Андрей Юрьевич Решетин, сокращенно — Рюша, родился 1 февраля 1963 года. Закончил музыкальную спецшколу-десятилетку, где с 4-го класса учился вместе с Александром Куссулем, став его близким другом. После десятилетки вместе с Сашей поступает в консерваторию, которую заканчивает весной 1988-го года. В январе 1987 года почти 24-х летний Рюша занимает в «Аквариуме» пустующее место Куссуля, утонувшего за полгода до этого — с тех пор скрипка «Аквариуму» оказалась необходима. В тот же период в коллективе возникает другой приятель Решетина, альтист Ваня Воропаев, и формируется мощная струнная группа — виолончель, скрипка, альт. Виолончель, казавшаяся вечной, окончательно исчезает в конце ноября 1988-го года, альт продерживается еще пару-другую месяцев. Решетин продолжает сотрудничество с «Аквариумом», который кажется уже немыслим без скрипки, хотя по идее это не совсем верно. Рюшина игра, как кажется со стороны, видоизменялась по ходу изменений в жизни «Аквариума» в 89-м — 91-м годах. После распада «Аквариума» он продолжает играть с Гребенщиковым в группе «БГ». Впрочем, появляется уже далеко не на каждом ее концерте и сеансе звукозаписи — большую часть времени отнимает работа в камерном ансамбле старинной музыки «Musica Petropolitana»: репетиции, концерты, гастрольные поездки за рубеж. Андрей Решетин является характерным действующим лицом «Аквариума» последней пятилетки. Фонограмма нашего интервью в предпоследний день января 1992-го года начинается немного нетрадиционно: в течение минут пяти на пленке слышится звон, треск, грохот, визг, крики, мяуканье кошки... В разгар светской беседы ваша покорная слуга опрокинула чашку, разлила кофе, и, дернувшись, толкнула стол. На шум дверь в кухню приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась голова чудовища. Она находилась на уровне наших голов, но была раза в два с половиной больше. "Не пускай его на кухню! Он здесь не очень помещается!", — хором закричали хозяева, и, видя мое удивление, пояснили: "Знакомься, это Марк. Марк! Это Лёля". Чудовище, оказавшееся очень большой собакой, посмотрело на меня внимательными глазами и ушло. А его добродушный хозяин, занятый доигрыванием партии в некую шахматно-шашечную игру, искоса наблюдая мои судорожные и тщетные попытки навести порядок на столе и вокруг, наконец молвил: "Ну что же... Вообще, я много веселых историй тебе могу рассказать. " И, помолчав, добавил: — Про «Аквариум»... Интервью постановили считать начавшимся. — Веселые истории — это хорошо. Но ты мне расскажи сначала веселую историю про себя. — А что тебе про себя-то рассказать? — Ну, как ты оказался в «Аквариуме»? — Ну ладно, слушай. — Слушаю. — В общем-то «Аквариум» — это Сишино дело. А Сиша — Сашка Куссуль. Очень близкий мне человек. — Ведь вы учились вместе? — С детства. С четвертого класса. Мы вообще через все прошли с ним сообща. Так волею судьбы получилось. — Кстати, а откуда Куссуль появился в «Аквариуме»? Мне пока никто не смог этого объяснить. — Я тебе расскажу, потому что мне Сиша рассказывал это неоднократно. Хотя многие говорят, каждый про себя, что вот, мол, ”я привел Куссуля в «Аквариум»”... А дело было так. Курехин устраивал какой-то шабаш, на котором он исполнял произведение типа «Десять полетов фавна над гнездом кукушки туда-сюда ночью»... Я серьезно. И для этого нужны были скрипачи. Как я понимаю, там был Ваня, там был Заливалов... — Заливалова я не знаю. — Это такой известный человек... И там же был Сиша, Ванькой приведенный. — Ванькой? А Ванька как там оказался? Как вообще там оказалась вся ваша консерваторская компания? — Волею Божьей. Тогда не консерваторская, а десятилеточная. Потому что в десятилетке мы с Сишей учились в одном классе, Ванька на класс нас старше. Мы играли с ним и с Сишей в одном квартете. — А кто был четвертый? — Одна девочка, Эмма. И Ванька был такой человек... интересующийся. У него была группа — «Морской верблюд». И в этом «Морском верблюде» играл Славка Егоров. * Вот как все завязано. А суть истории в том, что Борьке был нужен скрипач для записи — я уж не знаю чего... — «Дня Серебра»? — Да. И он сказал, что ”вот, мол, привел бы кто скрипача”... И Севка Гаккель, насколько я понимаю, привел Куссуля. — Встретил-то он его где? У Курехина? — У Курехина на этом... — Ясно, ясно. А вообще, по сколько вам всем тогда было лет? Где-то по 21? Ведь ты 63-го, и Куссуль, наверное, тоже. — Только он летний. Да, что-то типа того и было. Вообще, у нас было совершенно фантастическое детство. То, что я теперь называю «детством», относится к I-му курсу консерватории. Детство у нас тоже было фантастическое, но оно уже не имеет к этому отношения. Так вот, тогда мы попали в одно сказочное место, где нам было очень хорошо. А потом человека, у которого было это место, совдеп выкинул. И слава Богу, что не посадил. С нами там очень много чего происходило, невероятно хорошего. И после этого у нас с Сишей была очень большая тоска... И когда Сиша встретил Борьку, вся мифология, которая тогда раскручивалась на Толкине и на Ирландцах, на созерцании Луны, сидении на крыше — это совершенно совпало с нашим миром. И это было очень круто. А потом, он вообще был скрипач импровизационного плана. Он, конечно, по-настоящему мог реализовываться в этом направлении. — Сиша, а потом и ты, оказался самым младшим в «Аквариуме»... — Не так уж и сильно. — Ну на 10 лет, но все-таки это другое поколение. А он не просто сам вписался в «Аквариум», он был принят абсолютно без поправки на это. — Видишь ли, Сиша вписался по очень простой причине — по тому что Боб — очень мистический человек, и тогда его мистицизм, видимо, был в самом проявленном виде — именно в 84-м, 85-м, 86-м годах. И Сиша очень мистический человек. И вот их мистицизм пересекся... Я до сих пор уверен, что когда они играли вторем — Тит, Боб и Сиша — тогда, на мой взгляд, произошло такое пересечение личностей, что со смертью Сиши очень много чего ушло. На самом деле «Аквариум» — это была очень мистическая группа. И это потом ушло полностью, что, в общем-то, и явилось причиной конца этой группы. — Но о конце этой группы мы поговорим по-позже... Ну, а ты появился в «Аквариуме», грубо говоря, заняв место Сиши как его ближайший друг, приятель, однокашник... Ну, а как, собственно, это получилось? Кто-то тебя просил об этом? — Ну Борька попросил через Славку Егорова, чтобы я к нему зашел... Борька меня видел с Сишей несколько раз. Так вот, Борька просил меня зайти, мы с ним поговорили о том, что приближаются концерты в Октябрьском... Это — самое начало 87-го. Тогда же Ванька вышел из тюрьмы. — Ваньку ты привел сразу же? — Нет, Ваньку привел Славка Егоров. Ванька играл в «Аквариуме» на один концерт раньше меня. Дело было вот в чем: Ванька вышел из тюрьмы. Славка, его близкий друг по их совместной группе «Морской верблюд», повел Ваньку на ближайший концерт «Аквариума». И там Ванька, будучи очень тусовым человеком, сразу оказался на сцене. С альтом на сцене — это было Ванино возвращение из тюрьмы. А после этого была серия концертов. — С оркестром еще... — И вот мы с Ванькой там оказались. Но вообще, если так говорить, что в «Аквариум» всех привел Ванька. Имеется в виду — нас с Сишей. Потому что к Курехину, насколько я помню, тогда Ванька его притащил. Самое главное, мы когда еще учились в школке, в каждом классе стоял рояль или пианино. — Да, у вас же была музыкальная спецшкола... — Десятилетка. И Ванька всегда приносил все новости рок-н-ролльной жизни. Начиная от Брайана Ино и кончая «Аквариумом». — Как раз об этом был мой следующий вопрос: вы слушали «Аквариум» в молодости? То есть в детстве? — Мы с очень большим уважением относились к этой группе. Ванька всегда демонстрировал нам новые песни. — А вы не были на концерте 10-летия «Аквариума», 82-ой год — в этот период? — Нет. Единственное, что... Я вообще не знал, что такой концерт будет. — А 82-й год — это какой-нибудь I-й курс? — Первый и второй. Мы поступили в 81-м. — А почему ты закончил консерваторию в 88-м? Академку брал? — А я бросал. Я в армию уходил... — Когда ус пел-то? — Я все успел... — Ав армии все-таки какая-то льготная служба была у студента консерватории? — Да. Я служил в стройбате. — А почему не в полковом оркестре? Они сочли, что ты пиликал недостаточно хорошо? — Нет, пиликал я хорошо. Но так получилось. Я строил. — Итак, значит, твое первое мероприятие с «Аквариумом» — это концерты в «Октябрьском»? — Да. Я только думал, что это и последнее мероприятие, то есть я в общем-то дальше не планировал. Но волей судьбы получилось, что так оно и осталось. Я всегда собирался заниматься старинной музыкой. Занимался ей в ту пору уже долго, и все мои интересы были в той области. — И сейчас занимаешься? — Да, сейчас как раз и пошло возвращение на круги своя. Потому что, в принципе, моя жизнь в «Аквариуме»... Мы с Сишей действительно были как духовные братья. Наши судьбы очень * взаимосвязаны. И я просто-напросто занимал Сишино место. Я кусок своей жизни выполнял Сишины функции... — А вот от этого не возникало какого-то психологического неудобства? — На мой взгляд, с уходом Сиши в мир иной очень многое ушло из будущего группы, потому что этот тандем, который был — Боб, Тит и Сиша — это были три человека, которые служили источником энергии друг для друга... — «тандем» — это два человека, а три — это... — Ну, тройственный тандем! Мое убеждение — Сишин уход разрушил этот источник энергии. Что, может быть, Боб заметил только год назад, сформулировал для себя это. Конечно, у меня была потом своя жизнь в «Аквариуме». Не в «Аквариуме», а вообще с Борькой, в ансамбле в этом, в группе «БГ». То есть у меня, естественно, уже была своя жизнь. — С момента появления в «Аквариуме» — ты никогда не прекращал играть? — Нет, никогда. Но у Сиши, кстати сказать, не было мысли всегда играть в «Аквариуме». У него было много идей... Очень трудно предположить, как бы это все пошло, но я думаю, что если бы не Сишина смерть, скажем, альбом «Равноденствие»... ну, может быть, это был бы не альбом «Равноденствие», а что-то другое — это было бы более интересно. А перед этой его поездкой на гастроли мы отмечали Сишин День Рождения. Мы сидели у моих друзей, у которых, кстати ты когда-то была... — Это двухэтажная квартира? — Да. Мы сидели там на полу, пили вино вдвоем и говорили о том, что теперь ни с кем из нас ничего плохо произойти уже не может. — А когда у него День Рождения? — 25 июля. И 26 июля он уехал... Вот такая история. — Ну а воспоминания о твоей собственной работе в «Аквариуме» за 5-6 лет? — С конца 86-го года началось признание «Аквариума», безумная популярность. Ну и... много интересного связано именно с этим. Было очень много разных интересных гастролей... — Ну что запомнилось больше всего? Расскажи историю какую-нибудь. — А ты помнишь историю о поездки знаменитого коллектива в город Пермь? Году в 88-м... Это как мы все играли по три концерта в день. Получалось так. Например: мы играем два концерта, потом нас ведут в ресторан, мы там прочухиваемся, и в ресторане играем для себя третий концерт. Наутро нас на телевидение... — На пермское? — Да. На телевидении получается концерт, после этого еще два концерта. Вот так и получалось по три концерта в день, при всем этом никто не спал, зато очень много пили. А суть - в человеческом героизме. Когда Титович уснул за бас-гитарой на концерте, прислонившись к микрофончику, и так отыграл весь концерт, ни разу не сбившись... Да нет, очень много смешных историй. — С 88-го года все время были попытки записать альбом. Была куча черновиков, постоянно выходили эти пиратские бутлегеры. Как ты думаешь, почему не получалось? — Очень понятно, почему. У Борьки была всегда идея: записать альбом за две недели. И после этого чтобы он уехал... По типу: ”Я приезжаю из-за границы на три недели. Неделю я отдыхаю, две недели мы пишем альбом. ” — А что самое интересное из записей, в которых ты принимал участие? — Это вот самые последние БГ-шные записи, потом - «Архив» «Аквариума» ... Это то, что устраивает, то есть по качеству, по удовлетворенности от работы. И те записи, которые были сейчас - нового альбома группы БГ - это тоже очень хорошо. — А во время «Аквариума»? — Я тебе рассказываю. У нас был период зимой 88-89-го года, от Рождества католического до Рождества православного, когда мы записывались в ДК Связи. — В ДК Связи, по-моему вообще ничего нельзя записывать! — По ночам! — Чтобы не было слышно детского хора, который там за стенкой? — Да, чтобы ни машин, ничего не было слышно. У нас там елка стояла. Мы развесили там портреты любимых людей. И мы каждый вечер, точнее — каждую ночь, пробовали новый сорт коньяка... — Выпендрежники! — Нет, у нас целью записи было перепробовать как можно больше сортов коньяка. И это было очень круто. И вот мы записывались, а потом сидели, слушали кельтскую музыку. Горели свечи, в самоваре был чай, а в чашках — коньяк... Это было очень классно. — Ты попал в «Аквариум» только в 87-м году. При этом, у тебя должно было быть какое-то отношение к группе «Аквариум» как у слушателя, поскольку ты был слушателем очень долгое время? — Да, было дело. Любил группу «Аквариум». И люблю группу «Аквариум». — Любимый альбом есть? — Есть. «Треугольник», «Десять стрел», кстати сказать, «Акустика» и «Табу», наверное. — А песни какие больше нравилось играть? — Есть одна такая песня. «У меня был друг, его звали Фома». — Так ее в твое время почти не играли уже. — Мы ее играли однажды в Ярославле. Была очень замечательная история. Это был один из лучших концертов «Аквариума» на моей памяти. — Это конец марта 88-го года? — Да. Дело в том, что на наших концертах 87-го, 88-го, 89-го года публика была чокнутая, ломились непонятно за чем. А в Ярославле были какие-то очень хорошие люди. Там на каждое лицо было очень приятно смотреть. И мы играли блок «Вавилона» — «Я сижу на крыше, и я очень рад», и в этом блоке играли «Фому». А там, в Ярославле, мы с Ванькой очень отвязывались на соло. И там, где нету соло, все равно отвязывались. И как раз в «Немом кино» — там, где соло — Боб попросил не играть, сделал нам знак рукой, чтобы мы не играли. Но остановиться было невозможно. Надо было что-то делать, потому что кайф шел невероятный и надо было как-то активно принять участие. И я тогда сел на стул и проскакал через всю сцену. Стул при этом разлетелся в щепки. — Как ты думаешь, ты мог бы играть в оркестре классической музыки? — Нет, никогда не мог бы. Я себя никогда для этой судьбы и не готовил. — А игра в «Аквариуме» сильно помешала занятиям в консерватории? — Абсолютно не помешала. Она немного, может быть, помешала моим отношениям с кафедрой, с профессурой. А фактически — вообще не помешала. — А вот последний концерт «Аквариума» весной 91-го года, когда собрались люди, которые вместе не играли последние годы. Что-то было в этом особенное, чего в зале никто, по-моему, не понял. — Я думаю, что в зале довольно много было людей, которые поняли. На самом деле это был действительно последний концерт «Аквариума». Это был настоящий рок-н-ролл — при том, что был плохой звук. Но драйв был очень мощный, что видно даже по записям, по очень плохим записям... — Как по-твоему, следовало ли бы и допустимо было бы как-то отмечать 20-летие «Аквариума» в контексте русской культуры? — Да, конечно. — Каким образом ты бы отмечал, например? — Я не знаю, затрудняюсь ответить. Скорее всего просто напиться хорошо. А можно и концерт. — Но это дело имеет смысл только в том случае, если это будет поставлено еще более фундаментально, чем последний концерт. А это настолько маловозможно... — Можно отмечать, а можно не отмечать, то есть все зависит от настроения людей. — Вот я спрашиваю про твое настроение. — Да я вообще не знаю, буду ли я в этот момент в Союзе... — И вот какой вопрос в связи с этим. Ты сейчас играешь в ансамбле, который называется «Musica Petropolitana». Как я понимаю, все это происходит очень успешно? — Очень успешно. — И сейчас, как я понимаю, очень увеличилось количество поездок, концертов, гастролей. Это сильно накладывается на твою работу с Борькой? просто по времени, хотя бы технически? — Конечно, да и не только по времени. — И может так случиться, что «Musica Petropolitana», как нечто стабильное, будет оттягивать твои силы из БГ- бэнда? — Да, конечно. — Складывается мнение, что группа БГ — это, в общем, коллектив в принципе иной, чем «Аквариум». — Абсолютно. — По людям он ничего не теряет, когда одного человека на сцене нет. Но он теряет по инструментам. И скрипки на концертах, которые, происходят без тебя, явно не хватает. — В традициях «Аквариума» всегда был не жесткий состав... — Но сейчас «Musica Petropolitana» будет на первом плане? — Да. Естественно, на первом плане. Это то, что я делал для себя. Старинная музыка — это моя судьба. Происходит какое-то возвращение... — А как по-твоему, возрождение «Аквариума» как группы возможно? — Нет, никогда. — Многие говорят, что возможно, хотя есть мнение, что это было бы очень большим шагом назад... — Этого никогда не будет, я в этом уверен. — «Аквариум» закончился, как процесс — но он не кончился для культуры. — Все, что мы пережили, остается внутри нас, хотя оно там продолжает жить жизнью, тайной для нашего мозга. Но жизнь эта является чем-то определяющим для событий нашей последующей жизни. — А вот проект, которым Борька сейчас занимается? Это перспективный проект? То, что происходит с бэндом? Ты, как человек, который там стоит, в общем, одной ногой, можешь говорить беспристрастно. — Я считаю, что это лучшее из всего, что могло бы быть. — А дальнейшие перспективы? — Ну, я считаю, что, конечно, есть перспективы. Они очень просты. Ведь что является сутью этого проекта? Когда Борька писал какую-то песню и она попадала в «Аквариум», был целый круг людей, которых надо было в этой песне занять. А основная идея создания новой группы — это когда появляется песня, и все остальное приспосабливается под нее. — Подбираются музыканты, которые должны ее играть? — Да, и то, что сейчас остановка произошла на этих людях — это не значит, что эта группа — навсегда. — Получается, что это не группа, а музыкальный состав. — Ну, как... Сейчас все-таки группа. В действительности же, по идее — это музыкальный состав. Могут появиться новые песни, которые будут решены каким-то совсем другим образом. Например, там может вдруг появиться мощная духовная группа... И воплощение этой идеи я сейчас представляю себе гораздо лучше, чем воплощение идей «Аквариума». Леля Сагарева. "Аквариум 1972-1992". Алфавит. Москва. 1992
Дополнительные ссылки: Персона: Решетин Андрей