Борис Гребенщиков: храня целомудрие Во время короткого разговора с Гребенщиковым я увидела, что сияние пусть и не исходит, но какой-то внутренний свет в нем определенно есть. Ему 57, он носит серьгу в ухе, синие ботинки и очки Ray-Ban. Он говорит вполголоса и осыпает комплиментами. Он сам может рассказать Дейлу Карнеги, как расположить к себе людей. Этот человек харизматичен до безумия и мудр до неприличия. И когда находишься рядом с ним, то где-то подсознательно начинаешь понимать, почему ему предана его многочисленная «паства». Борис Борисович, давно хотела вас спросить вот о чем: вне зависимости от того, нравится вам это или нет, очень многие люди считают вас своеобразным гуру. Почему, как думаете, вас так называют? И относятся к вам, как к мессии, воспринимая каждое ваше слово как перл мудрости и руководство к действию? Я боюсь, что не стану соглашаться с тем, что я являюсь тем или другим. Поэтому, пользуясь случаем, спешу отказаться от этих почетных титулов. Ну а слово «гуру» используют, наверное, потому что оно красиво звучит и явно иностранное. А можно было бы обращаться просто «учитель». Но учителем я, безусловно, тоже не являюсь. Все, что я могу сделать – это передать существующую в мире мудрость и сказать ее сегодняшними словами. От себя мне добавить абсолютно нечего. Все, что я говорю, уже было сказано. Я просто говорю это сегодня и здесь – для вас. Потому что другой мудрости, собственно, нет. Мудрость – она одна. И мудрость – это то, что позволяет делать жизнь истинной, насыщенной, сладкой, прекрасной. Поэтому она меня и интересует. В таком случае, можно сказать, что накопление мудрости – это и есть смысл жизни? Или нет? В чем смысл вот вашей жизни конкретно? Дело в том, что жизнь… она немножко больше наших попыток осмыслить ее. Если считать, что в жизни есть смысл, тогда она становится значительно меньше. Согласитесь, что наше сознание и сознание Бога – вещи несоизмеримые. У нас оно меньше. Поэтому лучше нам сюда и не вникать. Ведь ища смысл жизни мы, безусловно, запихиваем жизнь в очень маленькую коробочку, что лишает ее смысла. Хотя Бог, осознание Бога – достаточный смысл. Как восточная философия влияет на вашу жизнь? А никак не влияет. Любая философия является методом увидеть эту жизнь. Хорошая философия – буддизм. И все остальные философии и религии тоже хороши. Каждая по-своему хороша. Как говорил Далай-лама, у вас такая замечательная своя религия, куда же вы претесь в чужие? Но если кто прется – значит так ему и надо. Кажется, у вас даже была личная аудиенция с Далай-ламой? Я встречался с Далай-ламой дважды. Очаровательный человек, я его очень люблю. Во время этих встреч я даже не задавал ему никаких вопросов, потому что понял, что важнее просто находится рядом с ним. Знания передаются без слов. И все-таки – какая религия вам ближе? А мне все близко. Знаете, Бог значительно ближе к нам, чем мы все думаем. Существует много религий, много войн, много деревьев, много минералов… Всего много существует на свете. Но Бог-то все равно один. Если бы у вас была возможность во вневременном пространстве повстречаться с гениями минувших эпох, кто бы это был и о чем бы вы хотели с ним поговорить? Вы знаете, ведь у нас у всех есть такая возможность. Мы легко встречаемся во вневременном пространстве со всеми гениями всех минувших эпох, потому что то, что делает гений – это его суть, его квинтэссенция. Поэтому когда мы читаем «Гамлета», мы общаемся с Шекспиром, когда мы слушаем Дилана, мы общаемся с Диланом, когда мы смотрим на картины Леонардо да Винчи, мы общаемся с Леонардо да Винчи – это то, как они сами хотели с нами общаться. И это прекрасно. Вы часто бываете в Киеве, но в каждый свой приезд выглядите совершенно по-разному: то с бородой, то без, то с длинными волосами, то вообще без них, ну а ваша манера одеваться и подбирать аксессуары вообще заслуживает отдельного разговора. Что все-таки значит для вас эти изменения имиджа? По счастью, у меня никогда не было имиджа. Я как-то без него обошелся. Имидж – это что-то отличное от естественного состояния человека. Когда человеку надо что-то скрыть, он берет себе имидж и под ним скрывает то, какой он на самом деле. По крайней мере, так выглядит первоначальное значение слова «имидж». Я никак не пойму как вообще имидж соотносится с искусством. Если у человека есть имидж, значит, он не искусством занимается, а лицом торгует. Тогда с чем связаны ваши внешние преображения? Мне просто надоедает ходить вот так и я начинаю ходить как-то по-другому – больше ни с чем. Неужели вам надоела ваша шикарная борода? Вы с ней были просто созданы друг для друга… Видите ли, дело в том, что раньше за ней ухаживали четверо японцев – потомственные профессионалы, которые вели неусыпный контроль над формой и состоянием моей бороды. Обходилось это, конечно, дорого, но за все платил «Газпром». Правда, потом они по очереди умерли от старости и в конечном итоге я был вынужден избавиться от своей бороды. Скажите, а как, по-вашему, обстоят дела в украинском роке? Жопа. В роке вообще жопа уже много лет. Ничего нового. А этот наш отечественный рок, он не просто умер – он уже разлагается, даже не смердит, он давно обеззаражен. Рок – это то, что играют в Кремле. Зато когда я слышу словосочетание «армянский рок», я сразу представляю очень любимую мною группу System Of A Down. А вообще последние 10 лет музыкой рулят голубые. Да вы сами посмотрите – ведь вся интересная музыка сделана голубыми! Мне не повезло, я во втором эшелоне. А с кем из зарубежных музыкантов вам хотелось бы посотрудничать? Да невозможно с ними сотрудничать! Потому что они заняты целостностью своей музыки, и я к ним никак не впишусь, и им этого не надо, и мне это не нужно, и я им ничего не добавлю, и они мне ничего не добавят. Какой последний голливудский фильм вы посмотрели? Shooter. Это голливудский боевик, где прозвучала такая фраза: «Если вам не нравятся политики, то идите и стреляйте их». И это пиздец, скажу я вам. А вы, кстати, политикой интересуетесь? Я никак не могу понять – чем там можно интересоваться? По-моему, это одна из самых неинтересных вещей в мире. Когда идет крысиная борьба людей сомнительных моральных принципов и сомнительного прошлого, то я не вижу в этом ничего увлекательного. Интересно, что в своих интервью вы довольно резко отзываетесь о радио и телевидении, при этом с представителями СМИ общаетесь на редкость вежливо и уважительно, практически никогда не отказываете в интервью (в том числе – и телевизионщикам) без объективных на то причин. Вы не видите в этом никаких противоречий? Нет, потому что телевидение и люди, которые по каким-то своим причинам работают на телевидении – это не одно и то же. Да, телевидение – это выгребная яма. Да, смотреть телевизор – это все равно что сидеть по уши в дерьме. И я не думаю, что есть предпосылки для того, чтобы это когда-нибудь изменилось. С каждым годом телевидение становится только хуже, но люди продолжают это смотреть. А к воображаемому среднему потребителю я испытываю любовь. Мне искренне жаль, что он воспитан на этом ширпотребе, но привить ему хороший вкус я не не в силах. Хотя я бы с удовольствием противопоставил тому говнищу, которое крутится по радио, хорошую музыку. Для этого я уже несколько лет веду передачу «Аэростат»[1]. Я знаю, что в Украине её ретранслируют в Харькове, а в Киеве, кажется, до сих пор нет. Какую роль в вашей жизни играют деньги? Я не забочусь вопросами продажи наших альбомов, потому что ты либо творишь, либо продаешь. Уже много лет все свои записи мы выкладываем в Интернет – абсолютно бесплатно. Просто некоторым людям нравится получать деньги и за это жить по заказу… А некоторым нравится делать то, что им нравится. Я отношусь ко вторым людям. И что же вам нравится делать? Мы играем песни. Я больше не знаю, что рассказывать. Мы просто играем то, что нам интересно. Мы существуем в пространстве музыки. «Аквариум» существует уже столько лет… (если быть точным – 39 лет – прим. авт.) и все эти годы нас люди на плечах несли не просто так. Можете вспомнить каким был ваш первый гонорар за концерт? Точно не скажу, потому что по началу мы играли, конечно, бесплатно. Но в какой-то момент за один из первых концертов мы получили гонорар в размере 10 рублей. Хватило на такси туда и обратно, а оставшиеся 3 рубля пропили. А еще лет 100 тому назад мы играли за 3 стиральные машины. Что стоит знать о Ленинградском рок-клубе тем, кто склонен идеализировать его и те времена? Не хочу разбивать ничьих иллюзий, но в реальности все было куда менее поэтично и романтично, чем можно вообразить. Рок-тусовка состояла из людей, которые не выносили друг друга, собирались в Доме культуры и решали скучные административные вопросы, при этом и каждый считал, что прав только он. А сейчас? А сейчас я не вхожу ни в какие тусовки. В вашей песне «Как Стать Таней» есть такие слова: «Храни целомудрие, все остальное пройдет». Можете вы объяснить что значит «хранить целомудрие» в данном контексте? Легко! Это следует понимать буквально: цело-мудрие, то есть это когда восприятие сознания человека цельное, в нем нет дыр, оно не разорвано. Потому что у нас, как правило, бытовое сознание очень разорвано – здесь одно, там другое, третье, четвертое, оно не совмещается, нет целостности. Это происходит, потому что у нас все на разной скорости: один кусок на одной скорости, второй на третьей, а третий на четвертой и их вместе не совместить. Но если мы чуть-чуть замедлим себя и приведем все свои части к одной скорости, мы приблизимся к целомудрию. Когда у тебя цельное восприятие мира и самого себя, и нет разницы между собой и миром, потому что одно – есть другое, тогда это будет вести к целомудрию. Когда мудрость, как у святых, целая, а не кусочками, тогда и жизнь совершенно другой становится. То есть начинаешь воспринимать этот мир так, как он должен быть воспринят. И тогда, наверное, возникают совсем другие вопросы. Нет, я думаю, они просто уходят – вообще все вопросы… Елена Полякова (интервью опубликовано в журнале в феврале 2011)