Борис Гребенщиков Андрей Романов Всеволод Гаккель Александр Титов Александр Ляпин Михаил Файнштейн Петр Трощенков Тамара и Владимир Максимовы начали серию "Рингов" с "Аквариума". Группу закамуфлировали под музыкальных пародистов. Исполнение песен шло под фотограмму, в основном из "Радио Африки". Программа длилась 45 минут. Запись - в марте 1984. Книга "Музыкальный ринг" Издательство Искусство" 1991 г. Автор - Тамара Максимова ...Неожиданно в начале 1984 года меня пригласили в качестве музыкального редактора в молодежную программу «Горизонт», которую решили реанимировать, помня ее популярность в шестидесятые годы. Мне отдавали 15-минутную музыкальную страничку в конце программы. …Музыкальная страничка в «Горизонте» стала казаться смыслом жизни. Володя (муж и соавтор) радовался за меня, а сам тихо переживал: у него ведь все оставалось по-прежнему... За два года в музыкальной жизни города произошло много изменений. Особенно в молодежной культуре. Началось массовое увлечение рок-музыкой. Появились десятки новых групп. Становился на ноги городской рок-клуб. Я бросилась к писателю Александру Житинскому, автору «Записок рок-дилетанта», которые пользовались в начале восьмидесятых бешеной популярностью. - Я открыл одну потрясающую группу, - сразу же сообщил он мне при встрече. - В Доме писателей даю слушать кассету с их песнями каждому. Многие удивляются - очень необычно. Не профессионалы; но живут только музыкой. Репетируют ночами в кухне коммуналки под абажуром. Представляете: круглый стол, чай, виолончель и гитара! Это было похоже на то, что я искала. Рок-лаборатория в коммунальной квартире... Свободная камера и свободный микрофон в кухне под абажуром... Когда на следующий день Александр Житинский появился вместе с Борисом Гребенщиковым в редакции, я прямо с порога начала предлагать им одну идею за другой. Невзрачный, плохо одетый мальчик слушал, казалось, внимательно, но без каких-либо эмоций. Особенно, помню, меня поразили огромные заплаты на локтях его потертой кожаной курточки и таких же потрепанных джинсах. Тогда я еще не знала, что это необходимая атрибутика рок-мена того времени. - Мы будем семь вечеров снимать репетиции «Аквариума». И главное - творческий процесс! - вдохновенно расписывала я будущий сценарий. Борис соглашался на все. Сквозь падающую на глаза белесую прядь смотрел бесцветным взглядом на меня, на женщину-режиссера, которая должна была работать вместе со мной над этой программой. Послушно кивал: - Можно и так... И так тоже можно... - Говорить не сможет, и фактуры никакой, - шепнула мне режиссер с досадой. Но я даже не огорчилась - так увлекла меня идея «рока под абажуром». Прихватив страниц двадцать-тридцать с текстами Гребенщикова, я помчалась домой выбирать песни для первой 15-минутной передачи. Тексты, признаться, поначалу озадачили. "Я выкрашу комнату светлым, Я сделаю новые двери. Если выпадет снег, Я узнаю об этом только утром. Хороший год для чтения. Хороший год, чтобы сбить со следа. Странно, я пел так долго. Возможно, в этом что-то было. Возьми меня к реке, Положи меня в воду. Учи меня искусству быть смирным. Возьми меня к реке...». Мы с Володей долго изучали тексты песен, вдоль и поперек. Постепенно все становилось на свои места. За странными сочетаниями слов проступали образы. Стал проясняться смысл этих непривычных стихов. В нескольких строках мы даже нашли своеобразный ключ к тому, о чем писал Борис: «Я знаю нас на вкус, мы как дикий мед, Вначале будет странно, но это пройдет... ...Пока мы здесь, дай мне руку - Это шаг по лезвию бритвы...» Через несколько дней мы попали на концерт «Аквариума», Когда я впервые увидела Бориса Гребенщикова на сцене, в тесном зальчике одного из ленинградских вузов (а получить и такую площадку в то время рок-музыканты почитали за счастье), я не узнала того «нефактурного» мальчика, что сидел на краешке кресла в редакции. Отливающие сталью глаза, «байроновская» светлая рубашка. И такая магическая сила всего облика, манеры держаться, петь, говорить. «Аквариум» гипнотизировал зал, хотя, мне показалось, большинству оставались не вполне ясными эти песни. Ощущение, что происходит что-то важное, в аудитории было, но чувствовалось: она с трудом постигает язык «Аквариума». Конечно, в одном из первых рядов сидел Александр Житинский (в то время он не пропускал ни одного концерта Гребенщикова), а рядом с ним более бесстрастно, даже как бы со стороны, смотрел на происходящее еще один человек - мало кому тогда известный кинорежиссер Александр Сокуров. Он в те годы испытывал любопытство к «аквариумомании». Вообще этой болезнью переболели в первой половине восьмидесятых годов многие. Те, кому было лет 25-30, с жадностью впитывали то, чего недополучили в свои юношеские годы. То же самое происходило и с теми, кто открывал для себя русскую рок-музыку в 35-40 лет. Этих людей можно было встретить на концертах «Аквариума», «Алисы», «ДДТ», «Телевизора». Немолодые, солидно одетые люди с юношеским блеском в глазах увлеченно обменивались впечатлениями до и после концертов, как бы заново открывая себя и то поколение, которому в годы застоя рок-музыка дала возможность так вызывающе говорить, кричать о наболевшем. «Мы ждали так долго, Что может быть глупее, чем ждать...» - пел в «Музыке серебряных спиц» Борис Гребенщиков. Зал напряженно молчал, вслушиваясь в каждое слово. Я тоже, замерев, слушала бередящий призыв «Музыки серебряных спиц» и краснела, вспоминая свои бредовые идеи насчет репетиции у абажура. Воображаю, как подсмеивались над наивной музредакторшей Житинский с Гребенщиковым, как радовались, что нашли возможность хоть как-то протащить на экран две-три самые безобидные из песен «Аквариума», чтобы многочисленные слушатели магнитофонных записей смогли наконец увидеть автора и его группу. Чем яснее я представляла себе эту картину, тем больше злилась на себя. А когда так злишься, голова начинает работать лучше. И вот у меня появилась одна крамольная идея: что если дать в моей музыкальной страничке все самые острые, самые «непроходные» песни Гребенщикова, закамуфлировав их под жанр музыкальной пародии? Но только нужно уговорить автора пойти на эту условность... Борис согласился неожиданно легки и быстро, хотя, по-моему, в успех операции не поверил. Тогда же я обрадовала его, сказав, что у нас будет другой режиссер - мужчина. Он улыбнулся и облегченно вздохнул: "Режиссер - это уже лучше". И я впервые за два с лишним года отправилась к руководству молодежной редакции с просьбой. А просьба состояла в том, чтобы мне разрешили пригласить в музыкальную страничку «Горизонта» режиссера из другой редакции. Меня даже не спросили, кого я имею в виду. Само собой разумелось, что это Владимир Максимов. И вот - уже втроем - мы несколько дней работаем над сценарием. Труднее всего оказалось придумать канву, которая помогла бы обойти рамки цензуры. Я не раз буду упоминать в этой книге о цензуре. Но не думайте, что речь пойдет о какой-то одной специальной службе строгих блюстителей порядка в эфире. Долгие годы внутренний цензор прятался едва ли не в каждом, кто давал передаче дорогу на экран. А таких людей на разных этапах - от запуска в производство до монтажа, да и после - было немало. Даже «Сказка за сказкой» шла в эфир только с вереницей виз, собранных в специальной папке, после того как рецензенты (существовала такая должность) писали положительные отзывы. Вообще лиц, решавших, что должен видеть телезритель, а о чем следует умолчать, было до недавнего времени на телевидении более чем достаточно не только в редакциях, где передачи готовились, но и еще в нескольких инстанциях, которые и создавались-то специально для фильтровки материалов. Как правило, там работали люди, никакого отношения к творческому процессу не имевшие, зато обладавшие правом вычеркнуть, заставить переснять, перемонтировать, изъять вообще. Провести цензуру пытался, наверное, за свою телевизионную жизнь каждый небезразличный редактор, но обычно по мелочам. С «Аквариумом» же дело обстояло серьезнее. Володя предложил необычную мизансцену, в которой по кругу сидели бы сотни зрителей, а среди них «наши люди» - те, кто позже были названы завсегдатаями «Музыкального ринга». «Почему в ваших передачах часто можно увидеть одних и тех же неприятных людей, которые задают какие-то иезуитские вопросы?» - нередко спрашивали рассерженные зрители в почте «Ринга». Так вот, эти «неприятные люди» стояли у истоков передачи, и, взяв смелость лицедействовать с риском для себя (ведь среди них были комсомольские работники, руководители музыкальных клубов, дискотек), они помогли осуществить придуманную нами операцию по проведению «Аквариума» через цензуру. Для них это было чем-то вроде игры с необычными правилами. Перед каждой песней, которая подавалась как пародия на кого-то или что-то, следовал вопрос - «вход» в песню, а потом вопрос - «выход» из нее. У Гребенщикова была партитура ответов, но «наших людей» он в лицо не знал, иначе передача превратилась бы просто в спектакль с отрепетированными репликами участников. Итак, шесть песен - двенадцать «входов» и «выходов». Остальное строилось на чистой импровизации. И если учесть, что в концертную студню «Горизонта» были приглашены не только поклонники «Аквариума», то от зрителей можно было ожидать чего угодно. - И сколько я должен так продержаться? - спросил на последней репетиции Борис. - Сколько сможешь. Как на ринге. - Как на ринге? - переспросил Гребенщиков, и мы все засмеялись, потому что в задуманной конструкции передача становилась действительно рингом для всех, кто к ней причастен, и каждый мог оказаться нокаутированным. Так впервые прозвучало у нас это слово - «ринг». А зафиксировано как название передачи оно было уже во время записи, когда в аппаратной кто-то воскликнул: - Ну, ребята, да это же как на ринге! - На музыкальном ринге, - автоматически поправила я. И вдруг поняла, что все происходящее в студии - это и есть «Музыкальный ринг». В полутьме большой телевизионной студии - два скрещивающихся луча прожектора. Там, где они пересекаются, - фигурки музыкантов: флейтист, виолончелист, гитарист. Звучит песня. "Встань у реки - смотри, как: течет река. Ее не поймать ни в сеть, ни рукой. Она безымянна, ведь имя есть лишь у ее берегов. Забудь свое имя и стань рекой. Встань у травы - смотри, как растет трава. Она не знает слова «любовь». Однако любовь травы не меньше твоей любви. Забудь о словах и стань травой. Встань у травы - смотри, как течет река...». Река, один из постоянных символов поэтического творчества Гребенщикова, образ, переходящий из одной песни в другую... Сейчас она, как бы, вышла из берегов, готовая принять в самое русло все новых слушателей. Многие встретились с «Аквариумом» впервые и вовсе не понимают, куда зовет их река и зачем. Борис чувствует это, но внешне спокоен. Вижу крупный план, снятый слева, - милое, романтически просветленное лицо. А возьмет камера план справа - и в том же профиле видится что-то дерзкое, даже демоническое, и глаз ястребиный. Этот феноменальный эффект двойного профиля открылся еще на репетиции песен, поэтому операторы снимают осторожно. Перед камерами Борис держится уверенно. Никогда не скажешь, что на телевидении впервые. Вот он закончил петь и вызывающе вскинул голову, отбросив назад прядь несколько длинноватых - если судить по съемочным нормам того времени - волос. Да, тогда и на длину волос на экране существовали свои нормы! И цензура даже за этим следила рьяно. - Сегодня, - негромко, но твердо произносит Борис, - у нас очень необычная программа. Подобранная нами специально в жанре музыкальной пародии. Я думаю, если вы будете слушать внимательно и сумеете установить с нами контакт, вы поймете, зачем мы вышли на эту сцену. Послушайте песню «Еще один, упавший вниз...». - И продолжает: как задумывалось в сценарии: - Это песня, может быть, о тех, кто любой ценой пытается быть оригинальным в искусстве и обрекает себя на очень печальную участь. А в итоге, естественно, остается один. На первом аккорде Борис вдруг от себя добавляет: - Но, может быть, это песня и о другом. Думайте. Явная неосторожность с его стороны! «При монтаже эту фразу легко будет вырезать». - мелькает в голове, но я решаю не прерывать по громкой связи действие в студии. А Борис уже поет. «Искусственный свет на бумажных цветах - это так смешно. Я снова один, как истинный новый романтик. Возможно, я сентиментален - таков мой каприз. Ох-ох-ох, еще один, упавший вниз На полпути вверх. Нелепый конец для того, кто так долго шел иным путем. Геометрия ломов в хрустальном пространстве. Я буду петь, как синтезатор, - таков мой каприз. Ох-ох-ох, еще один, упавший вниз На полпути вверх». - Это что у вас за тексты? - спрашивали меня, когда я сдавала сценарий будущей передачи. Раньше было совершенно обязательным правилом: текст любой песни, с первого до последнего слова, включая «ей-ей-ей» и «ай-ай-ай». представлять на утверждение. В каждой инстанции спрашивали: «Кто это - «упавший вниз»? На что намек?» - Это песня-пародия. В сценарии автор песни все объясняет перед началом. - А что будет после того, как песня закончится? - Там тоже написано - читайте... По сценарию вслед за последним аккордом тут же следовала молниеносная атака «нашего» зрителя, чтобы, как пелось в одной из песен Гребенщикова, «сбить со следа». Так было и в передаче. «Наш» зритель спрашивал: - Не кажется ли вам, что песня, которую вы только что исполнили, является в некотором роде пародией на вас самого? Гребенщиков: - Возможно. Но это вы к чему? «Наш» зритель: - Я хотел в этой связи узнать, чувствуете ли вы ответственность, когда подбираете репертуар? Гребенщиков должен был на съемке вести двойную игру: следуя разработанной нами сценарной канве, чтобы спасти отобранные для передачи песни, оставаться в то же время самим собой. Он не вправе был дать повод для разочарования поклонникам «Аквариума». А они выражали свои чувства иногда самым причудливым способом. Например, подъезд дома на улице Софьи Перовской, где жил Борис, был расписан строками-лозунгами из его песен: «Рок-н-ролл мертв, а я еще нет!», «На нашем месте в небе должна быть звезда...» и прочее. На съемке Гребенщиков помнил о своих «фанах», поэтому говорить старался так, чтобы не выраженное в словах ощущалось в интонации. Так он ответил на вопрос о репертуаре: - Все, что мы делаем в «Аквариуме». продиктовано в первую очередь чувством ответственности, которое мы испытываем, живя в своей стране. Основной критерий лично для меня - петь о том, что подсказывает время и вот это... (И он показал на сердце.) Между тем в атаку пошел «не наш» зритель, решив по аналогии с предыдущим участником передачи задать вопрос тоже довольно резкий по отношению к человеку, стоящему в лучах прожекторов на эстраде: - Мне довелось, даже посчастливилось в какой-то мере, быть на вашем концерте. И многие говорили, что уж как-то вы слишком сложно пишете. Зачем это? Не из желания ли прослыть оригинальным? Может, для людей-то нужно попроще? Близоруко щурясь, Гребенщиков старался разглядеть спрашивающего, но без очков вряд ли видел выражение его лица. Ему, рок-звезде, пусть еще не той величины, какой он стал теперь, пришлось тогда на ринге нелегко. И отвечать на вызывающие вопросы следовало так, чтобы не уронить своего достоинства, но и не обидеть спрашивающего. Для этого требовалась настоящая школа дипломатии, и Борис оказался первым, кто интуитивно открывал формулы общения с такой сложной аудиторией, как ринговская. Гребенщиков: - Разве мало таких, кто пишет для людей слишком уж просто? Мы стараемся, чтобы люди поневоле задумывались: а о чем же может быть эта песня? И когда человек начинает думать, понимаете, ду-мать, мы считаем, что первый шаг к цели уже сделан. Но если вы еще чего-то не поняли, не расстраивайтесь. Вот еще одна песня, про которую можно сказать, что она тоже сложна. Но если хорошо поразмыслить, о чем это, станет ясно. Можете тоже считать ее пародией. А на что? Решайте. «Когда заря собою озаряет полмира И стелется гарь от игр этих взрослых людей, Ты скажешь друзьям: - Чу, Я слышу звуки чудной лиры. Ах, милый, это лишь я пою песню вычерпывающих людей. Есть много причин стремиться быть одним из меньших. Избыток тепла всегда мешает изобилию дней. Я очень люблю лежать и, глядя на плывущих женщин, Тихо мурлыкать себе песнь вычерпывающих людей...». Песня спета. И сразу же встает «наш» зритель: - Я хотел бы высказать свое мнение об этой песне. Интересно, совпадает ли оно с вашим. Мне кажется, что эта песня о современных Обломовых, о мечтателях, которые только строят воздушные замки, а сами ничего не предпринимают для совершенствования мира. Гребенщиков (улыбаясь): - Что ж, может быть и такая интерпретация. В аппаратной с облегчением вздохнули. Пока все идет как задумано. Молодец, Боб! Молодцы, ребята! Только в это время на экране появился крупным планом профиль Гребенщикова справа: лицо дерзкое, бунтарское. В своей «байроновской» рубашке, с гитарой наперевес, напоминавшей теперь, скорее, автомат, он больше не походил на того романтического героя, каким казался в первых кадрах передачи. - Да не снимайте вы его справа! - почти крикнул операторам Володя и тут же взял план спешащего на помощь «нашего» зрителя. Через два года, когда Борис Гребенщиков вновь выйдет на ринг, его спросят прямо: - Вы любите повторять, что вы партизан, только вместо автомата у вас гитара. Против кого же вы воюете, объясните? - Против пошлости, против пассивной жизненной позиции, против примиренчески настроенных обывателей - могу набрать еще много слов и понятий из того же ряда, если вам нужно еще... «Аквариум» продержался в кадре час, и съемку не прекратили. А такая опасность была: ведь останавливали же выступления рок-групп на концертах, и зрителей разгоняли. Но все прошло благополучно. Все песни, намеченные в сценарии, Гребенщиков исполнил, на вопросы отвечал осторожно. Через неделю 45-минутную (вместо 15-минутной!) рубрику программы «Горизонт» сдавали большому худсовету студии. Когда я вернулась из директорского кабинета, то сквозь дымовую завесу в просмотровой с трудом разглядела четырех заговорщиков. Они сразу же набросились на меня. - Ну что? - спросил непривычно возбужденный Житинский. - Положили на полку, - со вздохом, как всегда в те времена, предсказал Сокуров. - Когда перемонтаж? - сразу же поинтересовался по-деловому Володя. И только Гребенщиков, дрожащей рукой теребя папироску, продолжал молча смотреть на погасший телеэкран, словно не веря, что все это только что действительно показывали, пусть и для внутреннего, студийного просмотра. - В пятницу мы в эфире, - как можно спокойнее сказала я. Пауза. - Вы что, не поняли? В следующую пятницу - «Музыкальный ринг» с «Аквариумом»! Все сорок пять минут! - Этого не может быть, - растерянно сказал Гребенщиков и раскрошил «беломорину»... Весть о том, что «Аквариум» выступал по Ленинградскому телевидению, молниеносно облетела и другие города. Ореол таинственности и как бы нелегальности был с группы наконец снят. Последовали приглашения на съемки в Москву - в передачи «Веселые ребята», «Мир и молодежь». «Музыкальный почтальон». «Аквариум» привлек внимание и музыкантов-профессионалов. То ли отдавая дань моде, то ли признав талант, контакт с Борисом Гребенщиковым установил сам Андрей Павлович Петров, бывший совсем недавно суровым обличителем «разрушающей духовность рок-музыки». за текст большое спасибо Сергею Тенютину
Дополнительные ссылки: Событие: 1986 24 октября 19:45. Музыкальный ринг Событие: 1987 17 января. Повтор "Музыкального ринга" с "Аквариумом"по Цетральному телевидению