Песня для нового быта
открытое письмо Леля Сагарева - Борису Гребенщикову Да не подумает читатель, что избранный жанр - пижонство или же способ выместить личную обиду. Обиды у меня нет и не может быть, потому что как обижаться на Борю Гребенщикова - основное составляющее, источник вдохновения и цель жизни столь многих людей в течение долгого времени? Наши дороги разошлись, а время переменилось. Не принято больше проводить вечера за рюкой коньяка в беседах о песнях, пластинках и книжках, в критике и комплиментах друг другу. Язык публичный нам более всего близок. Так уж лучше из первых рук - ибо сказанное все равно станет его достоянием. Это - не разочарование, а, напротив, публичное признание в любви - любви столь же сильной и абсурдной, как и восьем лет назад, когда кроме огромного сияющего инициала "Б" ("Г" почему-то было не принято) в моей жизни не было ничего. Мои слова, тем не менее, донельзя типичны - для времени, судьбы жанры, покаления.
Милый Боря!
Между тобой и, скажем, Шевчуком - огромная пропасть. Шевчук - удивительный человек. Он всегда и все делал правильно. Ты - не делал правильно ничего, и, наверное, это не лечится. Можно на меня обижаться сколько угодно - я составила биографию "Аквариума", выпустила две твоих книги - и вправду не понимаю, что и зачем ты делаешь теперь.
Я не понимаю, почему ты выходишь петь перед спонсорами (как в "Сатириконе" прошлой весной) и говоришь им со сцены, что все богатые - плохие. Зачем ты приглашаеь на концерт правительство Москвы и говоришь со сцены, что все политики - сексуальные лишенцы? Ты ждешь, что после этого тебе дадут в Москве квартиру? Ты думаешь, что, промолчав, изменишь себе и своим идеалам?
Опомнись - ты давно изменил им, и не только ты - мы все изменили свою жизнь. Сегодня не просто не то время, которое было двацать лет назад, - сегодня не то время, которое было в 87-м году, когда все мы познакомились, когда стадионы, стоя под дождем, скандировали твое имя, и ты стоял на сцене и молчал или даже вообще уходил. Сегодня - нормальное время, и вести себя в нем надо последовательно.
Если тебе не нравятся спонсоры - не бери у них денег. Не приглашай их на концерт. Если приглашаешь - не делай вида, что ты - Бог, а они - никто. Не халтурь, вызывая к их ностальгии по песне, скажем "Гиппопотам" пятнадцатилетней давности. Они не обязаны знать эту песню и соображать, почему все остальное сыграно прилично, а она одна плохо - видно, что не репетировали. "Каково мне каждый вечер играть концерт?" - спрашиваешь ты у зала. Боря, у тебя минус пять. Ты видишь первый ряд партера и пять знакомых лиц - девушек музыкантов. Остальным - каково каждый день подписывать, скажем, договора? Они заплатили деньги за то, чтобы получить удовольствие, - а получают ведро помойки. Им наплевать, каково тебе. Ведь ты же берешься для них петь не даром, не для благотворительности. Думаешь, Маликов или Сташевский задают публике такие вопросы? А если ей все равно, что слушать - лишь бы не хамили со сцены? Их логика проще твоей, куда уж им. Тяжело ему, подумают, петь - ну так грузил бы кирпичей. Сорок лет - не сто, другие грузят сто, другие грузят, ou must decide your problem, говорят за границей - ты знаешь сам, слышал, небось. Так вот, мы теперь все живем в той самой загранице.
Боря, ты сделал очень много, слух о тебе прошел по всему миру, и назвал тебя всяк сущий в нем язык. Так поднимись над суетой - прости за источник цитаты. Береги себя и попусту не расходуй. Нечего сказать - не давай интервью. Ты - сначала соглашаешься, потом молчишь. Ограничь круг своих высказываний - не путай Чечню с Афганистаном. Тогда доблестью было что-либо покричать вслух о войне - успеть, быть услышанным. Теперь, когда ты приходишь, скажем, на вручение музыкальной премии, - мы все, сидящие в зале, все знаем о войне. Видим, слышим, читаем. Нам рассказывают о ней по телевизору и пишут в газетах. - мы специально покупаем их и включаем телевизор, чтобы узнать о войне из первых рук. Если мы пришли на конуерт - это еще не равно таму, что мы одобряем действия, скажем, президента. Мы просто ждем, что на сцену выйдет БГ и споет о хорошем. Перед тобой не хиппи середины восьмидесятых, состоящие на учете в детсткой комнате милиции. Перед тобой люди, которые почти все знают про Чечню больше, чем ты, - они интересуются окружающим миром. Ты - ничем не интересуешься и как ребенок впечатляешься тем, что узнал случайно. Твоя сегодняшняя публика по нравоучениям уже не плачет, как десять лет назад - за проповедью она ходит в храм, а в остальное время голову ломает, как бы обратно отделить церковь от государства.
Шевчук опять все сделал правильно - поехал в Чечню, пел в окопах - а ты не сделал? Тебе что, поэтому обидно? Сорока лет нехватило, чтобы понять, что правда - у каждого своя? Он прав - потому что его там ждали. Ты прав - потому что тебе там нечего делать. Могли бы только по морде надавать. Попробуй делать дело свое - петь, а если не можешь - не порзорься.
Жизнь каждого в какой-то момент меняется - семья, дети. С годами изменилась и моя. Год назад, когда у меня родилась дочь, меня на девятый день выписали домой, где нас ждали поздравления от знакомых - в том числе от тебя, и приглашение на твой концерт для спонсоров с интригующей пометкой "Все свои". Посыльный сопроводил его со словами о том, что мне, наверное, не до этого, и я не приду. Я решила сделать подарок себе - я пришла, хотя похожа я была на призрак. После концерта была пресс-конференция, на которой тебя спросили: "Скажите, а планируется ли дальнейшее издание книг аквариумной серии? Чем сейчас занимается Леля Сагарева?" Ты ответил: "Леля ушла на дно, а кроме нее никто этим никогда не занимался. Где она сейчас, я не знаю." Я встала и вышла из зала.
Да, больше никто не занимается этим - было много разногласий, твоих претензий к книжкам, к биографии. Дорогой Боря, разве стояла очередь все это составлять, редактировать, издавать? Или я слепа - и не вижу толпы, или ты слеп - и пустоты не замечаешь? Энергетический вампиризм - модное сегодня понятие, но ведь у тебя нет друзей. Были когда-то, но ты себя считал умнее. Мы все сносили и сносим твои обиды - но нет больше сил понимать, что числа им несть и не будет. Кончились силы. Прости. Я никогда не села бы за это письмо, не послушав новых твоих песен, - говорят, теперь они будут записаны в Лондоне и изданы. Пока ты их поешь под гитару, как призрак минувшего КСП и прошедших квартирников, как повторение самого себя полтора десятилетия тому назад. И меня охватывает опасение - ведь ты же не понимаешь, в каком ты времени. Они все хороши, эти песни - они возвращают нас к правильному самоощущению, напоминают, кто мы такие. Но их нельзя издавать. Они не могут стать частью, элементом, предметом шоу-бизнеса. Есть Окуджава, Клячкин, Хвостенко - зачем тебе эстрада? Неужели самолюбие еще не удовлетворено? Человек, который поет "Моя смерть ездит в черной машине с голубым огоньком", - наверное, и вправду гений. Пока эти слова - правда.
Мне кажется, что свой путь ты всегда вычислял математически. Если бы ты сейчас согласился на роль Окуджавы нашего поколения, - карты бы шли тебе в руки, потому ты заслужил ее, и она - твоя. Еще много лет спустя во время застолья мы будем хором петь не про Магадан, а про религиозный фикуз. А вся та "маята", от которой "жизнь не получается" - оттого, что ты придумал эту жизнь сам, и тебе "слишком много груза не снесть". "Слишком поздно мы все на вершине" - поздно так поздно. И не нужно больше назидательно сокрушаться, что "небо на цепочке, да звенья разорваны, а как пойдешь чинить - все поймешь сама". Недавно ТВ показало фильм "Центр Циклона" - ты уже своими руками убил все, что сделал за этот год. Фильм ужасный - неностоящие слова, уставшие лица, оргстекло с царапинами, изображающее крупным планом траву. Плывущий "через век-житье" не играет в такие игры. Зачем все портить - ведь ты так хорошо все придумал?!
Боря, эти новые песни - гремучая смесь из лермонтовских провидческих пассажей о близкой кончине и безумной безысходности. И в то же время в них нет почти ничего, прежде свойственного тебе. Ты встаешь третьим в ряду Наумов - Чиж, в котором ты был всегда первым. Гребенщиков, который в 95-м дает квартирные концерты и не научился правильно согласовывать падежи, - проиграл в игру с коммерцией. Это - антиквариат. Ему не место на ВДНХ в павильоне "Наука и техника". Переквалифицируйся в управдомы, Боря, - время пришло. Не губи себя больше на сцене - все мы, кто любит тебя, будем тебя любить, слушать эти домашние кассеты, переписывать на старых магнитофонах и перезваниваться - с восторгами и разочарованиями. Я всегда в руки брала красный карандаш, редактируя твои тексты для печати - тебя это приводило в бешенство. Я, наверное, ничего не понимала в твоих песнях. Теперь, сегодня, сейчас, наконец-то мне кажется, что я тебя поняла. Если я снова заблуждаюсь - значит, все. Поезд ушел. Красный карандаш любого редактора и продюсера здесь уже бессилен. Поверь же мне хотя бы теперь.
Так сарынь на кичку, неизвестный ангел моих страданий. Правь на середину, дивный добролет непережитого счасья. Мы отправляемся вверх. Грош нам цена, пока мы не узнаем, откуда берет начало течение этой реки - и пусть кипит утекшая вода.
P.S. Пока этот текст, давно написанный, лежал у меня в столе, я получила уведомление от адресата этого письма с требованием собраться и пересмотреть финансовые обстаятельства издания книги "14. Полный сборник текстов песен Аквариума и БГ", не существующей ныне фирмой "Экспириенс", главой которой я была. Обладатель авторских прав в связи с истечением срока договора считает себя финансово уязвленным по результатам фантастически убыточного - заявляю это как издатель - проекта. Речь не о копейках (суммы там были именно копеечные) - речь о том, что во время безграниченной моей любви и преданности этому делу вопрос ставился так: "Какая речь можеть быть о деньгах?" Возникновение претензий совпало с первой в моей жизни даже не отрицательной (упаси, Боже!), а ироничной публикацией о Гребенщикове - и именно это характеризует их предъявителя с самой банальной стороны из всех возможных, описанных выше.
Леля Сагарева, "Общая газета", 1995г.
Дополнительные ссылки: Событие: 2003 27 ноября. Статья Ольги Сагаревой на сайте "Звуки.ру"