(дата не интервью а выхода газеты)
Борис Гребенщиков: «Образ «мудрого БГ» появился от печальной общей невежественности»
Удивительный парадокс: с одной стороны, побеседовать с Борисом Гребенщиковым мечтает, наверное, каждый, с другой стороны, когда такая возможность предоставляется, ты теряешься, потому что любой вопрос кажется ничтожным по сравнению с масштабом его личности. Однако сам БГ от роли некого гуру отказывается и призывает просто слушать его песни на концерте, который состоится в Лондоне 25 ноября. Кажется, именно в музыке и заключена та мудрость, за которой мы снова и снова обращаемся к БГ.
– Десять лет назад в одном из интервью вы сказали, что единственное, чем вы гордитесь в российском искусстве сегодня, – это Полуниным. Изменилось ли что-то за эти годы? Появились ли поводы для гордости, или все становится только хуже?
– Да что вы! Я очень много чем горжусь из современного российского искусства – от Полунина, Акунина, Пелевина, Жени Федорова, Лени Федорова, Сергея Старостина, Веры Полозковой, Вани Вырыпаева, Теодора Курентзиса и многих других наших дирижеров и музыкантов, рассеянных по всему миру, – до молодых групп, художников, поэтов, которых еще никто не знает. Горжусь, но этого мне мало. Хотелось бы дожить до того, чтобы их по заслугам ценили на Родине и давали им спокойно творить.
– Тогда же вы сказали, что новое, интересное творчество рождается лишь из хаоса, а в те времена (2005 год) все притворялись, что вокруг стабильность и застой. А что сегодня, в 2016 году? Кажется, что хаоса стало больше, но стало ли больше творчества?
– Соотношение хаоса и порядка, я думаю, примерно то же. Просто и хаос этот, и этот порядок все время принимают разные формы. Говорят, что новое в искусстве появляется тогда, когда сказанное раньше усвоено людьми и становится архаичным. Может быть, этого еще не произошло? Я вот пою свои песни и с сожалением замечаю – они никак не хотят устаревать; сказанное сорок лет назад продолжает быть верным и по сей день. А творчества всегда ровно столько, сколько нужно природе.
– При чтении ваших интервью складывается ощущение, что роль, которую слушатели и поклонники отдали вам лично и группе «Аквариум», идет вразрез с тем, чего вы хотели изначально. Вы неоднократно говорили о том, что не понимаете, откуда появился этот образ гуру, мудреца: «Я понимаю, что за успокоением к «Аквариуму» приходят многие, но мне, наоборот, всегда хотелось петь, чтобы сбить с толку, чтобы столкнуть людей с точки мнимого равновесия, которое поддерживает, например, эстрада». Есть ли этот диссонанс?
– Я не хотел никакой роли, я хотел создать песни, которые будут как кислород помогать людям жить. Расхожий образ «мудрого БГ» появился от печальной общей невежественности. Я, естественно, пользуюсь теми словами и образами, которые знаю: как суп варят из того, что есть в кухне. Раньше говорили, что я «укурился, вот и написал бог знает что», и всегда хотелось подмигнуть и сказать: «Попробуйте научиться грамоте и почитать несколько книг, и с удивлением узнаете, что это «бог знает что» сказал Лао Цзы или апостол Павел, или Шанкарачарья – а я просто вам напоминаю, что это сказано про нас с вами». Настоящее дело – это хотя бы на мгновение рассеять в людях тьму, разогнать облака и дать им увидеть, что в каждом из нас горит ясный невечерний свет. А что до диссонансов, то любой диссонанс – часть еще большего гармонического аккорда. А «аккорд» значит «согласие».
– Вы признавались, что много времени проводите в Лондоне. Какие песни были написаны здесь? И имеет ли вообще для вас значение «география»? На Тибете, в Кемерово или Лондоне должно, наверное, по-разному писаться?
– В Лондоне я чувствую себя естественно, как будто нахожусь внутри любимой и очень хорошей книги. Однако написание песен с этим никак не связано. Природа устроена мудро: песни, как и дети, появляются там, где есть возможность и время дать им зародиться и появиться на свет. И от географии это не зависит. «Гертруда» появилась на свет в Катманду, «Любовь во время войны» в Мексике, «Голубиное слово» на Клязьме, а «Селфи» – на берегу Темзы. Однако большинство песен пишется несколько лет, и соответственно – в самых разных частях Земли. – Англия – родина лучшей мировой рок-музыки. Как вы думаете, почему? И если представить, что вы родились здесь, как бы могла сложиться ваша профессиональная судьба?
– Говорят, что в дохристианские времена Альбион был университетом, где обучались учителя всей Европы, если не всего мира. Может быть, специфические особенности британской музыки – отголосок тех времен? А «если» – не бывает. Мир таков, какой он есть.
– Вы бы смогли сформулировать, почему Россия – это именно то место, где вам хорошо? Зависит ли ваше самоощущение здесь от того, что происходит в социуме, политике?
– Это не формулируется. Мне хорошо во всем мире, однако в России есть то, что я должен здесь сделать. И значит, я на месте. Быть востребованным, быть нужным, быть на месте – большое счастье.
– В одном из интервью вы сказали, что выступаете «за существующее положение вещей во Вселенной». А что вы чувствуете, когда сталкиваетесь с очевидной несправедливостью, примеры которой в нашем мире можно найти буквально на каждом шагу? К ним вы тоже относитесь с принятием?
– Шуметь и махать крыльями при столкновении с несправедливостью – конечно, дело уважаемое, одна только беда – это ничего не меняет. Если хочешь не просто показать, какой ты хороший, а действительно что-то изменить к лучшему – не торопись, разберись в ситуации и подумай, что можно сделать, чтобы стало лучше. А потом не шуми, а действуй.
– Одно из громких событий этого года – вручение Нобелевской премии Бобу Дилану. Почему он получил премию именно по литературе? Имел ли он влияние на вас лично и ваше творчество?
– Дилан и Окуджава научили меня писать песни, и именно им я обязан всем. А премия Дилану нужна так же, как какой-нибудь далекой галактике. Он бесконечно больше любых премий.
– Вы себя называете, в первую очередь, поэтом. В этом смысле, может ли, на ваш взгляд, музыкальное произведение быть приравнено к литературному, а музыкант к писателю?
– Это разные жанры. И приравнивать одно к другому совершенно бессмысленно. Это как приравнивать куст черемухи к порыву ветра. Несравнимо, однако одно может как-то повлиять на другое. А до гордого звания поэта мне далеко как до неба. Настоящий поэт – маг и алхимик. У меня все проще. Я пишу песни и пою их. Но иногда мое сердце распахивается настежь оттого, что я пою – а это значит, я добился того, что хотел.
Беседовала Юлия Варшавская, фото Марии Плешковой https://angliya.com/2016/11/10/bg-interview-2016/