Комментарий :
Человек из Санкт-Петербурга, наиболее известен в качестве руководителя ансамбля "Аквариум", каковым является с 1972-го года. В начале 1980 гг. в городе Тюмени, где тогда проживал автор этих строк, - да, я думаю и по всей СССР, кроме уж совсем секретных столичных подполий, - деятельность Б.Гребенщикова и всего ленинградского рока, возглавляемого им, воспринималась как единственное живое и актуальное из искусств, и была - - -
Как и вся рок-культура.
По порядку.
1.
В Тюмень первые сведения о Г. доходят примерно в феврале 1983 года. Человек по имени Струков А., посетив в частных целях неподалеку от Тюмени лежащий город Свердловск, возвращается оттуда с сенсационной новостью: в Ленинграде есть "Зоопарк" и "Аквариум"!
Поясняю.
К тому времени в Тюмени уже имелись юноши, которые были отъявленными любителями такого ответвления рок-музыки и культуры в целом, как "новая волна". Журнал "Ровесник", порой сообщавший новости этой музыки, читался как подрывная прокламация. Ибо там, в Англии, - происходила Революция! Мир на глазах менялся и становился другим: и новым, и неожиданным, и дурацким. И - непредсказуемым.
Дело в следующем: это было единственное, что происходило.
Что было новым, неожиданным и удивляющим.
Ибо все остальное, что было вокруг, было так, как будто никаких восьмидесятых не было, а после семьдесят девятого наступил семьдесят десятый, затем семьдесят одиннадцатый - и так далее, и так далее; пять лет спустя это время будет обозвано эпохой застоя, и это верное наименование - так оно и было: скука, тоска, неподвижность, уныние, затхлость, дряхлость, и воздух выдышан весь, до последней молекулы.
Артурка Струков с осени 1982 и был главным пропагандистом английской new wave. (И еще Шаповалов Ю. чуть попозже.)
Проживая тогда в сторожке на стройке, которую он сторожил, ночи напролет он крутил ручки коротковолнового радиоприемника, вылавливая в океане эфирного рева и хрипа редкие звуки этой идиотской и замечательной новой музыки, а наутро уже ходил с гитарой по домам, играя со страшной силой услышанное.
Этим он занимался с осени 1982 года, и к весне 1983 даже уже знал названия некоторых, самых запавших в душу, исполнителей этой музыки: это были "Стрэнглерз", и еще "Мэднесс", и еще "Б-52", и еще - и в самую первую, кстати, очередь - немецкая группа "Трио".
Артурка сочинял и песни собственного сочинения в указанном духе. Они были даже в еще более этом духе, нежели их английские оригиналы: еще более идиотски и голы; так одна из песен Струкова того периода, и довольно длинная, минуты полторы, - вся исполнялась на одном аккорде, который передвигался взад-вперед по гитарному грифу.
А кругом происходило - выше описано, что происходило кругом. Доходили до нас, конечно, записи всевозможных "Круизов", "Динамиков", "Карнавалов", не говоря уж о "Машине Времени" с "Воскресеньем". Ничего, кроме недоумения, они не вызывали: да что они там, в чулане живут? Радиоприемников у них что ли нету? В чулане они живут что ли, закупоренном наглухо, куда никаких сведений из внешнего мира не поступает, почему они и лабают вот уж сколько лет одно и то же, услышанное в ранней юности?
И выходило так, что мы одни в СССР и есть крутые, умные и новые: Артурка - музыкант, Немиров - поэт. (Фамилию "Бродский" в Тюмени впервые услышали в декабре 1987; о Пригове, Вс.Некрасове и проч. и проч. и слыхом, естественно, никто не слыхивал до конца 1980-х; и все были уверены, что современная поэзия - это то, что печатают в журналах: босоногое детство среди просторов полей унылым хореем). Таково было состояние образа мыслей и чувствований в городе Тюмени к весне 1983-го года.
Тут вот Струков А. и привозит сообщение: в Ленинграде есть "Зоопарк" и "Аквариум"!
Артурка рассказывает: он слышал в Свердловске пленку с записью, так это - то самое, что нужно!
Вскоре обнаружилась и пленка: смесь зоопаркового "Блюза де Моску" и аквариумовской пластинки "Электричество": действительно, именно то! Именно то, чего все время хотелось услышать, но только негде было: песни, которые резкие, которые также точные, и также сжатые, и жизненные, и при том - идиотские, и еще и в придачу - скандальные.
- Подай весть! - пристает у Воннегута один безумный персонаж к окружающим.
Так вот: это была именно Весть - то, что мы слышали из магнитофона.
- Сладкая Н.!
- В Сайгоне год назад!
- Который раз пьем всю ночь!
- Когда я знал тебя совсем другой!
- Денег нет, зато есть - - -!
- Тени в углах, вино на столе!
- В этом городе есть еще кто-то живой!
- Я слышу голоса, они поют для меня!
И так далее.
И это было к тому же действительно новой музыкой - современной, не пережевывающей английские изобретения пятнадцатилетней давности, а идущей прямо в ногу с тем, что именно сейчас делается там, в метрополиях рока, где лютует new wave.
Наконец, это была вызывающая музыка.
Трудно теперь сказать, что в ней было уж такого вызывающего, но тогда люди, любившие все респектабельное и высокохудожественное, от "Йес" и "Куин" до Окуджавы и "Машины Времени", - предыдущее поколение - ругались матом и плевались слюной, слыша это, и такая их реакция только придавала нам еще больше восторга: она отделяла нас - новых, дерзких и офигительных - от них, которые - теплый лимонад.
(Характерна, например, реакция А.Макаревича, побывавшего на концерте Майка, когда тот впервые посетил Москву в 1981 году; тот самый концерт, который и был записан под названием "Блюз де Моску" и который есть, несомненно, лучшая из записей Майка:
- Да за такие песни сажать нужно! - был до глубины души возмущен услышанным лидер группы, прославленной своей "философской лирикой"
- Это просто хулиганство, а не рок! - присоединялись к нему издатели московского подпольного рок-журнала "Урлайт".)
Итог всего вышеуказанного: в Тюмени начинается аквариумомания.
Тем более что начинают и новые записи появляться, и вполне регулярно: "Табу", затем "Радио Африка", затем - всевозможные акустические записи и концертники. Гребень с Майком - а потом еще Цой, а еще потом и "Странные Игры", и еще московский "Центр" становятся все равно как Маркс с Энгельсом:
Нам то, да и се, и путь осветил
1983-84: Алкогольный клуб как центр и рассадник аквариумолюбства (к тому времени уже известно, что лидера А. зовут Борис Гребенщиков: это прочитано в журнале "Юность", где его похвалил - что уж вовсе удивительно - Макаревич).
1984, весна: выгнанный из университета Артурка перед отправкой в армию едет в Питер - и посещает там Гребня! Гребень производит на Артурку большое впечатление.
1984, лето: и М.Немиров становится оголтелым гребенщиковофаном: его покидает его тогдашняя, скажем так, герлфренд, он всеми способами убивается, и утешают его лишь песни только-только появившегося в Тюмени альбома "Радио Африка".
1985, 15-20 марта: М.Немиров и Ю.Крылов посещают город Ленинград именно с целью встречи с Г. По определению Крылова, они едут туда как ходоки к Ленину: Правду узнать. Они едут в Питер, не зная ни адреса Гребенщикова, ни каков он на вид, однако они уверены - они его найдут.
И они его действительно находят! Более того: они попадают непосредственно в самый разгар III-го ленинградского рок-фестиваля. Все это производит на них непревзойденное впечатление:
Столица!
Весна!
Рок-фестиваль!
Очаровашка Гребень!
Из кабака - в приличное общество!
Вывод, вынесенный М.Немировым оттуда: так вот - и нужно жить.
Здесь!
В Тюмени!
Сейчас!
Безумной этой идеей - в Тюмени! - все время! - жить так, как живет рок-звезда БГ в Ленинграде, как ни крути, а мировой столице. Да притом - во время рок-фестиваля. Интересно здесь то, что М.Немирову удается заразить чуть не полсотни молодых людей самого разного пола, социального происхождения, привычек, склонностей и коэффициента умственных способностей!
Что и становится главной идеей первых трех тюменских рок-клубов и последующих двух лет бурной и безумной деятельности самого М.Немирова и еще других людей.
1985-87: посещение Гребня становится обязательным деянием тюменского человека, оказавшегося в Ленинграде.
Городской достопримечательностью, которая обязательна к осмотру: Исаакий, Медный всадник, Гребенщиков на улице Софьи Перовской, 5, прямо напротив Казанского собора.
1987 и далее: Б.Гребенщиков в сознании тюменских людей постепенно становится личностью, вызывающей все больше скорее раздражение и неприязнь, нежели положительные эмоции.
Перелом в его творчестве, наметившийся еще в 1984 году, в "Дне Серебра", и состоящий в отказе от резкой музыки с элементами панкухи и в возвращении к тому, с чего начинал, к полуакустической полубардовщине, становится к 1987 году имеющим характер полной очевидности. Тюменским людям совсем не нравится такой "Аквариум". И чем дальше он погружается в это унылое тягомотство, тем больше тюменские люди доходят до того, что году к 1993-му уже начинают при имени Гребенщикова плеваться и напоминать друг другу, какой умный человек Свин Панов: он всегда Гребенщикова именовал не иначе, как Гробыщенковым.
Но и это прошло.
И теперь дела с творчеством Гребенщикова у тюменского народа обстоят так: когда в радиоприемнике начинает задушевно гундеть очередная "Гертруда", никто, конечно, не бросает тут же все дело, чтобы поскорей приникнуть к звукам, но уже и не ругается матом, а без радости и злобы понимает: немолодой усталый человек, не в управдомы же ему подаваться, в самом деле! Вот и тянет привычную лямку - зимой-то холодно в России, нужны деньги на башмаки.
Ну а теперь вот некоторые обрывки из воспоминаний Крылова о встречах разных людей с Б.Гребенщиковым.
Как известно, в марте 1985 года к Гребенщикову из Тюмени поехали два "ходока" (Немиров и Крылов), как в свое время к Ленину ездили правду узнать, - начинает свое сообщение Крылов. И продолжает: как известно из истории, они БГ нашли в большом городе Ленинграде, хотя выезжая, знали всего две вещи: что он живет в Ленинграде, и что есть такая группа "Аквариум" которая когда-то выступила в ДК им. Цурюпы. В лицо они его тоже не знали.
И они нашли его и долго пытали про правду жизни, которую тот им с удовольствием ведал. Еще долго спрашивали про англоязычную музыку, и про многонациональную литературу, и про религию, и про социальное происхождение, и про связь творческого настроения со временем года, и кучу других вещей, а БГ, стало быть, удивлялся - приехали, грязные, лохматые, оборванные, небритые, из какой-то Тюмени (первый вопрос, который он задал, когда встретились: "Ребят, а Тюмень - это где?") - а такие хитрые штуки спрашивают. Ко мне, говорит, из Москвы и Таллинна народ приезжает в основном, чтобы спросить: "А что это в песне такой-то означает?"
Тогда Немиров и говорит:
- Ну, раз так, то тогда и мы спросим.
И поведал Боре такую историю:
- Есть у нас в Тюмени такой рок-подвижник, Шапа. И ему как-то дали на три дня рок-энциклопедию на немецком языке. И он, хоть по-немецки только "Гитлер капут" знает, но так ему хотелось всю правду про панк-рок и Новую волну узнать, что он взял и стал ее от руки переписывать, в надежде когда-нибудь найти человека, который знает немецкий и ему все переведет. Тексты на незнакомом языке переписывать очень трудно, особенно на немецком - в нем слова очень длинные, и в них бывает по восемь согласных подряд. Но Шапе очень сильно хотелось все узнать, и он писал.
И когда он этим занимался, наткнулся на слово "растафари". А мы-то думали, это просто некое самим Гребнем для смеха и художественной загадочности придуманное слово. Тут и человек нашелся, который действительно знал немецкий и все перевел: оказалось, вовсе не для смеха. А такое слово действительно есть и имеет вполне реальное значение - и денотат, и сигнификат, и прочую ерунду.
И вот: может, во фразе:
...Белый растафари, прозрачный цыган... -
"прозрачный цыган" - тоже значит что-нибудь "этакое"?
БГ нахмурился, закурил, задумался. Затем говорит:
- Ну, а вы сами как это понимаете?
- Мы понимаем так, что в ней имеется в ввиду такой человек цыганской национальности, только прозрачный.
- Очень хорошо! - обрадовался Гребень. - Я, в общем, имел в виду много всякого разного, но в вашей трактовке - еще лучше выходит!
2.
И еще одна история, рассказанная опять Крыловым. Она происходит в начале 1987 года, ее участники - два сподвижника по группе "Аль Джихад аль Ислами" Кирилл Рыбьяков и Валерий "Варела" Усольцев.
И вот, сообщает Крылов, поехали они в Питер к тогдашнему большому тюменскому другу-хиппи по кличке Frank (Фрэнк), с которым познакомились на Исетских прудах в Свердловске.
Ну, приехали они, то да се, посидели, и захотелось им песни попеть. А Фрэнк говорит:
- У меня, жаль, гитары нет. Ладно, попробую что-нибудь придумать. - И стал по телефону вызванивать кто бы мог гитару принести.
Через полчаса звонок в дверь - принесли гитару. И кто? - сам БГ! (Здесь надо заметить, что к тому времени о БГ начали много говорить, писать, показывать по телевизору, выпускать пластинки, поэтому он уже вроде как "сам БГ!" стал.)
Попели они песни всласть, по этому поводу портвейну купили, а БГ нажрался и спать лег. И вот просыпается он утром - на полу, на матрасе, с бодуна дикого (помните? - "Агдам"... завтрашнее похмелье - уже сегодня!"), и спрашивает, озираясь:
- Х..хде я?
У стены сидит мрачный Варела и, что-то мрачное наигрывая на БГ-вской гитаре, мрачно отвечает:
- Как где? В Тюмени!
- Как? - поражен БГ.
- Что значит "как"? Концерт у тебя здесь вечером, забыл, что ли? Вчерась мы с тобой в Питере обо всем договорились - да сразу и на самолет. На концерт уже и билеты проданы.
БГ в ужасе хватается за голову, но тут Варела подает ему стакан портвейна, затем второй, и вот Гребень уже приободряется и уже расспрашивает, что за зал, как в нем акустика, какой аппарат, да все прочие вопросы технического порядка. Вареле уж и совестно стало, он уж и не знает, как эту затянувшуюся шутку побезобидней дезавуировать.
На его счастье, все получилось само собой: в процессе беседы БГ оказался каким-то образом возле окна, да выглянул в него, да увидел машины с питерскими номерами. После чего, вскричав возмущенно "козлы!", схватил гитару и убежал.
Вскоре в репертуаре "Аквариума" появилась песня "Козлы", и довольно долго В.Усольцев с гордостью всем объявлял, что она посвящена не каким-то абстрактным нехорошим людям, а именно ему, Вареле Усольцеву.
3.
А вот история, являющаяся пояснением к некогда имевшейся у меня картиночке, где Б.Гребенщиков и А.Макаревич в обнимку; снимок сделан осенью 1987 года в аэропорту Шереметьево; Макаревич провожает БГ в Америку, куда тот летит в первый раз полпредом красного рока, Гласности и Перестройки. Интересным является то, что автору этих строк удалось подслушать состоявшуюся сразу по возвращении А.Макаревича из Шереметьева беседу меж ним и еще одним корифеем советской рок-культуры, А.Троицким. Причем он сделал это, находясь за примерно тысячу километров от места действия - в городе Ростове-на-Дону!
Вот как это было.
- Я сидел в Ростове-на-Дону в местной рок-лаборатории, располагавшейся тогда в местном же Театре имени Горького, будучи опять же тогда тамошним деятелем мировой революции посредством музыки рок. Вот что было самое положительное в городе Ростове-на-Дону: в упомянутой рок-лаборатории имелся телефон, который оплачивало местное управление культуры, в том числе - междугородние звонки. И я активно пользовался этим, беспрерывно названивая по всему СССР и устанавливая связи:
- Алло, это Куйбышев? Рок-клуб? Ну, расскажите, как что у вас. Я? Ростов, тоже рок-клуб.
Толстая тетрадь со списком телефонов была прислана мне по почте, кажется, из Саратова, а саратовским деятелям рока мой ростовский адрес дали тоже какие-то рок-деятели, может, питерские, а может, свердловские, - это было время бурного распложения рок-клубов и попыток - и первоначально небезуспешных - соединить их в сеть и цепь с целью дружбы, координации и прочего интернета. И я, занесенный волей судьбы жить в Ростов-на-Дону, активно занимался этим, и среди прочих телефонов в этой тетрадищи был и телефон Артемия Троицкого также. Я этот номер и набрал.
Междугородняя связь в те времена обладала следующим свойством: если вы звонили по межгороду некому абоненту N, а он в это время беседовал с каким-либо абонентом Z, то ваш звонок вклинивался в их беседу, ибо междугородние звонки важней болтовни внутри города. И получилось вот что: набрав московский номер Троицкого, я услышал положенный би-бик, обозначающий установление связи, и сразу же оказался внутри беседы Троицкого А. с кем-то еще.
И я уже было собрался повесить трубку и перезвонить позже, как тут услышал очередную фразу беседы:
- А я только что из аэропорта, Борьку Гребенщикова в Америку провожал, - и узнал говорящий это голос, принадлежащий Макаревичу. И поскольку Борька Гребенщиков в то время был человеком, крайне интересовавшим советскую рок-общественность, то я, замирая от сознания безобразия того, что мной совершается, трубку класть все равно не стал, а, стараясь не дышать, начал всячески эту беседу двух выдающихся деятелей современности подслушивать.
Ничего, впрочем, такого уж секретного я не услышал.
Так, обычный телефонный треп, легкое дружеское злословие:
- Что же он один полетел, братков здесь оставил?
- Что ты хочешь, Боливар не вынесет пятерых!
Или:
- Да, года промчались, бури улеглись, и высоко вознесся он над нами!
- Во-во: когда б земля таких людей бы не давал б миру, заглохла б нива жизни!
И т.д.
И, в общем, трудно даже и сказать, зачем я это рассказываю здесь, да тем более в письменном виде.
В общем-то, - ни зачем. Так, картинка навеяла.
Мирослав Немиров
Русский Журнал - http://www.russ.ru/netcult/20020128n.html