Борис Гребенщиков – голос, гитара Сергей Курехин – фортепиано "Перед исполнением песни "Серебро Господа моего" Гребенщиков произнес речь английски. Рассказав публике про убийство французской королевской семьи и убийство семьи Николая Второго, он закончил ее словами "Fuck the revolution". Недоумевавшая поначалу публика слово "fuck" восприняла с должным энтузиазмом.
Уилбури Алексей. Рок-газета "ЭНск"(Новосибирск) N2 1992.
III. Возвращение в рок-н-ролл
Текст: Александр Кушнир
Августовский путч 1991-го года застал Капитана в состоянии легкой невесомости. Утром после буйной вечеринки он отправился погулять по Невскому проспекту в компании «Новых художников». Поскольку телевизор Курёхин смотрел не ежедневно, то увиденное в центре Санкт-Петербурга зрелище заставило его резко протрезветь. Он даже остановился и недоверчиво начал протирать сонные глаза.
«Мы с Сергеем вышли на Дворцовую площадь и увидели разобранные баррикады, — вспоминает художник Олег Котельников. – Рядом неподвижно стояли десятки троллейбусов… Я первый раз в жизни видел, как прямо на Невском люди расставляли лотки и начинали продавать водку. К нам подошла пожилая женщина и сказала: «Мальчики, не уходите никуда! Сейчас здесь будут танки!» И мы, не сговариваясь, отправились в Finn Air, чтобы посмотреть авиабилеты. Естественно, там не было ни хрена…»
Увидев по CNN, как по улицам Москвы грохочут танки, Капитан совсем пал духом. Прямо на глазах сбывались самые пессимистичные прогнозы друзей, вовремя эмигрировавших в Израиль, Америку, Европу. На фоне всеобщего уныния худо-бедно бодрился Гребенщиков, чей «БГ-Бэнд» мотался где-то между Новосибирском и Усть-Илимском.
«Я думал о том, как нам теперь жить дальше, — признавался в одном из интервью основатель «Аквариума». – Мы предполагали снова уйти в подполье и искать какие-то другие формы работы. Мы собирались вести партизанскую войну всеми доступными нам средствами».
Слава Богу, через несколько дней силы демократии во главе с Ельциным одержали убедительную победу. Путч был уничтожен «на корню», и весь мир вздохнул с облегчением. И это не было преувеличением. В частности, во Франции радиостанция NRJ организовала мощный международный рок-фестиваль с участием Боба Гэлдофа, Дэйва Стюарта, Пола Янга, Дэвида Боуи, Бой Джорджа. Отдавая дань героизму победителей, организаторы пригласили выступить Курёхина и Гребенщикова, которые не общались между собой уже более пяти лет.
Но за несколько месяцев до этого произошла чистая мистика – популярный «общественно-политический деятель» Сергей Анатольевич Курёхин внезапно помирился с Борисом Гребенщиковым. Казалось, такое не могло произойти ни физически, ни химически. Но это все-таки случилось…
«Мы с Капитаном случайно пересеклись в Доме Кино, — вспоминает БГ. – И после того, как мы жутко надрались, я обнаружил утром, что Сергей спит у меня под столом на кухне, прямо в плаще. Судя по всему, выпили мы тогда немало… И буквально со следующего дня стали придумывать, как наш новый потенциал можно применить. И у нас начался настоящий припадок совместной деятельности».
Последний раз их видели вместе в 1986 году, но тем сильнее оказался закон всемирного притяжения. Противоположности, как известно, притягиваются. Порой – с нечеловеческой силой. Это был именно тот случай.
Сила тока превзошла все ожидания. В ближайший год патриархи, голодные до «диалога равных», сделали поистине немало: начали писать совместный альбом, снялись в психоделическом кинофильме, организовывали сумасшедшие новогодние вечеринки и пытались спасать от голода зверей Ленинградского зоопарка.
Но все это случилось потом. А пока им надо было лететь в Париж и без всяких репетиций демонстрировать что-то вменяемое всей Европе.
«Фестиваль намечался очень крупный, — вспоминает его координатор Артемий Троицкий. – И поскольку Гребенщиков в то время делал сольную международную карьеру, он отправил весь «Аквариум» в отставку. Какой-то западной группы у него тоже не было. Но, тем не менее, Гребенщиков был брендом и Курёхин тоже был брендом. И когда за два дня до фестиваля надо было срочно вылетать в Париж, мне нужны были люди с действующими мультивизами. Соответственно, я подбил Гребенщикова и Курёхина, и они выступили дуэтом, чуть ли не единственный раз в жизни».
«Начало 90-х было временем полного отсутствия какой-либо логики и потому временем необъяснимых чудес, — признается спустя двадцать лет БГ. – Представить себе это сейчас невозможно. Ближайшей аналогией в мировой литературе является, пожалуй, «Алиса в стране чудес». Поэтому когда Белый Кролик передал нам с Капитаном приглашение выступить на фестивале в Париже, мы даже глазом не моргнули. Сыграть вдвоем на открытой сцене представлялось нам делом невероятным, и поэтому стоящим того, чтобы этим заняться».
…В субботу, 21 сентября 1991-го года на парижской Place Nation собралось около 300 000 зрителей. По приблизительным оценкам акция транслировалась на восемьдесят стран и по своему масштабу напоминала легендарный Live Aid. Выступление наших артистов на фестивале такого ранга резко отличалось от всего того, что было в их европейско-американской практике. Это был шанс прорваться на международный музыкальный рынок. И им необходимо было воспользоваться.
Увы, история рассудила иначе. Спустя годы восстановить последовательность событий оказалось нелегко, поскольку мнения Гребенщикова, Троицкого, знакомых журналистов и операторов «Программы А» Российского телевидения, снимавших это событие, выглядели взаимоисключающими. После долгих поисков нам удалось найти кассету с записью фестиваля и приблизительно понять, что именно произошло на концерте в Париже.
Представьте себе: бабье лето, тепло, и Place Nation, заполненная сотнями тысяч людей. Выходит конферансье, который говорит: «Друзья, мы сегодня отмечаем победу демократии в России! Нас смотрит весь мир, и перед нами выступят музыканты со всего мира. Концерт «Памяти героев» объявляется открытым!»
Атмосфера всеобщего праздника чувствовалась везде: над огромной толпой летали вертолеты и воздушные шары, а со сцены шел «в народ» нереально мощный и качественный звук. Непосредственно в пресс-центре журналистам вручали красочные программки, где напротив каждого артиста стояли названия исполняемых композиций и их хронометраж. И только в графе Russian Artist — в том самом месте, где, по идее, должен был находиться репертуар, — зиял ужасающий по своей сути пробел. Поэтому неудивительно, что самым оживленным местом за кулисами оказалась гримерная, на дверях которой красовалась надпись «Boris Grebenshikov – Sergey Kurehine».
В просторной комнате людей находилось в два раза больше, чем она могла вместить: Дэвид Боуи, Пол Янг, Артемий Троицкий, Дэйв Стюарт, журналисты французских изданий. Развалившийся в кресле Капитан гнал лютые телеги про открываемый им на днях Центр изучения проблем космоса. «Самая насущная проблема сейчас – это проблема оптического обмана и его искренность», — откровенничал он в интервью журналистке из Paris Match.
Гребенщиков был настроен более хмуро и менее оптимистично.
«За три года жизни на Западе я утратил способность думать, — исповедался БГ газете Liberation, поправляя серьгу в левом ухе. – Сейчас я функционирую инстинктивно, как животное… Русского рока не существует… То, что происходит в России, слишком отличается от того, что происходит вокруг. Страна управляет чудесами, и наша музыка должна быть мистической и религиозной».
…Оставшись в гримерке вдвоем, патриархи уничтожили остатки боеприпасов и не на шутку задумались: «А что бы такое сегодня сыграть?» До выхода на сцену было всего несколько минут. Они осторожно выглянули из-за кулис: одетый в алый пиджак андрогин Боуи мастерски вилял бедрами и своими гитарными боевиками заставил колыхаться темное торнадо людской толпы. Казалось, ничто не предвещало беды. В этой ситуации двум капитанам оставалось только исполнить что-нибудь из своей «обязательной программы». Не рисковать, дабы не разрушать миф. Несмотря на то, что они оказались единственными из артистов, кто не явился на саундчек, это выглядело реальным. Но так только казалось.
Теоретически у Гребенщикова были в репертуаре англоязычные хиты с альбома Radio Silence, раскрученные в американском туре 1989 года. В свою очередь Курёхин легко мог восстановить в памяти любые композиции «Аквариума». Или несколько ретро-романсов, которые они с БГ играли в середине 80-х. Другими словами, выбор у «русских артистов» все-таки был. Но они решили сделать по-своему, вопреки всякой логике. Они решили исполнять новые композиции, которые до этого ни разу не играли вместе. Это было ошибкой.
И пока французские техники подключали к усилителю белый «Stratocaster» Гребенщикова, Капитан сел за фортепиано и с самой обаятельной улыбкой на свете начал лихорадочно импровизировать. Его пальцы летали по клавиатуре с нечеловеческой скоростью, извлекая неведомые миру сочетания нот. Со стороны казалось, что за быстротой курёхинских мыслей не успевает ни один зритель, и это было действительно так.
Вообще-то играть фри-джаз после Tin Machine Дэвида Боуи выглядело коммерческим самоубийством. Но Сергей Анатольевич находился в ином измерении и напоминал эльфа в цветастой рубашке, влюбленными глазами смотревшего на второго эльфа, стоявшего в центре сцены…
Наконец, дикое количество людей, которое ползало в ногах у БГ, все-таки втыкает в усилитель штекер от гитарного шнура. Рыжеватый и свежевыбритый Гребенщиков закуривает сигарету, подходит к микрофону и начинает толкать манифест от «артистов из России».
«У Франции с Россией много общего, — говорит Борис Борисович на чистейшем английском языке. – Вы изобрели революцию, вы истребили королевскую семью. Потом мы сделали тоже самое. Мы расплатились за это жизнями миллионов людей. Поэтому я хочу сказать: «Fuck the revolution!»
Революция ответила русскому анархисту тем же. Ответила тут же. Поскольку прямо в эту секунду мониторы на сцене зафонили и вышли из повиновения, а из гитары БГ исчез сигнал.
«В отличие от Tin Machine Курёхин и Гребенщиков играли не под фонограмму, и звук был просто ужасным, — вспоминает присутствовавший на концерте журналист Алексей Ипатовцев. – Кроме того, было очевидно, что Капитан не имел ни малейшего представления, что играть. Или просто не слышал ничего… Гребенщиков, казалось, постоянно забывал слова и думал о чем-то совершенно ином. В общем, если закрыть глаза, с трудом можно было поверить, что ты в Париже».
Это было очень странное выступление. Борис Борисович благостно запевает «Я ранен светлой стрелой…» И тут, поперек мелодии, поперек вокала, куда-то не в тон, не в лад, совершенно дичайшим образом начинают перекрывать все на свете курёхинские клавиши. По сути, этот перфоманс ничем не отличался от их сумасшедшей алкогольной сессии 1985 года в Мариинском театре. Поскольку и там, и в Париже безумные соловьи русского леса друг друга абсолютно не слышали. Как говорят в таких случаях, пилот промазал мимо неба…
Два капитана мужественно исполнили в этом ужасающем режиме «Серебро Господа Моего», «Псалом» и новую песню «Ангел», которая заканчивалась почти пророческой фразой «и каждый умрет той смертью, которую придумает сам». Это был удивительный и по-своему уникальный хэппенинг. Думаю, что подобные акции на высокобюджетных рок-фестивалях жители Европы ни разу не видели. И, наверное, это неудивительно. Ведь Россия — это страна заповедного авангарда, и в тот вечер традиции обэриутов и «Бубнового валета» были подняты на какую-то новую и недосягаемую высоту.
«Наша цель была, как всегда, одна — показать на Западе загадочность русской души, — признавался БГ спустя несколько месяцев в интервью «Комсомольской правде». – Что мы и сделали…»
В полном недоумении я позднее спрашивал у Бориса Борисовича: «Ну почему вы исполняли именно эти, неотрепетированные песни?» И он в ответ произнес: «Ну, просто такое настроение было…» И что тут скажешь?
«По окончании фестиваля мы еще долго сидели с Курёхиным и Гребенщиковым и смотрели трансляцию по телеканалу Antennе-2, – вспоминает Ипатовцев. – Здесь все было забавно… Перед самым выступлением «русских артистов» взорвался какой-то питающий кабель и передача прервалась. При повторной трансляции из всего выступления оставили только речь БГ и пустили титры… Где-то после часа ночи подали лимузины и развезли всех по отелям».
Когда спустя пару недель крохотный фрагмент парижского концерта был показан в «Программе А», в памяти российских телезрителей остался лишь саркастически ухмыляющийся Курёхин и дотлевающая сигарета БГ, нелепо воткнутая им в гриф многострадальной гитары.
С другими главами книги «Безумная механика русского рока» можно ознакомиться здесь, здесь и здесь. Фестиваль CКИФ имени Сергея Курехина пройдет в Санкт-Петербурге с 16 по 18 мая.
http://sadwave.com/2013/05/kurehin/
Дополнительные ссылки: Событие: 2012 ноябрь. Новый концертный CD «Курёхин и Гребенщиков приглашают…»