Интервью для журнала "Крестьянка", Пушкинская, 10. Корреспондент - Светлана Бардина
Корр.: Мы знаем, что у вас очень насыщенная гастрольная жизнь. За год вы успеваете выступить чуть ли не в ста городах? Б.Г.: Никто не считал сейчас. Такие гастроли у нас начались в апреле 1991 года и продолжаются "non stop". Мы приезжаем в Петербург, приходим в студию, что-то записываем, потом опять выезжаем. Последние гастроли были Минск, Калининград, Рига, Таллинн. И с тех пор я уже успел в Кемерово слетать Корр.: В Кемерово тоже был концерт? Б.Г.: Маленький. Корр.: Скажите, бывают концерты, которые организуют сами ваши слушатели, которые хотят, чтобы Аквариум приехал в их город? Б.Г.: Конечно. Корр.: И часто такое бывает? Б.Г.: Пятьдесят на пятьдесят. Корр.: То есть половина ваших концертов? А в каких городах? Б.Г.: Первое, что приходит в голову, - Самара, Калининград… В огромном количестве мест концерты организуются не профессионалами из филармонии, а какими-то людьми, которые просто хотят, чтобы Аквариум приехал. Корр.: Cкажите, а публика как-то меняется с течением времени? Атмосфера на концертах? Б.Г.: Публика никогда не меняется. Люди приходят на концерт, чтобы послушать песни. И все. Корр.: А как вы относитесь к тому, что сейчас многие люди думают, в основном, как бы больше денег заработать? Б.Г.: Знаете, есть старинный анекдот о том, как выпивают русские. Украсть ящик водки, продать его, а вырученные деньги пропить. Вот то же самое с зарабатыванием денег. Люди тратят свою жизнь на то, чтобы зарабатывать деньги, хотя, если бы они тратили свою жизнь на то, чтобы ее жить, им даже не нужны были бы деньги. Бог заботится о тех, кто думает об остальных людях. Корр.: Да, сейчас люди начинают это понимать. Б.Г.: Знаете, люди всегда это понимали. Вернее, есть люди, которые это понимают, и есть люди, которые этого никогда не поймут. Корр.: А у вас бывали в жизни моменты, когда вам было тяжело материально? Б.Г.: Что это значит – тяжело материально? Когда нечего есть? Да, бывали. Когда нечем детей кормить? Бывали. Ну и что? Если нечем кормить детей, нужно что-то сделать, чтобы заработать эти деньги, но не думать об этом. Не концентрироваться на этом. Корр.: Многие талантливые люди перестают заниматься искусством из-за того, что за него не платят деньги. Б.Г.: За искусство не должны платить деньги! Корр.: Но ведь им надо на что-то жить. Б.Г.: Пусть они идут грузить вагоны, а в свободное время пишут стихи, или картины. Так делали всегда, весь мир так делает. Ван Гог тоже не утопал в деньгах и, ничего, рисовал. Корр.: Да, но такой путь часто приводит к тому, что у людей просто не остается времени и сил, и они перестают заниматься творчеством. Б.Г.: Значит, им больше не хочется. Для людей, которым действительно нужно заниматься искусством, это ведь все равно, что дышать – невозможно расхотеть. А бывают люди, которые занимаются творчеством, пока у них гормон гуляет, а чуть перестает – все, занимаются спокойно бизнесом. Честь им и хвала, чище будут. Корр.: Большинство людей, которые приходят сейчас на ваши концерты, это ровесники ваших детей. Не стала ли вам аудитория по этой причине ближе и понятней, чем она была, скажем, лет пятнадцать назад? Б.Г.: Я помню, когда я начал слушать сознательно музыку, мне было лет двенадцать – тринадцать. На концерты я начал ходить лет, наверное, с пятнадцати – шестнадцати и знаю, что с тех пор у меня ценности не изменились. Поэтому я предполагаю, что люди, которые приходят к нам на концерты, чувствуют, в общем, то же самое. Корр.: То есть, вы не чувствуете себя немножко учителем? Б.Г.: Мне абсолютно нечему учить, нечему учить. Мы передаем то, что нам нравится. Корр.: А ваши дети ходят на ваши концерты? Б.Г.: В основном, они ходят, чтобы потусоваться за сценой. Корр.: Скажите, а ваши дети уже решили, чем они хотят заниматься? Б.Г.: Ничем не хотят. Корр.: Они не выбрали себе профессий? Б.Г.: Мне кажется, что это происходит с человеком гораздо позже, лет в тридцать – сорок. Корр.: И с вами так произошло? Б.Г.: Мне нравилось петь песни, и это никогда не было вопросом. Мне все говорили, что прожить на это невозможно, но мне не было дела до этого. Для меня петь - естественно. Корр.: А вы всегда знали, что добьетесь успеха? Б.Г.: Я никогда в жизни об этом не думал. Корр.: Но вы надеялись, что вас будут слушать? Б.Г.: Знаете, мои песни всегда кто-то слушал, какие-то близкие люди, какие-то знакомые, приятели. Корр.: А вы в себе когда-нибудь сомневались? У вас бывали моменты, когда вы думали, что ничего не получится? Б.Г.: Я еще раз повторяю, я не хотел, чтобы что-то получилось. Когда поешь песню, это уже получилось. Корр.: А депрессий у вас никогда не бывало? Б.Г.: Всегда. Корр.: И как вы выходите из этого состояния? Б.Г.: Никак. Я просто позволяю ей пройти. Есть старая книга, "Книга Перемен" - "И-Цзин". Она, в частности, учит простой вещи, что, если подождать, то все пройдет. Когда есть депрессия, или что-то еще, или что-то хорошее, нужно знать, что все пройдет. Все как волны. Корр.: Многие творческие люди спиваются, а у вас какие отношения с алкоголем? Б.Г.: Я пытался спиться. У меня не получилось, не вышло. Я пью, когда мне нравится пить, когда не нравится, я не пью. Корр.: Вы как-то изменились с возрастом? Вы могли бы сказать, что раньше были "лучше, чище"? Б.Г.: Нет, не мог бы. Я не изменился. Я лучше понимаю, чего я хочу, и лучше знаю, как этого добиться. Но то, чего я хочу, так же недостижимо. Это – совершенство. Есть старинный принцип: "Жить быстро, умереть молодым". Рок-н-ролльный такой. Умереть молодым не значит - умереть в раннем возрасте. Можно умереть молодым в девяносто восемь лет. Старость – это когда человек теряет интерес к жизни, замыливание восприятия. Человек должен быть мудрым, но не старым. Корр.: А отчего жизнь человека может быть скучной даже и в молодом возрасте? Б.Г.: От полного невежества и глупости. От невнимания к окружающему миру. Корр.: Если у человека нет любимого занятия, он может быть счастлив? Б.Г.: Но что-то человеку все равно нравится. Я никогда не видел человека, которому ничего бы не нравилось. Корр.: Какой у вас был счастливый момент в жизни? Б.Г.: Их были миллионы, и они все время происходят. Когда я сижу на гитаре играю, мне уже хорошо. Счастье – это когда не чувствуешь самого себя, отсутствие собственного я в данную секунду. Наше я – это то, что эффективно предотвращает счастье. Когда ты не чувствуешь себя, давления своего я, то сливаешься со всем остальным миром. Это и есть счастье. Корр.: А как преодолеть этот барьер из собственного я? Б.Г.: Знаете, любой человек, который любит, это понимает. Корр.: А если люди не любят и не счастливы, они могут как-то измениться? Б.Г.: Ну, говорят, что если не любишь весь остальной мир, то счастлив не будешь. Корр.: Весь остальной мир одинаково? Б.Г.: Нельзя любить кошку так же, как ты любишь дерево, или мужа, или жену, или детей. Все по-разному. Но любовь – это когда ты заботишься о чем-то в данную секунду больше, чем о себе, опять-таки, забываешь о себе. Корр.: А бывали ли тяжелые моменты, горе? Б.Г.: Не знаю, горе ли, но для меня всегда очень большая проблема, очень печально, когда исчезает взаимопонимание с окружающими близкими людьми, когда людям вокруг меня плохо. Мне от этого плохо, как любому другому человеку. Но, опять-таки, если попытаться себя отодвинуть на второе место, то выясняется, что все проблемы решаемы. Корр.: Как вы считаете, ваш "сосуд кармы" очистился с годами, или он всегда был чистым? Б.Г.: Он никогда не был чистым. Я все время ухудшаю свою карму. Карму можно улучшить, общаясь с людьми, которые выше тебя, - раз. Добрыми поступками по отношению ко всем остальным живым существам – два. Корр.: А вы занимаетесь какой-то специальной практикой для очищения кармы? Б.Г.: Знаете, мне не до этого, вероятно, как, думаю, любому нормальному человеку. Есть ступени в жизни, когда необходимо очищение, но когда с этим более-менее для себя на какой-то момент разберешься, понимаешь, что ты можешь либо уйти в монастырь очищаться, либо продолжать заниматься повседневным делом, что-то делать. Ведь, если все будут очищать карму, кто будет дороги ремонтировать? По идее, нужно совместить, чтобы ремонт дорог был очищением кармы, или пение песен было очищением кармы, вот я и пытаюсь это сделать. Отказываться от своей прямой деятельности я не собираюсь. Пусть лучше я умру неочищенным, зато я что-то сделаю. Корр.: У вас не всегда был дом, такой, какой есть сейчас. Когда-то вы меняли квартиры, переезжали, а сейчас образовалась некоторая стабильность? Б.Г.: На самом деле, восемьдесят раз из ста я просыпаюсь в гостиничных номерах. Что это значит – дом? Корр.: Ну, скажем, по принципу "мой дом – моя крепость"? Укрытие от житейских бурь? Б.Г.: Те, кто хотят сидеть в крепости, пускай сидят. Но, если все будут сидеть в крепости, то кто же будет бурями-то заниматься? Нет, мы – табор. Корр.: Вы комфортно чувствуете себя в дороге? Какой минимальный набор удобств вам нужен? Б.Г.: Абсолютно комфортно. Если есть, где спать – уже хорошо. Корр.: А у вас не бывает проблем в семье из-за того, что вы редко бываете дома? Б.Г.: Знаете, это я. Это мой образ жизни. Корр.: А случается, что вам приходится заниматься домашним хозяйством? Б.Г.: Да, я даже забил гвоздь однажды. Когда я прихожу домой, у меня хватает времени только на то, чтобы посидеть в интернете, и, в общем, это все. Корр.: В интернете? Б.Г.: Да, это часть моей жизни - обмениваться информацией с людьми, давать людям информацию, которая им нужна. Корр.: А ваша жена занимается каким-то творчеством? Б.Г.: Она нарисовала, по-моему, четыре картины, которые имеют целительные свойства. Они где-то по людям остались, они их лечат. Корр.: А постоянной работы у нее нет? Б.Г.: Работы у нее полные руки с утра до ночи. Когда в доме трое детей и двадцать их друзей, то это работа творческая. Корр.: А жена не мешает вам работать? Б.Г.: Никогда в жизни. Жена - ведь это близкий человек, так должно быть, и только так. Корр.: Как вы считаете, верность должна быть в семье? Б.Г.: Опыт моих знакомых подсказывает мне, что "открытые" семьи не существуют. Многи люди пытались так жить, но это не увенчалось успехом. Корр.: То есть измена ломает семью? Б.Г.: Я не принимаю понятие измены, вот в чем дело. Если тебе мил какой-то человек, ты с ним общаешься, ты с ним живешь. Если нет – можно уходить. Но, если любишь человека, как ты уйдешь от него? Корр.: Ваш нынешний брак – третий по счету. Первые два были ошибочны? Б.Г.: Нет, все были замечательные. Но в какой-то момент взаимопонимание, тяга друг к другу исчезают. Нелепо думать, что выйдешь замуж, или женишься в восемнадцать лет, и это продержится всю жизнь. Над взаимопониманием нужно работать постоянно, любовь – это такая же работа. Нужно все время себя пробуждать. Корр.: А вы нашли какие-то ошибки в своем поведении в предыдущих браках? Б.Г.: Нет, ошибок не было. Я мог бы вести себя по-другому в какой-то период жизни, но тогда у меня не было бы того, что появилось в результате моего "неправильного" поведения. Знаете, вода всегда находит путь, не так потечет, так вот так потечет. Главное, чтобы вода текла. Когда она застаивается, начинается гниение. Так же и в любых отношениях: главное, чтобы все время текла вода, чтобы все время происходила жизнь. Большая часть людей так - поженились и живут, и начинают ограничивать друг друга с такой силой, что начинают гнить, а этого нельзя допускать - сепсис, смерть. И это касается взаимопонимания со всеми людьми, не только с семьей, а и с друзьями, и, в нашем случае, с людьми, которые приходят нас слушать. Нельзя пускать дело на самотек, нужно все время показывать людям, что они тебе нужны. Корр.: Ваши дети хотят быть похожими на вас? Б.Г.: Надеюсь, что нет. Они занимаются своими делами и очень мало обращают внимания на меня, по счастью. Корр.: Дети известных людей часто идут по стопам своих родителей, пытаются стать "вторым Моцартом". Б.Г.: Скорее, вторым Сальери. Я боюсь, что этим часто спекулируют. Зачем идти по чьим-то стопам? Зачем лишать себя своего собственного пути? Мне кажется, для детей естественно восставать против всего, что предъявляют им родители. Корр.: Вы считаете себя хорошим отцом? Б.Г.: Нет. Я очень редко их вижу и абсолютно ничему не могу научить. Но отношусь к ним хорошо. Думаю, и они ко мне неплохо. Корр.: Ваша семья похожа на ту семью, в которой вы росли? Б.Г.: Совершенно нет, по счастью. У меня в детстве жизнь была не без напряжения. Корр.: Вас не понимали? Б.Г.: Знаете, по-моему, это естественно. Не понимают, и, слава богу. Корр.: А вы отличались от сверстников? Б.Г.: Ну, я с детства вел себя. Газеты издавал какие-то, писал все время что-то. Корр.: А почему вы сначала избрали для себя математическое направление, а потом стали музыкой заниматься? Б.Г.: Знаете, я музыкой занимался с самого начала, еще до того, как пошел в математики. Но поскольку занятия музыкой – дело бесперспективное с точки зрения карьеры, родители справедливо рассудили, что лучше мне иметь какой-то кусок хлеба. А когда меня отовсюду выгнали из-за занятий музыкой, проблема карьеры исчезла, и больше ко мне никто не приставал, ни родители, ни милиция. Корр.: То есть, вы как бы вопреки стали тем, кем вы стали? Б.Г.: Любой человек становится вопреки. Я боюсь, что лишаю этого своих детей, но я не в состоянии давить. Я очень хорошо помню себя в их возрасте и понимаю, что наезжать на детей – занятие бесперспективное. Корр.: Все-таки, бывает у вас какой-нибудь досуг? Что вы любите делать? Рыбалка, может быть, пляж? Б.Г.: Я не ловлю рыбу, потому, что я не понимаю, как можно убивать живые существа. Могу бесконечно лежать на пляже. Обожаю солнце, но очень мало его получаю, к сожалению. Может, лучшее, о чем я могу подумать, это лечь на горячий камень под солнцем и лежать. Если можно, то очень долго. Корр.: Вопрос не по порядку… Б.Г.: А порядка нет, так что… Корр.: Наверное, есть девушки молоденькие, или не обязательно молоденькие, которым вы нравитесь, которые пишут вам письма, дарят цветы? Бросают из зала душераздирающие взгляды? Б.Г.: Много, очень много. И смотрят, и за руки хватают, и все, что угодно. Корр.: У вас на сайте в интернете там, где подборка ваших фотографий, помещена такая фраза: "Неудовлетворенное желание разрушает сознание"… Б.Г.: "…разрушает изнутри". Это такая китайская фраза. Корр.: Влюбленные девушки могут воспринять эту фразу, как приглашение к действию. Вдруг они решат попробовать добиться от вас ответной любви? Б.Г.: Любовь и так есть. Я их всех, в принципе, люблю. Но они хотят не любви, они хотят обладания, а это, к сожалению, закрыто. Мы целиком одобряем любые действия. Чем больше они будут действовать, тем лучше, до нас им все равно не добраться. Мы абсолютно закрыты. Действовать – пожалуйста, обладать – невозможно. Песни наши у них есть, а я недоступен. Корр.: А почему бы вам не повесить какую-нибудь другую фразу в интернете, чтобы не провоцировать? Б.Г.: Что бы ни повесить, все равно они поймут по-своему. Я по себе знаю: если мне чего-то хочется, я приложу любые действия, чтобы достичь того, чего мне хочется. Корр.: На сайте Аквариума сейчас помещено объявление о том, что вы собираете информацию о чудотворных иконах, хотите составить книгу. Б.Г.: Я хочу собрать материал, который поможет кому-то составить книгу. Такой книги на данный момент нет. Корр.: Вы считаете, что она нужна? Б.Г.: Чудотворные иконы реально помогают в жизни тем людям, которые способны это воспринять. И таких людей довольно много. Корр.: То есть, вы хотите просто дать людям возможность узнать о конкретных иконах, чтобы люди могли обратиться к ним за помощью? Б.Г.: Совершенно верно. Корр.: А как вы увязываете эту деятельность с буддизмом? Б.Г.: Тут нечего увязывать. Это все равно, что увязывать правую руку с левой - происходит само собой. Между буддизмом, православием и другими религиями нет предметов для спора. Это одно и то же, отраженное через призму разных культур. Бог один, их не два и не ... Корр.: Но говорят, что дети у него разные. Б.Г.: Да, дети бывают поумнее и поглупее. .Корр.: Вы бываете в разных странах. Я знаю, что вам особенно близка Англия. Б.Г.: Очень. Корр.: И Индия? Б.Г.: Да. Корр.: Вы бывали в Индии у Сатья Саи Бабы? Б.Г.: Много раз. Корр.: А вам довелось беседовать с ним лично? Б.Г.: Нет, но в этом нет необходимости. Кольца мне одевать некуда уже, подарки не нужны. Я бы, естественно, хотел увидеть его ближе, чем с пяти метров, но я никогда не ставил себе это целью. Мне вполне хватает того общения, которое происходит, когда находишься в ашраме. Находясь там, все равно с ним общаешься. Это может принимать форму снов, видений, внутреннего разговора, но общение происходит. Корр.: Появляется ощущение того, что он общается с вами лично? Что он вас знает? Б.Г.: Да, решением многих проблем я ему обязан, причем вполне практических проблем. Корр.: А какую страну вы считаете более цивилизованной, Индию, или Англию? Б.Г.: Более цивилизованной Англию, более близкой к Богу – Индию. В Индии гораздо больше нищих, уровень жизни там гораздо ниже, чем в Англии, но индийские нищие больше довольны жизнью, чем английские, судя по моему опыту общения с ними. Корр.: А что значит – цивилизованная? Б.Г.: Цивилизованная – это страна, которая устроена с заботой об обитателях. То, чем Россия, например, не является. Корр.: А у России есть шанс соединить в себе цивилизацию и близость к Богу? Б.Г.: Близость к Богу – это аксиоматично. Бог и так ближе к нам, чем все остальное. Все, что мы видим в жизни – это Бог. Цивилизация, как произведение людей, опосредованно, тоже Бог. Но есть культуры, цивилизация которых заботится о людях, и есть культуры, где начальники, представители цивилизации, заботятся только о себе. Поэтому получается, что у нас в Приморском крае, богатейшем крае, нечем отапливать, простите, дома. Это абсурд, это бред, нельзя так красть. Корр.: А вы все-таки остаетесь в России, несмотря на то, что цивилизации здесь нет. Б.Г.: Но люди-то, люди-то есть. Что важнее - цивилизация или люди? Корр.: Вы и в Индию не уезжаете… Б.Г.: А что мне там делать? Люди, которым нужны мои песни, они, в основном, здесь. Быть востребованным – самое большое счастье. Корр.: В вашем недавнем альбоме "Территория" есть песня, которая называется "Новая песня о Родине". Она дает ощущение начала новой эры, какого-то перелома. Скажите, ваше отношение к России сейчас более оптимистичное, чем в середине девяностых? У вас есть чувство, что что-то меняется в лучшую сторону? Б.Г.: Знаете, в России все время что-то меняется, то в лучшую сторону, то в худшую. Но в общем и целом… Если спросить у любого селянина, то он (или она) вам скажут, что, в принципе, ничего не меняется. Солнце всходит и заходит, картошка вырастает. Что меняется? Ничего не меняется. Это в больших городах все думают, что политики что-то меняют. Корр.: А вам не кажется, что сейчас проще добиться успеха в каком-то конкретном деле? Б.Г.: Да, найти в Москве человека, заплатить ему много денег и добиться успеха. Я очень давно призываю к культурной блокаде Москвы. Москва навязала всей России, по крайней мере, в смысле искусства, ту мысль, что за него надо платить большие деньги. Что музыка – это то, на чем делают деньги. А это не так. И Москва – как раковая опухоль сейчас для культуры. Вся остальная Россия без Москвы живет прекрасно. Именно Москва экспортирует фонограммных певцов, только Москва и ни один другой город. Корр.: Вы ни за какие деньги не согласились бы петь под фонограмму? Б.Г.: У меня контрвопрос: а если бы вам предложили много денег, чтобы вы стали "рабочей девушкой" на Арбате? Вы бы не согласились. А, с моей точки зрения, проституция гораздо более уважаемое занятие, чем пение под фонограмму. Проституток я могу уважать, а фонограмщиков – нет, потому, что они искажают сам смысл. Даже не фонограмщиков, а людей, которые занимаются искусством по заказу. Это бред. Когда Моцарт писал по заказу, ему не говорили, что он должен писать. Ему платили деньги, а он писал то, что у него в душе. А у нас композиторы пишут то, за что платят деньги, певцы поют то, за что им платят деньги. Поэтому они все одинаковые. Поэтому русская культура, простите меня, в данный момент находится на грани исчезновения. Корр.: А что может ее спасти? Б.Г.: А ее не надо спасать, потому, что она все время находится на грани, но никогда не исчезает. Пока есть русский язык, русская культура никуда не исчезнет.
Светлана Бардина Ж-л "Крестьянка" (ноябрь, 2001г.)
Полную текстовую версию и аудиозапись беседы предоставила Юлия Дунаева