2017 2 апреля. Радиопередача "Аэростат". No 620 . Событие. Справочник

Стоило Леонарду Коэну покинуть этот мир, как журналы начали называть его величайшим поэтом рок-музыки. И с этим трудно не согласиться, хотя сам Коэн не считал себя принадлежащим к жанру рок-музыки. Он был поэтом, который пел свои стихи, как это было принято тысячи лет назад.
И как настоящий поэт, он знал цену слову. Те, кто брали у него интервью, отмечали его тщательность в подборе выражений и совершенное бесстрашие - он не стремился показаться лучше, чем есть; он говорил то, что действительно переживал внутри, не щадя себя.
Поэтому его свидетельства о таинствах писания песен и самой жизни не имеют себе равных. Вот ими я и хочу сегодня с вами поделиться.

О писании песен: “Когда я пишу песню - это работа. И когда эта работа исполнена, для меня это невероятное достижение. Каждая из моих песен выше меня. Когда я говорю “выше меня”, я почти что имею в виду “лучше меня”.
О Господи, написать песню - это полный успех. Я не знаю, как это делают другие, но у меня просто чувство благодарности, что я смог что-то довести до конца в этой юдоли слез. Нужно держать инструменты острыми, все время работать. Мы же профессионалы, мы не можем ждать, когда придет вдохновение. Я пытаюсь заниматься песнями каждый день. Когда приходит что-то хорошее, нужно быть готовым доделывать, полировать - это работа. Но главное намерение - то, о чем пишешь - приходит из глубокого места, над которым у нас нет никакого сознательного контроля.
Может быть, люди даже не до конца понимают, о чем точно мои песни. Я же просто пою о том, что я вижу и том, как я это вижу. Мои песни - это рассказы о моих переживаниях. Но когда песня действительно говорит о самом личном, ее все понимают. Когда говоришь правду, люди сразу это чувствуют.
Я полностью открыт, я прозрачен, и поэтому любой человек может почувствовать эмоцию, которая есть в песне. Я человек, который пробует все на себе, и поэтому я постоянно разваливаюсь на куски. И место, где это происходит - это песня. Здесь я уязвим. В песне “Anthem” есть строка “во всем есть трещина; через нее сюда и попадает свет”. Это ближе всего к моему кредо”.

Леонард Коэн всегда чувствовал себя неудобно в качестве звезды. Может быть, именно поэтому он точно оценивал свое место в мире.
Еще в 73-м году он говорил в интервью: “Я хочу уйти из мира музыкального бизнеса. Я хочу продолжать писать песни, но вернуться к другому ритму жизни, более естественному для меня. Может быть то, что я ищу, можно найти в монастыре (через 20 лет именно так он и сделал - прим. БГ). Невозможно не обратить внимания на тот факт, что в какой-то момент ты начинаешь заниматься этим только ради денег - пытаешься сделать так, чтобы все шло. Но этому процессу нужно уделять внимание.
Конечно, можно предоставить вести свои дела другим, но когда ты видишь, что к тебе возвращается искаженное эхо сделанного тобой, и оно - совсем не то, что ты хотел - ты понимаешь, что своей карьере нужно посвящать все свое внимание. Если не хочешь этого делать, нужно вырываться из этого.
Публика может об этом не знать. Время от времени будут выходить новые альбомы. Если у меня будут песни, я буду их записывать. Но сначала я должен быть уверен, что я уйду и найду образ жизни, естественный для меня. Как-то я не сумел организовать свою жизнь в роке.
Каким-то образом рок жизнь стала важнее того, откуда берутся песни. Ты втягиваешься в эту жизнь. Начинаешь думать: “Мне нужно написать новую песню. Я должен стать лучше. Я должен чаще появляться на публике. Я должен быть круче. Я завидую этой песне и этой”.
Да пошло оно к черту. Я хочу заткнуться. Просто заткнуться. Я ничего не хочу слышать о музыкальном бизнесе. Я не хочу быть его частью. Я хочу вернуться к делу.
В монастыре говорят: пусть у всех существ получится сделать то дело, которым они заняты. Ну, вот я и желаю удачи всем, кто занимается роком, пусть их музыка будет великолепной, пусть они пишут замечательные песни. Но я не хочу быть частью этого мира”.

О традициях: “Иногда думаешь: когда вокруг происходят массовые убийства, катастрофы, унижения человека, как можно петь песни? Но чем хуже становится, тем больше я замечаю, что беру гитару и пою.
Я думаю дело в традициях. Есть традиция, говорящая, что когда все плохо, нельзя поддаваться печали. Нужно начинать веселый мотив. Пусть группа заиграет, и мы начнем танцевать так хорошо, как сможем, даже если у всех нас сотрясение мозга. Но есть и другая традиция, более восточная или ближневосточная, гласящая, что когда все становится плохо, самое лучшее, что можно сделать, это сесть у могилы и рыдать. И таким образом ты почувствуешь себя лучше.
Я думаю, что оба этих подхода существуют для того, чтобы поднять дух. И моя традиция говорит, что нужно сидеть рядом с несчастьем и оплакивать его. Ты не избегаешь ситуации, ты бросаешься в нее.
Нельзя брать прошлое с собой. В какой-то момент нужно от него избавляться, если хочешь двигаться дальше. Вперед нужно идти налегке”.

“Кто осмелится теперь писать песни о лебедях и розах? Я чувствовал, что по какой-то странной причине должен спасти эти образы, эти символы с рожественских открыток и вернуть их на почетное место, если такое когда-либо существовало.
И еще использовать потертость и иронию этих образов, чтобы заставить их действительно работать, как ироническое приспособление, чтобы освободить их настоящую страстную романтику. Если это получается, то они создают резонанс и находят отклик в сердцах слушателей, рисуют пейзаж, подлинность которого мы чувствуем сердцем.
Вероятно, я работаю немного в стороне от того, что называется “мэйнстримом”. Но в глубине сердца я знаю, что как раз я в мэйнстриме, а большая часть того, что вокруг меня - только мода. И что есть более старые и более глубокие традиции, которые не видны на первый взгляд, они под поверхностью, но именно на них и держится человеческая культура”.

И напоследок о пении: “Перед первым моим выходом на сцену в Нью-Йорке я помню, что я сказал в панике: “Я не знаю, что я делаю здесь, я не могу петь”, и юрист, который был со мной, сказал: “Никто из вас, ребята, петь не может. Когда я хочу слышать певцов, я иду в Метрополитан Опера”.
Я думаю, что таким положение и остается. Я никогда не считал никого из нас певцами. У меня точно никогда не было музыкальных стандартов, которые бы меня тиранили. Я думаю то, чем мы занимаемся, имеет какое-то отношение к правде: твоя песня - это то, как ты рассказываешь свою историю. И неважно, что у меня нет голоса. Я всегда служил тому, что невозможно назвать словами”.

No documents found

У Вас есть что сообщить составителям справочника об этом событии? Напишите нам
Хотите узнать больше об авторах материалов? Загляните в раздел благодарностей