Борис Гребенщиков: "За последние пять-шесть тысяч лет человек практически не изменился" По поводу того, что мы делаем, это, с одной стороны, всегда одно и то же, с другой стороны, с каждым альбомом - разное. Это то же, что поддержание дома. Когда на улице холодно - включаешь печку и начинаешь утеплять окна. Когда на улице жарко - наоборот, все открываешь и делаешь так, чтобы ветер дул. И в том, и в другом случае - одно и то же - делаешь так, чтобы тебе было весело жить. весело, хорошо и чтобы спокойно дышалось. А уже окружающая действительность, как правило, не очень приспособлена, и каждый альбом направлен в соответствии с тем, как изменилось наше окружающее на то, чтобы заставить людей реагировать на новую обстановку по-новому. И это не продумывается, это как-то до сих пор у меня получалось естественно.
Мы просто 31 год учимся делать то, что мы хотели делать. И учиться можно всю жизнь. Во всяком случае, я не помню ни одной пластинки, за которую мне было бы стыдно.С каждой пластинкой мы добираемся до такого, до чего раньше мы никогда не добирались.
- Эти действия такие типовые: каждый утепляет дом, каждый его проветривает. Тем не менее у каждого это получается по-разному. Поэтому, если обособленно рассматривать "Аквариум" как дом, который строится в череде панельных пятиэтажек, получается, что он выглядит совсем иначе.
- Только потому, что я ориентируюсь не на то, что происходит сейчас, вчера и позавчера, и не на то, что будет происходить завтра. Я все-таки стараюсь ориентироваться на то, что происходило последние 5000 лет, включая сегодняшний день тоже.
- То есть у Вас есть глобальная задача - это здание вписать в канву мировой цивилизации?
- Нет-нет, я просто отчетливо отдаю себе отчет в том, что, вероятно, в последние 5000 лет все были не такими уж дураками. И если что-то делалось несколько тысяч лет, и это всем людям подходило - ну, не всем, но многим людям подходило, - значит, есть смысл в это вглядеться внимательнее и посмотреть, такие ли уж умные мы стали сегодня, что мы всем этим пренебрегаем. Может быть, есть смысл поучиться у людей, которые жили до нас? Я пытаюсь это делать, и выясняется, что их опыт всегда мне помогает, и помогает жить свободнее, счастливей и веселей. Моя претензия к популярной культуре, которая существует в наши дни, состоит именно в том, что она совершенно не знает, чем люди занимались последние несколько тысяч лет. Степень невежественности ужасающая, и мы по мере своих сил пытаемся ее исправить (долго и вдумчиво молчит). Говоря другими словами, мы - музыкальное иглоукалывание, в то время как все остальные лечатся таблетками аспирина.
- Тем не менее как ликбез Вас вряд ли можно трактовать?
- Ни в коем случае, если люди хотят что-то узнать, пусть они читают книги. Насильно мы их образовывать не будем. Мы их подталкиваем к тому, чтобы у них заработала их собственная система.
- Начальный импульс?
- Да, буквально, иглоукалывание.
- Хорошо, тогда получается, что если рассмотреть Ваше заявление как констатацию того, что человеческая природа с ходом истории, с развитием цивилизации уже практически не меняется, то все, что должно было произойти, по большому счету, уже произошло, и люди остаются такими, какими они есть, да?
- Опыт человечества показывает, что человек за последние 5-6 тысяч лет практически не изменился. Он хочет того же самого, что он хотел тогда. Просто изменилось качество лапши, которую нам вешают на уши, чтоб было легче нас купить и нас продать. Если научиться эту лапшу с ушей снимать, то выясняется, что давно известны методы, как жить спокойно и свободно, просто мы по нашей глупости их не знаем. Но вполне можно так делать, вполне можно так жить, просто нужно чуть-чуть вспомнить, что было раньше, узнать и сравнить с тем, что есть теперь и спокойно не обращать внимания на ту ерунду, которой нас учат.
- В общем, у людей есть будущее, если они смогут научиться снимать эту лапшу с ушей. Только в этом случае?
- У людей есть будущее только тогда, когда они смогут не бежать стадом в пропасть. А от этого стада отойти и по возможности ещё попытаться, как можно больше людей из этого стада вытащить. Стадо всегда бежит в пропасть. Либо в пропасть, либо на мясокомбинат (тихо посмеивается).
- То есть Вы за максимальную индивидуализацию людей?
- Я за максимальную индивидуализацию всего, чего бы то ни было, поскольку Бог нас создал для того, чтобы мы были индивидуальными, если считать, что Бог нас создал.
- По этому поводу есть хорошая цитата стоиков: "Господь воспринимал всех людей равными по отношению к себе, но люди сделали большую ошибку, когда решили вдруг, что они равны между собой".
- Совершенно верно. Все люди разные, и говорить о каком-либо равенстве между людьми - это нелепо, потому что все созданы по-разному, для того чтобы по-разному воспринимать этот мир. Потому что, если все будут воспринимать мир одинаково, жизнь станет не то чтобы ужасающе скучной, она станет просто невыносимой. То есть мы - органы чувств Бога. Если не будет нас, Бог не сможет почувствовать, каков этот мир. Поэтому из этого, естественно, следует, что мы все должны быть разными и сравнивать нас друг с другом, как минимум, невозможно.
- Хорошо. Тогда если рассматривать Вашу нынешнюю музыкальную историю, как-то: выпуск альбомов, промо-кампании, то получается, что уйти никуда невозможно от тех же радиостанций, которые вешают лапшу на уши и являются не совсем удачным для Вас пространством. Как Вы с этим справляетесь?
- Кто-то из древних китайцев замечательно сказал, что у художников слишком много красок, у поэта слишком много слов. Любой хороший мастер работает со своими ограничениями в первую очередь. Поэтому, в принципе, легко написать 18-минутную песню, где будет 12-минутное хаотическое соло на неизвестном инструменте и нерифмованный текст, и всякие уходы во все стороны. Это сделать достаточно просто. Гораздо сложнее, с моей точки зрения, написать двух-трех минутную песню, которая будет по всем категориям форматной, кроме самой главной - она будет не лезть идеологически ни во что или не лезть музыкально ни во что. То есть я всегда считаю, что если даешь людям интересную пилюлю, то стоит её сделать достаточно презентабельной сверху. А уж как она будет действовать на самого человека, это другой вопрос. То есть, скажем, таблетка ЛСД должна быть по вкусу не хуже таблетки аспирина или пургена, но я предпочитаю выпускать ЛСД (смеется).
- Теперь по поводу ограничений. Где они? Есть ли вещи, которые Вы делаете и которые Вы не делаете?
- Могу сказать очень легко: для меня лично, как для автора песен, недопустима пошлость в песнях, и я лично очень не люблю, скажем, животные агрессии в песнях. С моей точке зрения, "Eminem" очень гуманен. Я и "Нирвану" воспринимаю как достаточно светлую музыку. По поводу Шнура у меня вот нет комментариев, потому что он никак мне не дает повода определить как-то мою точку зрения на него, то есть мне хочется о нем думать лучше, чем то, что я обычно слышу.
- Опыт приходит через разочарования. А есть какие-то ошибки, которые Вы сделали и жалеете?
- Нет. Даже не так, сделал - и не жалею ни секунды. То есть это стоило попробовать. Но я знаю, что я это попробовал, я увидел, как это действует, и мне это не нравится, мне это неинтересно. А поскольку то, что мне интересно, это достаточно бесконечная область, то можно пробовать огромное количество вещей, и я продолжаю пробовать.
- Но это такая гуманная трактовка Ницше: "То, что меня не убьет, сделает меня сильнее".
- Совершенно верно, это правда. Это Ницше сказал?
- Да.
- (с удивлением в голосе): Умница, умница какая! Вот ему бы играть в группе "Алиса"! Цены бы не было этой группе!
- Если взять историю отечественного радиовещания за последние 10 лет, то видно, что происходил спор о том, как строить вещание: на свой манер, на европейский или на американский. В итоге победил американский образец, то есть наиболее примитивный, который не оставляет за человеком право выбора. Как происходит творчество "Аквариума" в этих сложных условиях?
- "Аквариум" всегда работает очень простым образом. Когда у нас накапливается достаточное количество материала, мы начинаем его писать, в независимости от того, когда мы делали предыдущий. Бывали времена, когда мы могли три альбома в год сделать. Однако сейчас запись альбома занимает гораздо больше времени, потому что есть желание и возможность записать его на мировом уровне. Причем сделать это собственными силами, не прибегая к помощи специалистов.
- "Аквариум" прожил уже целую огромную жизнь, цикл прошел, начался новый. У Вас нет такого ощущения, что время возвращается?
- Когда произошла так называемая перестройка, у всех закружилась голова от сознания того, что теперь будет все можно и теперь будет все замечательно. Выяснилось, что когда сделали все можно, народ погудел-погудел, погулял-погулял и быстро вернулся к самым замасленным штампам советских времен.
- Это как у Оруэлла?
- Совершенно верно. А если копнуть дальше и глубже, то - как в Библии: "Псы возвращаются на блевотину свою". Это и произошло. Я никак не умаляю творческих достоинств музыкантов, играющих теперь, но мне кажется, что, имея приличный музыкальный опыт XX века, они могли бы делать что-то лучшее, чем то, что они делают сейчас.
- Есть претензия к отечественному опыту музицирования?
- Безусловно, то, что я слышу на Западе, гораздо интереснее. Но и к западной культуре у меня большие претензии. Допустим, из всех 200 альбомов, которые регулярно появляются в чартах и биллбордах, я могу послушать, не кривясь, штук пять. Но там, по крайней мере, есть огромное количество музыки независимой, среди которой время от времени можно найти очень интересные вещи. У нас же теоретически независимость полная, а практически получается так, что эта независимость редко приводит к интересным артистическим результатам. Я вырос в то время, когда музыка меня поила и кормила. Она для меня до сих пор самое важное. Мне обидно, что, имея так много средств в своем распоряжении, наши музыканты выбирают самый безболезненный, самый заштампованный путь.
- Может быть, это происходит потому, что в нашей стране люди выбирают "общинность"?
- Я предпочитаю быть анархистом. И в наше время это из предпочтения становится необходимостью. Надо ломать лед, но надо идти поперек. Во всяком случае, мы пошли поперек самым странным образом. Мы просто сделали хорошую, чистую пластинку, и это оказалось поперек.
- Но если рассматривать хронологию альбомов "Аквариума", то ощущение революции есть, но достаточно угнетенной, потому что каких-то сильных отсечений и отказов не наблюдается?
- Да мы просто 31 год учимся делать то, что мы хотели делать. И учиться можно всю жизнь. Во всяком случае, я не помню ни одной пластинки, за которую мне было бы стыдно. С каждой пластинкой мы добираемся до такого, до чего раньше мы никогда не добирались.
- Когда Вы смотрите на свою аудиторию, Вы наблюдаете какие-то изменения? Ведь на Вашей музыке выросло несколько поколений, фактически три?
- Судя по всему, да. Когда я смотрю в зал, я вижу не весь зал. Но когда я смотрю в зал или читаю письма, то получается 50 на 50. Половина - людей старше среднего возраста, половина - значительно моложе. Мне пишут люди, которым 11-12 лет. Очень много писем от 18-летних. По какой-то причине мы продолжаем их интересовать, что немного абсурдно, но мне нравится.
- В доперестроечные времена участие в рок-культуре было протестом. Вы играли музыку протеста. Тогда что сейчас Ваша аудитория - она тоже выражает какой-то протест?
- Я боюсь, что и тогда, и сейчас наша музыка не имела никакого отношения к протесту. Это просто стремление жить по-человечески в нечеловеческих условиях. И играть, и слушать музыку человеческую. Мир гораздо интереснее, чем мы думаем. Он гораздо веселее и светлее, чем наше общество нас учит. Я всегда это чувствовал, начиная с 12 лет. Я не очень люблю разрушать мифы, но, насколько я помню Рок-клуб с самого начала, в нем выступали группы, мягко говоря, не очень талантливые. И по моему мнению, и по мнению публики. Эти группы старательно гнули протест. А были группы, вроде "Аквариума", Майка и "Кино", которым никогда в голову не приходило протестовать.
- Борис Борисович, Вас одиноким сложно назвать, потому что "Аквариум" - это община, это можно назвать религией и, в любом случае, это некое слаженное движение, потому что люди идут за Вами и являются Вашими единомышленниками. Как у Вас получилось не оказаться одиноким, не оказаться непонятым, не оказаться не принятым?
- Ну, во-первых, я с удовольствием должен заметить, что очень часто за нашу долгую историю случалось так, что люди, которые очень любили какой-то наш период, как только мы что-то делали новое, начинали говорить, что вот, мол, раньше было хорошо, а тут какая-то заумь пошла, и вообще Гребенщиков пошел не туда.
- Москва - Питер? В Москве фетиш "успех и слава" так близок, что его флюиды начинают дурманить сознание. А в Питере эта дистанция гораздо больше, и поэтому человек способен сильнее замыкаться на себе.
- Москва изначально была построена как город человеческий, и поэтому купеческий, базарный, вот почему искусство там всегда было методом развлечения. Тут искусство - это что-то, что происходит, пока ты ешь свою сосиску и выпиваешь стакан водки, и желательно, чтобы искусство не мешало выпивать стакан водки и пищеварению вообще. А в Петербурге искусство всегда было методом спастись от удивительно унылой и искусственной жизни. Поэтому в Петербурге все искусство идет как вопль: "Посмотрите на меня, я не такой, и я таким, как вы, быть не хочу". А в Москве, как правило: "Я такой, как все, а если я не такой, то я не такой, как все, и нас очень много, и поэтому нас можно купить всех пачкой дешевле".
- То есть в Питере это попытка сбежать от "депрессняка"?
- Да, в Питере это образ жизни, потому что если здесь не заниматься искусством, причем именно своим, то просто сдохнешь от тоски. Питер - это унылое болото. На болоте нужно что-то строить.
- Питер все-таки больше провинция, чем столица.
- Слава Богу, все искусство делается только в провинции. В столице оно продается, поэтому "Битлы" были из Ливерпуля. Элвис был вообще не пойми откуда, продавался он уже в Нью-Йорке, а "Битлы", соответственно, в Лондоне. В принципе, мне кажется, что близость денег и власти всегда была очень соблазнительна для молодого человека. Нас, Слава Богу, Господь сохранил. Мы так никому и не продались.
- А Вы себя русским ощущаете?
Чем больше я езжу по миру, тем больше я ощущаю себя русским. Потому что, когда я жил здесь, мне не с чем было сравнивать. А когда везде мотаешься, то понимаешь, что вот я и есть русский как раз.
- А как Вы относитесь к идее о России, которой предстоит стать мессией?
Знаете, дело в том, что мессия - это прекрасное оправдание собственной лени. Человек говорит: "Вы понимаете, дело в том, что я - мессия, поэтому мне не обязательно делать все так, как Вы это делаете, и писать, и читать мне не нужно, поскольку я и так мессия. Мы - мессианский народ, поэтому мы не обязательно должны делать что-то хорошо". Это дурацкое объяснение, потому что когда делаешь что-то хорошо, получаешь гораздо больше удовольствия.
- Но, тем не менее, Вашу неторопливость многие трактуют как лень.
- Я очень ленивый. Но при этом во мне нет мессианства. Я просто ленивый, хотя мне и хочется лениться как можно меньше.
- Спасибо Вам большое. Не буду больше Вас задерживать.
- Тогда я пойду еще порепетирую.
Алексей КОЗИН. Газета "Комсомольская Правда" от 20 февраля 2004 - http://www.spain.kp.ru/2004/02/20/doc15042/