разницы между первой и второй стороной.

Б.Г. Это не демагогия, это - абсолютно ясная вещь.

Л.С. Демагогия - в том смысле, что это - не главное сейчас...

Б.Г. Это не главное, да. Потому что мы предполагаем, а Бог, История - располагает. Получилось так. Но задание свое мы выполнили не до конца. Что делать - этого не возместить, не восполнить... Этот поезд уже ушел, это пространство нами покинуто. Там уже никто не живет.

Б.Г. Пока мы об этом говорим, я хочу сразу сказать: то, что принято в просторечии называть Борисом Гребенщиковым, пользуясь такой возможностью, официально, абсолютно торжественно, отказывается от какой-либо причастности ко всему, что было написано и сказано об "Аквариуме", включая, фактически, все интервью, которые давались - ни одно из них правильным не было, даже самые глубокие...

Б.Г. С моей. Никто из журналистов - не по своей вине, естественно - не знал, о чем нужно говорить, спрашивать, чтобы получить более или менее истинный ответ. Но они в этом невиноваты - хотя, впрочем, я в этом тоже не виноват. Гребенщиков исторический, со всеми скандалами и слухами вокруг него, меня не интересует. Это достояние истории. Все время, пока происходила эта внешняя жизнь, о которой говорят и пишут, происходила еще и жизнь внутренняя - о которой ни водном интервью, ни в одной истории "Аквариума" ничего никогда сказано не было - и сказано никогда не будет. И я благодарен тебе за то, что в том, как ты составила материалы, достаточно ясно видно, что подобная книга, также, как и все интервью, которые были у любого из нас, это...воспоминания опилок о магнитном поле, в котором они когда-то находились. Там какие-то изменения в их структуре происходят, это физика. Это - в лучшем случае. А в худшем случае - это описание жизни опилок. Настоящее - я не знаю, может ли быть описано, но я не уверен. Но это - настолько ясно для всех, кто это слушает - не сознанием, а чем-то внутри, каким-то внутренним слухом...

Б.Г. Так все созданы Богом, во всех есть искра Божья. У всех есть знание a priori. Просто почти никто себе в этом не отдает отчета. А Гребенщиков, которым лично я являюсь - если вообще называть меня так - никогда ничем другим не занимался, кроме как этим. Исторический Гребенщиков - это... ну, забавный анекдот, мне очень нравится. Мне весело читать все эти...

Л.С. То есть, когда ты читаешь, он тебе симпатичен?(пауза)

Б.Г. Мне он... Знаешь, наверное - да. Хотя, может быть, я просто путаю одно и другое. Но все слова, которые сказаны нами и по поводу нас - это именно описание опилок, которые когда-то, в какие-то моменты своей жизни, побывали в магнитном поле, причем в тот момент, когда их спрашивают, они там не находятся.

Б.Г. Да, потому что это ощущение - мало с чем сравнимо. И, по счастью, в твоей книге ни в одном интервью я не заметил перехождения границы - все оставляют существенное за кадром. И я должен опечалить тех любителей, кто всем этим занимался, читал и участвовал во всем этом, потому что все это напоминает, скажем, заметки о бригаде художников на основании отчетов об их свободном времени. То есть, художники пьют, гуляют, ведут себя непотребно, а то, что они, при этом, делают какие-то картины - остается за кадром. Естественно, главным в том, что мы называем "Аквариумом, всегда было то, что напрямую передается через музыку. То, для чего музыка, слова и все остальные вещи, которые вокруг этого есть, служат только оберткой, покрывалом, корзинкой. Истинно - то, что было внутри, есть внутри и будет. Внутри всей этой музыки. Почему, собственно, люди до сих пор помнят об этом, и любят это. И я сам об этом помню и люблю. Именно потому, что внешняя сторона - это вещь несущественная. Бандшалопаев, которые проводили время так же, как мы, или еще более отвязано, - я думаю, достаточно. Когда речь идет об Аквариуме", речь идет именно о том, что люди ухитрялись участвовать в каком-то фантастически интересном процессе, и при этом как-то себя еще и вели. И почти все, что пишут, пишут про то, как они себя вели.

Б.Г. А ты знаешь, это, может быть, даже хорошо, потому что то, что на самом деле делалось, то, что продолжает делаться, и в настоящем времени, и в музыке, которая была, это не требует комментариев. И об этом, как правило, в человеческих словах сказать действительно очень сложно - или вообще невозможно. И то, что делалось снаружи, это, в общем, мало интересно. То есть, это - мило, хорошо, забавно, но... Когда внешняя сторона начала перевешивать, тогда "Аквариум" пришел к закономерному концу.

Л.С. А в какой момент она начала перевешивать?

Б.Г. После "Детей Декабря". "Дети Декабря" и Сашкина смерть были совпадением тех самых вещей, которые говорили, что все, эту лавочку пора закрывать. Это давно уже говорилось, но тут вопрос встал абсолютно ясно. И все понимали, что завязывать пора, но, при этом, оставалась группа людей, которым нечем было заниматься и которые были связаны многолетним общением и игранием музыки. Чтобы что-то делать, они стали продолжать и, к сожалению, это продолжалось под лозунгом "Аквариума".

Л.С. Ты считаешь, что это как-то опорочило идею?

Б.Г. Нет, идею-то опорочить нельзя, она есть сама по себе, но это взмутило воду. Вода стала чуть более мутной.

Л.С. Те люди, которые прочтут все эти твои слова, поделятся на две части. Первая не захочет расстаться с привычным шаблоном исторических описаний "Аквариума"...

Л.С. ...а вторые захотят обозначить себе хотя бы какие-то точки помимо этой колеи. Что бы им посоветовать?

Б.Г. Очень просто, я дам наметки. Мне сейчас забавно пытаться это сказать, но... вот, никому неизвестная песня - уже мало кто ее помнит, кроме Юры Ильченко - он помнит, и каждый раз обливается слезами - "Апокриф" ("В пурпурных снегах потерян наш след..."). Это самый классический "Аквариум" образьца 1975 года, самая классическая песня. Она немножко банальная по тексту, там слишком много красивости - но вот она правильная.

Б.Г. Нет. Но так много всего есть в каких-то загашниках, что есть еще, чем веселиться... И вот, начиная от "Апокрифа, через что-нибудь типа "Гостя", или "Миши из города скрипящих статуй", или - тем более! - "Плоскости"... "Прекрасный дилетант" - очень относительно, краешком сюда входит, Второе стеклянное чудо" - такого рода вещи. И вот, это становилось все яснее и яснее, и на "Дне Серебра" это уже приблизилось к какой-то ясности. Там достаточно ясно просвечивает то, чем, собственно, "Аквариум" и был. Это очень хороший альбом, я его люблю больше всех, но он - слишком успокоенный. Где-то между "Радио Африкой", "Днем Серебра" и "Детьми Декабря" вот это ходит. В четком, дистиллированном виде этого нигде нет, но все время просвечивает то истинное, что у "Аквариума" было. А я все-таки с 72-го года этим занимался, поэтому я знаю, что это -знаю это очень хорошо. Лучше меня знал только Сашка Куссуль. Это то, о чем, опять-таки, не принято писать, но, тем не менее, это - факт. А очень любимые всеми вещи, такие как Электрический пес", или тот же самый "Поезд в огне" несчастный - к "Аквариуму" имеют отношение очень опосредованное, и это то, что с "Аквариумом" часто путают. Это уже bandego начинает делать самые простые и ясные вещи - то, что должно быть сделано. Подсобная работа.

Л.С. Мне кажется, без этого тоже нельзя было бы обойтись...

Б.Г. Нет, без этого нельзя обойтись, но если бы этого не было, то "Аквариум" был бы чище...

Л.С. Я думаю, тебе не удалось бы справиться с тем, чтобы этого не было...

Б.Г. Так естественно, я и не пытался никогда с этим справляться. Честно говоря, это мне стало несомненно ясно только года два тому назад, абсолютно неожиданно, и...Собственно, после этого продолжать существовать "Аквариум уже не мог. Наносные слои оказались гораздо сильнее того, что под ними скрывалось. То есть, они почти полностью затмили вот эту суть. Но яснее всего это, скажем, на первой стороне "Равноденствия". Просто это так вяло и неудачно записано, к тому же - в неудачное время...

Б.Г. Получилось так, что мы ее записали... Порядка полугода, восьми месяцев позже. Эта пластинка в принципе вся была готова в 86-м году, ее нужно было записывать вместо перестройки и концертов в "Юбилейном", это должен был быть альбом, наиболее близкий к тому, что "Аквариум" представляет из себя на самом деле. Но этот альбом не материализовался по независящим от нас причинам, в первую очередь - Сашкина смерть, и это отложилось на очень долгое время. Значит, было нельзя, значит, тогда было рано. Увы! - мне жалко песен. Одна из лучших песен к этому альбому - она существует, но она даже не докончена. Так, судя по всему, она и останется. Ее никто не знает...* А вторая сторона "Равноденствия" к истинному "Аквариуму" просто не имеет отношения, за исключением одной... двух песен.

Б.Г. А это и так ясно, тут нечего угадывать - "Дерево" и "Очарованный тобой". Три остальные песни не имеют к этой пластинке, по идее, никакого отношения. Получилось так, что мы этого не смогли сказать - в нужное время. Потому что время там, где мы живем, пошло по-другому.

Л.С. Хорошо. Ты не мог бы как-то прокомментировать то, что ты сказал о Куссуле?

Б.Г. Нет, я просто сообщаю факты. Куссуль, пребывая в том, что мы делали, с тех пор, как мы начали вместе играть, с 84-го года...

Б.Г. Для меня это было очень долго. Мы с ним очень много успели сделать, еще больше успели понять. И... я у него спрашивал совета по поводу определенных вещей, связанных с песнями. Потому, что внутренне он был гораздо более четок, чем я. Я с ним всегда соглашался. Я обдумывал то, что он говорил, и соглашался с ним - потому, что он был прав. Его внутренний компас был слышен яснее, чем мой внутренний компас. Вообще, дело в том, что такие вещи, опять таки, не находятся на нашем плане восприятия. И то, что мы видим - мягко говоря, это - затемнение истины...

Б.Г. Ты знаешь, ведь другая часть - и так явлена. Но продолжение... Какое-то продолжение, вероятно, следует.

Л.С. Традиционное историческое описание "Аквариума", даже чисто по событийным вещам, на некоторых этапах все еще очень бедно, несколько шаблонно. Тебе не хотелось бы что-то в это добавить, как-то это подкорректировать?

Б.Г. Нет, это не в моих руках. То, что сложилось - сложилось. И, более того, меня это вообще не интересует. Потому что Аквариум" a priori - такой сияющий "Аквариум" вне времени, он все равно виден мне, виден с любой точки. И то, что должно было быть сделано, в основном, нами сделано. Вот то, что я пытался Чернову объяснить в том интервью для Огонька, и чего, как мне кажется, он не понял. Я пытался, но я сам тогда, судя по всему, изъяснялся не очень ясно, поэтому не донес до него то, что хотел сказать. Но это существует, и это ясно, и это находится вне времени, и, более того, это вещь, в которую что-то еще может даже добавляться, какие-то элементы. Это зависит абсолютно не от меня. Если это прийдет, и будет понятно, что это должно быть отнесено к этому комплексу, то это будет помещено туда. Я лично в этом сомневаюсь, поскольку сейчас такое время, наше физическое время, геополитическое, этническое время -обратный отсчет от конца света... Все-таки то, что может быть сказано об "Аквариуме", может быть сказано не словами, а на другом уровне. Но это - есть, и не требует добавлений. А внешний образ никого из нас, на самом деле, я думаю, не интересует.

Л.С. С какого-то момента пошли разговоры, условно говоря, о кризисе "Аквариума", как он есть. Когда у тебя стала появляться мысль, что все это пошло не в ту сторону? Я имею в виду внешнюю жизнь "Аквариума".

Б.Г. Внешняя жизнь "Аквариума", откровенно тебе скажу, "в ту сторону" не шла никогда. Никто, по счастью, не узнает, как именно это все было, но в "ту" сторону - не шло никогда. Кризис "Аквариума", как группы людей, был всегда. Этот кризис был нормой жизни. А идея всегда была нормальной, к ней даже слово "кризис" неприменимо. Она существовала до нас, при нас, и будет после нас.

Л.С. Но ведь был же некоторый процесс, который привел к прекращению "Аквариума" на сцене. В какой момент этот процесс начался, когда это все пошло под откос?

Б.Г. Видишь ли, история, насколько я знаю, не помнит ни одного настоящего концерта "Аквариума". А ближе всего "Аквариум подошел к своей идее в 85-м году, когда шесть человек на сцене сидели кружком, когда был Сашка Куссуль, Тит, все остальные... Но это, грубо говоря, опять-таки с моей стороны базар. Все это абсолютно безответственно.

Б.Г. Я не отвечаю на вопрос по очень простой причине - я не могу найти на него ответа. Насколько я помню, кризис был всегда. Он был и раньше, но постепенно, после моих трансконтинентальных путешествий, этот кризис стал настолько явным...

Б.Г. Связываю. Поскольку до моего сознания там дошли какие-то очевидные вещи, которые теперь только добирают все бывшие аквариумисты. Это не потому, что у меня развито сознание, просто я был помещен в такие условия, где истину было легче воспринять.

Л.С. Хорошо, к вопросу о "Radio silence". Как ты относишься к моей мысли о том, что все это было немножечко рановато?

Б.Г. Это было либо рановато, либо поздновато...

Л.С. 89-й год, насколько я его помню - это вообще время такое, сложное. Осенью был реанимирован "Аквариум", который фактически уже сам собой закончился к этому моменту. Что тебя заставило тогда это сделать?

Б.Г. Тот факт, что есть коллектив людей, который обладает навыками игры, хочет играть.

Л.С. Но коллектив тоже пришлось собирать из осколков.

Б.Г. Но, при всем при этом, было пустое место в жизни. Я не могу сказать, чтобы что-либо из этого было втуне, поскольку каждый неверный шаг, который мы сделали, в итоге привел к тому, что был сделан какой-то контршаг, уже позже, который привел к результатам, которые есть сейчас.

Л.С. Каким образом ты, или же "Аквариум", пришел к тому, что было год назад в "Юбилейном"? И насколько в тебе уже тогда было проявлено то, что появилось потом?

Б.Г. Да. Чтобы появилось то, что появилось потом, нужно было сделать этот шаг.

Л.С. Люди, большей частью, не поняли последний концерт...

Л.С. Без этого "Аквариум" не мог бы прекратить существование?

Б.Г. Нет... (пауза) Такая группа, историческая группа, сложившаяся группа индивидуальностей - без всплеска не уходит!

Л.С. "Аквариуму" исполняется двадцать лет. Имеет ли, по-твоему, смысл как-то праздновать юбилей?

Л.С. Ни мысли, ни желания что-то по этому поводу делать?

Б.Г. Нет. Меня не интересует История. Я не хожу на встречи выпускников через пять, десять, двадцать лет после окончания десятого класса.

Б.Г. Абсолютно. Меня интересуют гораздо более занимательные для меня вещи.

Л.С. А тебя звали когда-нибудь на встречи выпускников?

Л.С. Если бы ты смотрел на все это со стороны - как по-твоему, возможно ли возрождение "Аквариума"?

Б.Г. Нет. В данный момент - нет. Потому, что сделанное - сделано. Сущность - остается. А добавлять к ней что-нибудь пока я не вижу смысла. На этой волне, в этом диапазоне больше ничего не передается. Может быть, если что-то изменится в мире, тогда... Я говорил всем, еще три-четыре года назад, что образ такой: мы стоим перед стеклянной стеной, и вместе через нее не пройти -через нее проходят все по отдельности.

Л.С. С тех пор, как ты первый раз сказал это, "Аквариум" просуществовал еще полтора года.

Б.Г. Да, но это было существование через стену.

Л.С. А когда станет понятно, кто прошел, а кто - нет? Встретятся ли все по ту сторону стены?

Б.Г. Это станет ясно только для каждого отдельного человека. И это зависит от каждого. Этот образ можно истолковывать по-разному, но это - то, что я видел.

Б.Г. Нет, сейчас эта картинка перестала иметь такое значение.

4. Третья сторона кассеты (лишняя), или В путь за беспределом

Мне хотелось, чтобы 4-я часть нашего интервью была отголоском четвертой части представленной вашему вниманию книги. Но оказалось, что время ушло; предмет разговора, часть того, что сделано - отделилась и зажила своей жизнью. Сначала стало жаль, что я не затеяла этого разговора месяца на полтора раньше, когда была написана последняя статья в этом сборнике. А потом я решила: есть то, что есть, и мы говорим о том, что совершено - в равной степени, будь то акустический "Аквариум" середины восьмидесятых или прошлогодний БГ-бэнд. Только темная вода продолжала мучить...

Л.С. Вот, извини за выражение, группа "БГ" - я не знаю, как ее еще назвать...

Л.С. Ну, ее так называют, поскольку она не была названа по-другому - опять же, почему?

Б.Г. Да. И выяснилось, что там даже нет места ни для одной буквы. Там есть то, что есть, и все.

Б.Г. Ну... э... я не знаю. Некая вещь там изображена, короче говоря. Я думал, что там будет какая-то надпись, и не мог понять, какая. А когда я увидел, я понял, что надписи никакой и не надо. Там все уже есть. А группу "БГ" называют так за отсутствием названия, которого у нее и не может быть.

Л.С. В том, что делал "Аквариум" в начале 91-го года, не было никаких предпосылок...

Б.Г. Когда больная собака чувствует, что она больна, она бросается в поле и съедает какую-то травку. Какую - она не знает. Вот мы - как та собака. Мы совершаем вещи, которые нужно совершить.

Л.С. В основном, наблюдатели воспринимают этот коллектив как музыкальный состав людей, которые были подобраны потому, что кто-то должен был играть появляющиеся песни...

Б.Г. Музыканты не были подобраны. Они приходили такими методами, что их даже описывать неудобно. Вплоть до прямой мистики...

Л.С. Я знаю, кольцо на веревочке раскачивали.

Б.Г. Были вещи и похлеще. Но все представления об этом коллективе со стороны мне уже, я боюсь, неинтересны. Потому что именно тут я знаю очень твердо, что мы делаем, так как была поставлена задача гораздо более локальная, чем с Аквариумом". Задача эта была выполнена, и уже завершена на данный момент.

Л.С. Тем не менее, ты выполняешь свою задачу, географически находясь в пространстве общества людей, которые это слушают, слышат и ищут способ как-то воспринимать. И то, что ты сделал за последний год, это некая шарада, в которой им еще предстоит разобраться и что-то понять, и я чувствую, что нужно как-то им помочь. Я считаю, что я это понимаю...

Б.Г. Судя по твоим заметкам, ты это понимаешь.

Л.С. Я пыталась что-то объяснить - у меня не получилось, я бросила. Тем не менее, людям нужно дать какие-то наметки, первую строчку ребуса...

Б.Г. Нет, тут - не игра в шарады, это - занятие несколько более серьезное...

Б.Г. Я прекрасно понимаю. Я просто пытаюсь... словами что-то сказать. Это сложно, но... Ты знаешь, когда некоей системе дается определенное задание, и это задание выполняется, на этом для меня все вопросы кончаются. То есть, я знаю, что необходимое было сказано, и так же хорошо знаю, что сказанное было услышано. Процесс абсолютно завершен. Все. Как это воспринимают люди, музыканты, что по этому поводу могу думать я сам - это уже не важно. К тому же, что бы ни говорили люди, когда они сходят со сцены, выпивают водки и начинают обсуждать какие-то свои проблемы, к тому, что делает на сцене группа, это отношения не имеет. Мы как носители отделились от нас, как людей, целиком.

Л.С. У меня даже складывается ощущение, что вами это было сделано нарочно. В "Аквариуме" все же не было так.

Б.Г. В "Аквариуме" не было так. У нас были другие задачи.

Б.Г. Это превосходит возможности моего словаря. Мы и так все время говорим о вещах, о которых я говорить - не знаю, как, не умею, и никто за всю историю человечества, насколько я помню, явно не говорил. Явно говорили алхимики - я так не могу.

Л.С. Твои поездки по Волге, и то, что получилось в результате в песнях...

Б.Г. По поводу Волги все объясняется очень просто. Я проехал всю страну. И когда я вспоминаю и чувствую, что происходит в тех местах, где мы были, регион Волги является местом, которое для меня важно и радостно. Оттуда ко мне идет что-то положительное.

Л.С. А темная вода и все, что с ней связано, что так потрясло меня - как это видится и с чего началось? В голове у людей это, в первую очередь, ассоциируется с Китежем...

Б.Г. Я увидел эту картинку - тоже, как со стеклянной стеной - когда мы играли с "Аквариумом" в Вильнюсе где-то, кажется, в 90-м году...

Б.Г. Да. Мы шли с Щураковым и о чем-то разговаривали, и тут я увидел эту картинку. Я сразу ему все пересказал. Опять же -она появилась, исчезла, и даже она для меня сейчас перестает иметь актуальность. Но тогда, мысленно, я ее видел. Вот отсюда эти образы. А Китеж - это умственная, логическая привязка.

Л.С. Может быть, эта картина темной воды по-прежнему актуальна, просто ты ее проходишь и идешь дальше?

Б.Г. Мне сложно рассуждать по этому поводу, потому что я знаю, что любое рассуждение уступает образу.

Б.Г. Как человека - наверное, должно было бы волновать... Хотя - что будет, то будет.

Вот и все. Хотя я, как плохой журналист, пыталась добиться для книги последнего вопроса и финального ответа.

Л.С Тебе не страшно иметь дело с тем, что ты создал?

Л.С А не приходилось ли тебе бояться того, что ты сделал за последний год?

Б.Г.. Часто приходится бояться. Приходят какие-то слова - ты не хочешь, чтобы они там были, а они там есть.

Л.С Ведь именно тебе - с этим общаться, когда оно отделяется от тебя...

Б.Г. Я с этим и общаюсь. Это - есть. Сделано - то, что должно было быть сделано...

Л.С Вопрос, напрашивающийся естественно - православие. Сейчас православие в России в глазах многих в чем-то дискредитировало себя, и многие воспринимают...

Б.Г. Я сразу хочу остановить эту тему. Я ничего не могу сказать о своем отношении к православию.

Б.Г. Просто - ничего не могу сказать. По неопытности, я много говорил о вещах, о которых не слишком хорошо знаю - и очень многое из того, что я говорил, было бахвальством. Теперь я ничего не могу сказать о своем отношении к православию. Кроме того, что это - позитивное отношение.

No documents found

У Вас есть что сообщить составителям справочника об этом событии? Напишите нам
Хотите узнать больше об авторах материалов? Загляните в раздел благодарностей