Борис Гребенщиков "Питер мною не любим" На этой неделе Борис ГРЕБЕНЩИКОВ приедет в Москву, чтобы отметить 50-й день рождения. 31 октября вместе с группой "Аквариум" он выступит в Кремлевском дворце. Накануне легендарный БГ ответил на вопросы "Новых Известий". – 50 лет и Борис Гребенщиков – как-то это все не вяжется... – Я считаю, что юбилеи в жизни празднуют те, кому больше в жизни праздновать нечего. Пятьдесят лет – это даже не рубеж, это случайно поставленная запятая. – Тем не менее вы эту дату как-то выделили. – Меня попросили не "зажимать" в этом году свой день рождения. Обычно я уезжал в этот день из России, чтобы не поддаваться соблазну. В этом году меня попросили ничего такого не делать, и я решил, что иногда правила надо нарушать... Даже собственные. – А 27 ноября – непосредственно в день своего рождения – будете выступать? – Буду играть концерт в Петербурге. Всем выгодно, чтобы любой мой концерт, проходящий этой осенью, считался юбилейным: это поддерживает в гипотетическом зрителе гипотетический интерес. Поэтому, где бы я ни играл, все равно это будет называться "юбилейный концерт". Не важно, что написано на афишах. Главное, что там стоит слово "Аквариум". – А как же друзья, застолье? – Я потерял к этому интерес очень давно. Я не очень большой едок. А выпить с друзьями – этим и так я занимаюсь регулярно уже много лет, на полупрофессиональной основе. – Недавно Гарик Сукачев заметил: "Наши дети повзрослели, но мы не постарели". Вы можете так сказать про себя? – Как только ребенок взрослеет, у него сразу же появляются большие возможности. Мои возможности не меняются уже на протяжении 35 лет, поэтому, насколько я постарел, я не знаю. Я не чувствую, что я сильно изменился за последние 35 лет. Но то, что у меня внутри, и то, что люди видят снаружи, – это очень разные вещи. Внешне я изменился, вероятно, очень сильно. Но поскольку у меня есть возможность роскошествовать и об этом не думать, то есть мне не нужно никуда продавать свою морду, я чувствую большой интерес к жизни и желание еще чего-нибудь поделать. – А что вы думаете о пресловутом кризисе среднего возраста? – Я обсуждал эту тему с одним своим другом, журналистом из Лондона, он меня утешил: "Ты не заметишь кризиса среднего возраста. У творца всегда такой собственный творческий кризис, что кризис среднего возраста на его фоне проходит просто незамеченным". Это меня утешило. – Вы давно гражданин мира. Как вы относитесь к своему родному городу Санкт-Петербургу? – Он мною не любим. Я к нему отношусь с большой теплотой и одновременно с печалью, поскольку этот город, как мне кажется, был неудачной попыткой выстроить себе свою собственную Европу. Петербург не изменился, в нем есть свои мрачные стороны, город на самом деле полон теней, но за счет этого в нем есть что-то позитивное. Что-то такое, что заставляет меня в нем жить всю жизнь. – А что думаете про Москву? – В Москву я очень люблю ненадолго приезжать. За всю свою жизнь больше пяти дней я провел здесь только раз в жизни, в девяносто втором году, когда мы писали "Русский альбом". Тогда я прожил здесь около двух недель. В Москве я боюсь спиться... Очень много искушений. – Я слышал, что вы спите по четыре часа в сутки... – Стараюсь. Ничего странного. Просто люблю вставать утром: чем раньше, тем лучше. Я могу днем заснуть где-нибудь в машине. Если мне удается подняться в пять, шесть, семь утра, я считаю себя очень довольным. Ростропович, кстати, тоже спит по четыре часа в сутки. – Вас всегда воспринимают как человека неординарного. Над вами будто всегда витает ореол человека не от мира сего? – Очень сложно ощущать ореол, если находишься внутри себя. Мне кажется, что ореол создается тем, что про меня говорят и пишут, но никак не мной самим. То есть мне мои занятия кажутся вполне нормальными. Мне непонятно, почему все остальные живут так скучно! – Вы помните, как выпускали свою первую пластинку? – Предисловие к ней написал Андрей Вознесенский. И он же вместе с Пугачевой эту пластинку "пробил". Они сломали сопротивление худсовета, за что я им глубоко благодарен. Это было в 1987 году. И "Мелодия", и худсовет были настроены на то, что если уж необходимо выпускать "Аквариум", то нужно оставить минимум вещей, которые могут вызвать какое-то сомнение, раздражение. Поэтому пытались сделать так, чтобы убрать вообще все живое. Но пришел Андрей с Аллой, мы не были тогда близко знакомы... Они зашли в кабинет на пять минут, вышли и сказали: "Все, старик, можешь не волноваться!" – Сейчас вы поддерживаете с ними отношения? – С Аллой Борисовной мы никогда не были особенно близки, поскольку мы разными вещами занимаемся. Но я к ней продолжаю относиться с огромным уважением. А с Андреем время от времени мне доводится встречаться. Он великий, и это хорошо! – В семидесятые большая часть нашего рок-андеграунда пела по-английски, потом все постепенно переключились на русскоязычные песни, и вы в том числе... – Когда я начинал писать песни, девяносто девять процентов моих знакомых убеждали меня бросить это глупое занятие. Говорили, что на русском языке это все равно не будет звучать, что рок-н-ролл и русский язык не сопрягаются никак. Все меня отговаривали. Но я упорно делал это. Я в Петербурге, Андрей Макаревич в Москве. Прошли годы, и выяснилось, что мы были правы. Чтобы написать что-то на английском, этот язык нужно как минимум очень хорошо знать. Но большая часть людей его не знает. Даже наши уважаемые переводчики не знают английского. К тому же нужно уметь на нем общаться, знать произношение. А у нас получалось какое-то обезьянничание. Особенно в Москве. В Москве бытовало мнение, что если спеть любую отсебятину, это будет уже по-английски. Даже довольно известные люди это делали. – Вы запели по-русски и почти одновременно с этим вас отчислили с математического факультета Ленинградского университета. Интересная связь. – Вообще-то меня выгнали не из университета, а со службы, когда я работал социологом. За участие в фестивале в Тбилиси. Прошло много времени, но я до сих пор не понимаю, за что. Однако они оказали мне очень большую услугу тем, что перевели меня в свободные люди. До апреля 1980 года я был младшим научным сотрудником, был как-то связан с обществом. Когда после этого в одночасье оказался на улице безо всяких связей с приличным обществом и пошел работать сторожем, я автоматически стал маргиналом. В обществе, особенно в том, которое было тогда, находиться в социальной зависимости отчего-то было очень тяжело. Быть маргиналом значительно свободнее. – Вас выгнали еще и из комсомола... – Одновременно и с работы, и из комсомола. Отовсюду. Спустя годы я им очень благодарен за это. – А сколько лет вам удалось побыть комсомольцем? – Давайте посчитаем. Я вступил туда где-то в районе 1967 года. Значит, 13 лет. Когда я поступал в комсомол, часть ритуала заключалась в том, что на вопрос, почему вступаешь, нужно было ответить: "Я хочу находиться в авангарде советской молодежи". Через много лет я понял, что не отступил от своей клятвы. – Как вы пришли к буддизму? – В четырнадцать лет я услышал Харрисона в составе "Битлз". Индийская музыка меня потрясла необычностью и вместе с тем показалась чем-то чудовищно родным и очень близким. И мне захотелось узнать, что же это такое. Я начал поднимать какие-то мифологические книги, которые тогда были. Одновременно у меня проснулся интерес к Индии и к Древнему Китаю. За неимением литературы по Индии, я увлекся дзен-буддизмом, потом просто буддизмом, потом европейской мистикой, а потом и христианством. За последние двадцать пять лет мне достаточно много пришлось по этому поводу узнать, почувствовать, пережить. И путешествие продолжается. Поскольку Бог один, человеческое сознание тоже едино. Разница между религиями – это разница между культурами. Понимая это, ты понимаешь, что речь идет об одном и том же. – Вы не раз высказывались за легализацию наркотиков... – Я выступаю за легализацию всех наркотиков без исключения, потому что это принесет деньги правительству и обеспечит более жесткий контроль за качеством и потреблением. Мафия потеряет доходную почву. Согласитесь, если лекарства были бы в руках мафии, это было бы хуже для больных людей. – То есть вы предлагаете легализовать все, даже героин? – Есть общества, в которых героин является ресурсом, и этим ресурсом распоряжается государство. Сейчас то же самое государство в лице своих нечистоплотных представителей покрывает торговлю героином. Почему негры в школах на окраинах Москвы беспрепятственно продают героин? Не потому ли, что кто-то наверху получает от этого большие деньги, и с ним никто ничего не может сделать. Все это знают, и все об этом молчат. Если бы государство занималось этим официально, было бы лучше. – Двадцать лет назад вас спросили, каким вы себя видите в пятьдесят лет, вы ответили, что в пятьдесят себя не видите "из-за плохого зрения". А что вы теперь думаете о своем будущем? – Будущего нет в природе, эта вещь придуманная. Есть бесконечное и настоящее. Я живу только в настоящем. Я знаю, что могу сделать еще несколько для меня очень интересных вещей. Что будет потом, меня совсем не интересует.
Константин БАКАНОВ Газета "Новые Известия", 28 октября 2003 г. - http://www.newizv.ru/news/?n_id=2371&curdate=2003-10-28