Борис Гребенщиков: "Мы опять опередили то, что происходит"
Двадцать седьмого ноября Борису Гребенщикову исполняется 50 лет. Похоже,что об этом уже все знают, даже те люди, для которых и "Аквариум", и вообще рок-музыка являются делом второстепенным и малоинтересным. Я к таковым себя совсем не отношу. И тех, кто посещает наш портал, тоже. И поэтому я решил предложить вниманию читателей РокмЬюзик.Ру свое достаточно старое интервью с БГ. Оно никогда и нигде не печаталось. Другое дело, что это интервью должно войти в мой авторский сборник "Записки Старого Рокера", в котором собрана некоторая часть статей, интервью и заметок, начиная от самиздатовских еще времен (журнал "Рокси") и вплоть до прошлого года, однако издательство, с коим я на свою голову связался и подписал договор, оказалось на редкость вялым, пассивным и нерасторопным. Книга моя должна была уже выйти, но процесс тянется и тянется, и сколько он еще будет тянуться, похоже, никто не знает. И издатели - тоже. Понимаю, что издательский процесс иногда растягивается очень на большие сроки, хотя в наши дни это происходит вроде бы не так часто, как раньше. Ну что ж, буду ждать, теперь уж деваться некуда. Но мои "Записки" в этом году уже точно не появятся. Такой вывод я делаю хотя бы потому, что еще в середине сентября мне должны были показать макет книги. Должны были, но не показали...
Что же касается данного интервью с БГ, то я взял его еще в 1997 году, незадолго до двадцатипятилетия "Аквариума". Разумеется, это определяет некоторые нюансы нашей старой беседы. А поскольку интервью получилось огромное, даже здоровеннейшее, я решил разбить его - для удобства читательского восприятия - на несколько частей. И еще. В дальнейшем, в следующих фрагментах, будут встречаться мои комментарии, которые помогут понять, уточнить и более реально представить некоторые детали прошлой жизни.
Боб, давай заглянем в детство. Разумеется, я многое помню, так как именно в детском возрасте мы с тобою начали общаться. Насколько я могу судить, ты рано начал слушать рок-н-ролл, и произошло это во многом благодаря твоим родителям...
Конечно, я очень благодарен своим родителям. У них оказался магнитофон модели "МП-2", я думаю, что такой конструкции теперь даже в музеях не найти... Они достали для меня этот магнитофон с антресолей. Помимо того, что я записывал что-то с "Голоса Америки", которая тогда была единственной станцией, которую было более или менее хорошо слышно, еще у родителей оказались записи времен их молодости, то есть Радж Капур и всякая индийская музыка, что довольно рано напомнило мне о моих связях с древнеиндийской культурой. Также у моих родителей оказалась замечательная пленка с музыкой конца сороковых годов, которая сейчас часто всплывает у меня в сознании, и кое-что из того, что мы делаем сейчас, вероятно, обязано своим появлением тому, что в детстве я хорошенько всего этого наслушался... Вообще родители не мешали мне по вечерам, особенно в субботу, закрываться в большой комнате и записывать избранные места из музыкальных программ "Голоса Америки". Помню, что медленные песни "Битлз" я пропускал, потому что они казались мне скучными, а рок-н-ролл, напротив, записывал. Всякая музыка мне в сознание западала достаточно хорошо.
В те годы во многом из-за рок-н-ролла мы смотрели передачи, посвященные трансляции соревнований по фигурному катанию...
Вообще рок-н-ролл начался в России с фигурного катания, потому что наши замечательные чемпионы Белоусова и Протопопов танцевали под Билла Хейли. Что вызвало массовый интерес к фигурному катанию. Меня, по крайней мере, было за уши не оторвать, я даже с телевизора ухитрялся музыку записывать. Это очень меня вдохновляло.
Еще я помню, как в те годы ты интересовался не только поп-музыкой, но и песнями Клячкина.
А дело в том, что у нас дома часто гуляла большая компания, друзья моих родителей, большая часть из которых играла в первом составе оркестра Филармонии. Клячкин был с кем-то из них в приятельских отношениях, и поэтому он несколько раз у нас дома, на Алтайской улице, пел свои песни, и я был удостоен чести при этом присутствовать. Естественно, все это в меня западало... А коллекция песен Высоцкого у меня была чуть ли не со второго-третьего класса. И еще я помню, что в классе четвертом-пятом я выступал на вечере в школе и исполнял песню Высоцкого "На нейтральной полосе". Я знаю, что это точно было, хотя и не понимаю, каким образом я мог тогда играть на гитаре: по моим подсчетам, я не должен был к этому времени уметь играть на гитаре... Но факт остается фактом, это было мое первое публичное выступление.
У тебя была замечательная бабушка, которая всегда очень почтительно относилась к рок-музыке и вообще ко всему, чем ты занимался.
Да, она уважала мою творческую свободу. И я перенял у нее стиль игры на гитаре, которым пользуюсь до сих пор. Бабушка в совершенстве владела аккомпанементом к песне "Гоп со смыком" и очень трогательно эту песню исполняла.
Еще в твоем детстве очень существенным моментом был пионерлагерь ВТО в Сестрорецке.
В пионерлагерь ВТО я попал чуть попозже, в 1966 году. Проходя в Сестрорецке по улице, я заметил в воротах лагеря негра, сидящего у ворот с гитарой и замечательно - с моей тогдашней точки зрения - исполнявшего песню "Битлз". Я остановился, как вкопанный. И понял, что "Битлз" можно петь и у нас в стране. И я задался целью познакомиться с этим негром поближе, а сделать это можно было только одним способом - попасть в лагерь. Я начал из кожи вон лезть, чтобы туда пробиться, и в итоге, путем сильного нажима и шантажа, моя бабушка начала работать в этом лагере и я, как внук работницы, получил туда доступ. И попав туда, я в течение одного дня освоил гитару настолько, что перестроил ее на шестиструнный лад. И довольно уверенно мог сыграть и спеть эту песню. С этого момента, с июля 1968 года, началось мое настоящее музыкальное образование. И все, дороги назад не было! А к концу этого лета я уже мог прилично сыграть и спеть песен десять-пятнадцать. А в 1970 году я уже был в лагере ВТО все лето, у меня уже был магнитофон "Нота", и я приносил его в лагерь. Директор лагеря пытался меня прогонять, но если меня не пускали, в лагере устраивались забастовки - в общем, я был активно разлагающим мораль центром... Одного человека я сбил с пути совсем, он стал носить на шее булыжник и веревки, потому что понял, что он - хиппи. Это был сын композитора Розенфельда, у него была кличка "Хы". А композитор Розенфельд написал песню "Счастье мое", относительно недавно я записал эту песню на альбоме "Чубчик". Ну а в лагере ВТО образовалась довольно тесная компания людей, которая продолжала общаться и в дальнейшем, а потом постепенно эта компания переросла и в театр в Замке, и "Аквариум" тоже оттуда выделился. Так что это было крайне интересное время, и теперь, когда я это вспоминаю, я понимаю, что это был огромный этап в моей жизни, на основании которого можно написать множество эпопей и монументально-драматических произведений. Было весело.
А кто из западных музыкантов был в те годы твоим кумиром?
Я в основном пел то, что мог петь без участия группы Кэта Стивенса, Дона Маклина, в меньшей степени Дилана, "Битлз"... Помню, что ухитрялся петь один оперу Вебера и Райса.
Ты очень часто ее пел!
Так что спасибо этим господам, я хотя и никогда не считал эту оперу хорошей музыкой, но тем не менее петь ее было приятно, к тому же религиозная тематика рано пробилась, что впоследствии привело меня к гораздо более близкому знакомству с православной церковью. Ну а так... столько всего разного я слушал! Харрисон для меня много лет оставался самым светлым явлением!
Интересно узнать твои ощущения в момент знакомства и общения с Харрисоном...
Вряд ли это можно анализировать. Конечно, есть чувство трепета, но на самом деле с таким человеком просто интересно находиться рядом.
А с кем из известных музыкантов, кроме Харрисона, тебе удалось познакомиться и пообщаться?
У нас с Дэвидом Боуи давнее заочное знакомство, и мы с ним пересекаемся иногда... Дейв Стюарт, "Eurythmics" - это понятно. С Лу Ридом мы однажды очень интересно провели вместе время. Очень хорошие отношения у меня всегда были с Рэем Купером...
Когда из "Аквариума" и его окружения образовалась театральная студия, ты некоторое время был в этой студии драматическим актером.
Да. И более того, когда ты ушел из медицинского института и поступил в театральный, я тоже обдумывал возможности подобного поступка...
Ты тоже хотел уйти из медицинского?
Да, это было бы сложно... Тем не менее во время каждой сессии я читал по ночам монументальный труд Станиславского "Моя жизнь в искусстве", думая о том, что вот сейчас сдам сессию - и все, брошу университет, и в театральный! Активный интерес к театру длился у меня месяцев восемь... Потом у меня умер отец, я заболел, болея, обдумывал жизнь и понял, что синтетического искусства, такого, которое предсказывал наш режиссер Эрик Горошевский, когда рок-н-ролл в театре и театр в рок-н-ролле, и все вместе... я понял, что рок-н-ролла мне вполне хватает, для меня все заключалось в рок-н-ролле. Хотя время, проведенное в театре, я вспоминаю с огромным удовольствием. Вообще, все это время, несколько лет жизни, такой нехилой жизни, весьма живописной и интересной, я вспоминаю с огромным удовольствием. Много чего тогда произошло, эти события были генезисом дальнейшей плодотворной истории.
По-моему, как раз в то время, когда ты был связан с театральной студией, ты познакомился с песнями Хвостенко.
С песнями Хвостенко я познакомился году в 1976-м. "Город золотой" я услышал от Лени Тихомирова, который пел ее в спектакле "Сид". Я запомнил эту песню, и она какое-то время в голове у меня сидела - и все... А потом я начал ее петь, и мне понравилось ее петь, и постепенно она заняла место в нашем репертуаре. Собственно, это была единственная не наша песня, которую мы пели вообще за всю жизнь "Аквариума". И только потом, гораздо позже, выяснилось, что написали эту песню Хвост с Волохонским. Сначала я этого не знал.
А когда ты познакомился с Хвостом?
Я познакомился с Хвостом в... девяносто каком-то году, когда мы поехали вместе с Курехиным на фестиваль в Париж. Мы пошли к Хвосту в мастерскую, в тот знаменитый сквот... Окружающие глядели на нас с Хвостом, как на феодалов двух соперничающих провинций, а я... я-то слышал, что есть какая-то психодрама, с этим связанная, но толком ничего не знал. Для меня не было проблемы - есть песня, я ее пою... А ему говорили, что я украл эту песню, что я приписываю ее себе... Когда он выяснил, что это не так, вскоре мы подружились, и с тех пор, когда мы с ним видимся, мы находимся, по-моему, в самых лучших отношениях. А тогда мы сравнивали наши версии: я, не расслышав, пел "Под небом голубым", а у него - "Над небом голубым". Принципиальная богословская разница, о которой мы тогда, в Париже, заспорили в четвертом часу ночи. Мы сравнивали наши версии. Я ему говорю: "Как автор ты, естественно, обязан поддерживать свою версию, но я эту песню услышал и запомнил вот так, и мне представляется, что рай не обязательно искать где-то в другом месте, мне кажется, что его можно увидеть на Земле". По-моему, он оценил мою точку зрения. Потом мы поехали за водкой... водки мы не нашли в Париже... в машине было одно свободное место, и в нем лежало еще восемь человек, нас поймали на площади менты местные, французские, вытащили из машины, поставили под дула автоматов, а когда выяснили, что это русские едут за водкой, они с ужасом и омерзением сказали: "Езжайте отсюда за вашей водкой!" И мы поехали и купили какого-то удивительного дерьма! Но дружба с Хвостом была этим инцидентом еще больше закреплена. Я считаю, что мы находимся в очень хороших отношениях; думаю, что он меня не опровергнет.
Было бы интересно узнать твои размышления и воспоминания о том периоде, когда в Ленинграде, в 1981 году, появился рок-клуб.
Когда рок-клуб открылся, он положил начало очень многому в России. Мне очень нравилось потом, как наши собственные коллеги собирались и постановляли - "Аквариум" запретить, лишить на полгода права на выступление и что-нибудь еще в этом духе... Лишить литовки на полгода или даже на год за то, что я где-нибудь выступил в кимоно. Да-а... вспоминаешь все эти времена с умилением, и приятно, что в итоге все оказалось делом, рок-н-ролл пошел в России официально, без потери какого-либо веселья.
Вернемся к семейно-детским воспоминаниям. Расскажи про Александра Гребенщикова... Я совсем недавно узнал, что есть такой человек, что он музыкант и твой родственник, играет на гитаре в группе "Трубный зов"...
Он сын моего отца, но от другой жены. Он мне позвонил несколько лет назад, и мне было очень интересно с ним встретиться.
До этого вы с ним никогда не виделись?
Нет, я даже не знал о нем ничего... Оказался очень милый человек, очень своеобразный, совсем на меня непохожий, но судя по тому, что я слышал - он дал мне записи - очень талантливый. Он любит музыку немножко другого плана, хард-энд-хэви. Он моложе меня на несколько лет. Технические данные у него отличные, он хороший профессиональный музыкант.
Не было идей сделать что-нибудь вместе?
Нет. У нас с ним очень разные вкусы. Ему не очень интересно то, что мы делаем, а меня не очень интересует то, что интересно ему. И потом это был бы слишком банально-коммерческий ход, я играю с людьми, которым интересно играть то, что нравится мне.
Были ли когда-нибудь в "Аквариуме" музыканты, которым было не очень интересно играть "аквариумную" музыку? Я вроде бы всех знаю, но мало ли...
Нет. Потому что "Аквариум" всегда был некоммерческой группировкой... в том смысле, что получить денег за то, что мы делали, было невозможно, например, все восьмидесятые годы. И поэтому те, кто играли, делали это потому, что им нравилось. Другого повода просто не могло быть. Мне всегда, конечно, хотелось иметь соавтора, с которым можно было бы работать вместе, два лидера в группе - как показывает пример "Битлз" - лучше, чем один, но я такого человека не встретил. Боюсь, что сейчас уже поздно...
Когда из "Аквариума" ушел Сева Гаккель - это был для тебя болезненный период?
На моей памяти Сева уходил из группы порядка 18 раз на протяжении полутора лет и как-то всегда очень безболезненно... "Все, - говорил он. - я больше не играю...". "Хорошо, ты больше не играешь..." Потом, когда возникает что-то, он опять, помимо своей воли, появляется... и не за счет того, что я его упрашивал. И поэтому ни даты его первого ухода, ни даты последнего я сказать не могу, потому что он, с моей точки зрения, никуда и не уходил. Мы вот с ним недавно сидели у меня, и у меня не было ощущения, что он - посторонний человек. Нет, он делает то, что он делает, и, как Саша Липницкий остроумно заметил, "Химера" - это тоже отчасти наши люди, как ни странно...
Ты говоришь, что свой юбилей "Аквариум" отмечать не будет?
А зачем? Юбилеи пусть отмечают те, для кого работа - как срок, а у меня такое ощущение, что как мы тогда начали - собственно, это началось еще до начала "Аквариума", - так и продолжается. Процесс занятий то ли музыкой, то ли магией, то ли волшебством каким-то может быть достаточно тяжелым или, наоборот, легким и безответственным, но все время доставляющим удовольствие, а когда удовольствие есть, времени наблюдать как-то не хочется. И потом, у меня нет ощущения, что мы куда-то продвинулись... чем мы занимались тогда, тем и сейчас занимаемся, просто теперь больше инструментов, больше возможностей все это записывать, но если бы у нас тогда были такие студии и такие режиссеры, мы бы и тогда записывали что-нибудь такого же типа... По-моему, тут ничего и не может измениться, потому что когда есть какая-нибудь песня, я, например, к ней подхожу с идеями всунуть в нее все, что только возможно... Чтобы она подействовала сильно.
Отмечать юбилей ты не хочешь, но все-таки в июне состоятся концерты...
Возникла интересная идея собрать музыкантов из того "Аквариума", который играл в восьмидесятые и которых в составе группы нет, потому что они все давным-давно занимаются своими делами... И сыграть ряд песен, которые игрались тогда и, может быть, несколько песен, которые тогда не очень игрались... Я поговорил и с Дюшей, и с Ляпиным, и они выразили заинтересованность в этом деле, а мне тоже дико интересно, потому что как играть с теперешним "Аквариумом", я знаю, а как играть со старым "Аквариумом"... это может оказаться очень интересным. Посмотрим, как все это будет. Проблема только с Титовым, потому что он собирается стать гражданином Соединенного Королевства и, значит, пока ему не дадут документов, он оттуда выехать не сможет.
Какие песни из старого репертуара ты хочешь исполнять?
Мы с Ляпиным и с Дюшей уже обсуждали эти вопросы. Главное для меня играть то, что не играет теперешний "Аквариум". Я хочу взять более тяжелую, более моторную сторону... что-то типа "Капитан Африка"... Есть идеи!
Концерты состоятся 21-го в Москве и 28-го в Питере?
Да. Я надеюсь, что все ограничится двумя концертами. Что больше их не будет, потому что это было бы бесстыдно.
"Аквариуму" 25 лет. У меня какое-то мистическое ощущение.
Так все на мистике с самого начала было завязано. Большей мистики, чем получить песней "Битлз" по голове в 12 лет, я до сих пор представить не могу... после этого хождение по воде, оживление мертвых и летание по воздуху представляются второстепенными развлечениями...
А когда мы с тобой познакомились?
Я отчетливо помню ситуацию, когда я был в четвертом классе, а ты - в пятом.
Какой же это был год? 1964-й? 1965-й?
Да.
Вроде бы так... впрочем, можно и подсчитать.
История - дело такое, она может подставить другой бок, и все будет по-другому...
Я в одной из своих старых тетрадок нашел список названий, которыми мы хотели назвать нашу группу. Например, "Солнце на острове". "Аквариума" в этом списке нет. "Аквариум" возник как-то спонтанно.
Кстати, теперь на Разъезжей улице есть бар "Аквариум". А в том, старом баре "Аквариум" на Будапештской улице, мимо которого мы много лет назад проезжали с тобой в автобусе 31, я никогда и не был...
Я тоже.
Он достаточно долго работал. Стандартная такая, типовая двухэтажная стекляшка. А закрылся это бар, по-моему, вскоре после того, как "Аквариуму" исполнилось двадцать лет. Да, примерно в это время...
У меня такое ощущение, что название пошло не совсем оттуда... что оно запомнилось, но потом выплыло само по себе...
И все-таки запомнилось, потому что проезжали мимо на автобусе и обратили внимание на название этого бара... Нет, оттуда, оттуда.
Может быть, может быть...
Знаешь, к кому мы тогда ехали? У тебя был знакомый музыкант из Грузии...
А-а... было, было...
Как его звали... не могу вспомнить.
Теперь уж не вспомнить...
По-моему, ты играл с ним, когда в те годы ездил на юг.
Да, я учился тогда на первом курсе и влился в состав сборной группы...
А этот грузин, басист, был каким-то образом связан с этой поездкой...
Мы с ним и ездили.
Он жил в районе станции метро "Елизаровская".
Да, что-то такого типа...
И вот по дороге к нему мы и проехали мимо пивбара "Аквариум".
Очень может быть... У меня такое видение, что временные и пространственные границы совершенно пропадают. Я когда вспоминаю что-то, помню какие-то отдельные эпизоды, в большей степени помню настроение, чем то, что было... И они, эти эпизоды, даже могут по времени пересекаться и идти в разных направлениях, потому что... Я помню, как вечерами мы ходили и обсуждали идею названия группы и то, что нужно писать песни на русском языке... Потом я помню уже, как "Аквариум", самое первое его образование года 1973-го... когда был некто Саша Цацаниди на басу и мы ездили на репетиции куда-то в Зеленогорск...
Да, в Зеленогорск.
Вот современные группы... они даже представить себе не могут, что в Ленинграде деваться было некуда и поэтому приходилось ездить репетировать в Зеленогорск, куда нас пустили непонятно как...
Но пустили. Месяца два мы туда ездили.
А потом я помню, как ты стал большим специалистом по индуизму, просидев после сотрясения мозга почти все лето на острове, который был впоследствии назван островом Сент-Джорджа. И который был знаменит тем, что на остров этот приходили голые люди из всех окружающих областей, и ходили там, и занимались любовью под кустами, а ты, как я помню, сидел на холме с книжкой Нарайана "Боги, демоны и другие" и изучал ее, а я приходил к тебе в отшельничество учиться и... я даже помню, как мы там строили дом на холме. Откуда потом взялось у меня многое, аж до 1987 года появлялись идеи, вот песня "Наблюдатель"... она впрямую была вдохновлена именно этим переживанием.
Я в тех краях относительно недавно отдыхал в санатории "Сестрорецкий курорт", он находится на берегу одного из протоков, на которые разбивается река Сестра, и потом образуется остров...
Остров в то время принадлежал другой Вселенной. Я помню, как мы переходили речку, становились на колени и землю целовали в качестве обряда допущения на остров. Что было глубоко религиозно правильно. Поэтому остров у меня остался в памяти как неприкосновенная земля, явно принадлежащая отчасти другому измерению...
Речку и сейчас можно перейти, но уже...
...уже в ту землю не попадешь.
Да, в ту землю совсем не попадешь...
Но где-то она существует... Я помню, как мы голые ходили по острову и собирали хворост, чтобы построить дом... а потом приехал Файнштейн... с палаткой, с креслами, с кастрюлями... и так кончилась эпоха. Мифическая земля навсегда перестала иметь связи между этим миром и тем. Новая действительность вторглась в сакральный мир.
Давай сдвинемся в иные временные сферы. Какой период в жизни "Аквариума" тебе представляется наиболее значительным? Я бы сказал, говоря серьезно, что мы все время перемещаемся между несколькими пластами... Временными, творческими или сакральными... потому что для меня основной "Аквариум" тот, который на самом деле происходит... где-то типа острова Сент-Джорджа, где-то на стыке разных реальностей, разных точек сборки... вот то, что происходило там, меня интересует на самом деле. Потом, в процессе обдумывания музыки, принадлежащей к этому интересному для меня миру, сталкиваешься с тем, что... есть еще помимо этого... что никто не делает вот этого и этого... то есть хватаешь губную гармошку и начинаешь сочинять дилановские песни... Они становятся популярными, все интересней их писать, и как-то отходишь от этого, забываешь... У меня такой пласт судьбы был в Лондоне... это вспомнилось на "Равноденствии", после всех восьмидесятых, потом опять забылось... В Лондоне я как-то учился медитировать в 1990 году и проводил довольно много времени в погружениях в самого себя. И вот на самом дне я опять обнаружил этот пласт, о котором забыл года на три. Я вышел из него, ошеломленный тем, что, оказывается, вся та музыка, которая там, в том мире... она лежит и ожидает того, что кто-то придет и ее напишет. И что, оказывается, с 1972-го по 1990-й ничего не изменилось... И потом прошло еще шесть лет, и мы опять сделали альбом, который для меня опять принадлежит тому миру... Да, там много старых песен. Там реально шесть песен, написанных с 1972-го и позже именно в этом ключе. "Время любви пришло" - это 1974 год, "Апокриф" - тоже из 1974-го, "Всадник между небом и землей" - 1977-й, "Ангел Дождя" или "Я знаю места" - песня, написанная в семидесятые и чуть-чуть переписанная сейчас, "Быстрый, светлый" я написал где-то в начале 1980-х и никогда ее даже не трогал, потому что она дико контрастировала со всем остальным, что мы тогда делали... В альбоме "Гиперборея" все песни в этом ключе. Как я понимаю, мы с тобой еще в доаквариумные времена всегда интересовались нарушениями логики... Само собой. Больше, чем прямой логикой... Помню, что слово "быт" было словом оскорбительным. Во всяком случае, издевательски-ироничным. Я хорошо помню, что я как-то раз под каким-то предлогом и по какому-то поводу не то чтобы ушел из дома, но отвязался от дома и звонил... по-моему, мы вместе ходили тогда ночью... Я Васину звонил, пытался к нему в гости поехать на Ржевку, он тогда еще там жил... поехать, чтобы до конца отвязаться от условностей и совершить какой-то революционный поступок. В эту ночь понятие "уйти от быта" ассоциировалось с понятием "разбить шкаф". Так что основы "Аквариума" коренятся в разрушении преданного отношения к быту. Если быт есть - хорошо, но если его нет - то тоже хорошо. Принято считать, что "Треугольник", "День Серебра", "Табу", "Радио Африка" - это основные альбомы "Аквариума". Потому что в них, наверное, проявилась та же самая свобода непредвзятого отношения, свобода творчества, и бог с ней, с логикой, посмотрим, куда нас заведет то, что мы хотим на самом деле делать. Для меня самым сознательным выражением такого рода музыки была первая сторона "Равноденствия". Умер Куссуль, и вторую сторону было без него не сделать, я после его песни несколько песен бросил и не стал дописывать. Если бы эта пластинка была записана чуть-чуть по-другому, она могла бы получиться. Я до сих пор вижу мир... мне волшебство интереснее, мне интереснее жить в таком мире, где границы размыты и непонятно, где реальность, где нереальность... я заметил, что мне интереснее общаться с культурами, где есть боги как класс существ, которые живут в другом срезе реальности, и когда музыка подпитывается живыми богами - то мне интереснее с этой культурой, а когда, как в Западной Европе, все боги умерли или зачахли, мне скучно. Кельтская музыка - она подпитывается, и индийская, и вся восточная - она имеет отношение и связь с духами, с богами... А музыка мира, где все не входящее в человеческий круг просто выкидывается и не существует - это мне скучно. Мне скучно читать Канта, я лучше буду читать Лао-цзы. Кстати, по поводу Индии... Мне как-то раз удалось выпить легкого вина с Джорджем Харрисоном, и мы довольно долго беседовали... В Англии или в Индии? В Англии, у него дома. И меня очень позабавило, когда культурно-бытовые ограничения были уже сняты, что его точка зрения на Индию очень похожа на то, что было у нас, то есть он до сих пор воспринимает Индию в очень волшебном, поэтическом ключе. Я почувствовал очень родную душу. И мы были правы в том, что тогда его выделили, таких людей очень мало... Так называемая рок-музыка очень сильно изменилась за последние годы. Она теперь совсем под другим знаком, нежели раньше... По-моему, она опять оцепенела. Но что-то новое может возникнуть в конце века, что-то может произойти. Взрыв психоделии был в 1966-1967 годах, панк появился в районе 1976-1977-го. В конце 1980-х тоже начало появляться что-то новое, забавное и непривычное, так что и теперь что-то может произойти... А о текущих планах группы я и понятия не имею. Я рассчитываю, что у меня все планы кончатся в июне, и после июня мне хочется заняться какими-то безумными делами. У меня есть знакомые шаманы в Нью-Йорке, я хочу записать с ними индейско-тибетский альбом. Еще я очень хотел бы поработать с людьми с Востока, потому что там другие инструменты, другая культура, и она во многом мне близка. Еще мне очень хочется поиграть с рядом людей, с которыми все как-то нет времени столкнуться. Так что пока я берегу творческие силы - и посмотрим, что будет. Вот скоро выйдет новый альбом "Гиперборея" - возврат к северной магической традиции. Посмотрим, что будет дальше... "Гиперборея" - это какой по счету альбом "Аквариума"? Я пробовал считать... между 22-м и 27-м, это строго в "аквариумном" плане, не считая ответвлений и концертных альбомов. У меня столько собственных дел... я бы ничего не слушал, если бы была такая возможность, я сидел бы в студии, но можно умереть, если из студии не выходить. Я понимаю, что свой потенциал я даже не начал трогать, он, может быть, разработан на один процент. Можно сделать настолько... в миллиард раз больше! Я знаю, какой должна быть настоящая музыка, мне просто не хватает времени и усидчивости, чтобы ее сделать, а чувствовать ее - я чувствую прекрасно. Как животное, нюхом чувствую. Только сейчас у меня насморк... Я не могу сказать, что последние двадцать лет были скучными... И даже последние двадцать пять лет. Я могу отвечать приблизительно за... тридцать пять лет. Когда рок-н-ролл появился, стало понятно, что наши на подходе и практически входят в город... Я поделюсь очень драгоценным, сентиментальным в чем-то, интимно-личным переживанием. Мне было очень мало лет. Вероятно, я был в классе во втором, и вместе со старшими родственниками мы пошли в Сестрорецке на пляж. Неподалеку от нас были заросли камышей. И в камыши пришла компания ужасно плохо себя ведущих молодых людей и девушек. Они, вероятно, курили. Может быть, они даже целовались. Не исключено, что они выпивали алкогольные напитки. То есть для всех достопочтенных людей на пляже они являлись просто чумой в человеческом облике. Вдобавок у них был красный магнитофон "Романтик", из которого доносилась музыка. Я по-пластунски стал к ним подползать - не для того, чтобы посмотреть, чем они там занимаются, но чтобы быть поближе к музыке... Тогда я не концентрировал свои мысли на том, какие это у меня рождает ощущения, но спустя двадцать лет, запомнив ощущения, я подумал о том, что же это было, и понял: у меня было радостное ощущение человека, который понимает, что наши наконец в городе! Что после долгой оккупации наши входят в город! Армия победителей входит в наш город, и наше время наступило! Что-то подобное, только гораздо слабей, я испытал при прочтении заметки о появлении летающей тарелки над Петрозаводском, это было в 1979 году. Как раз тогда, когда была написана песня "Летающая тарелка". Но летающей тарелке я радовался полдня или день, а ощущение, которое я пережил в детстве, на пляже, сохранилось у меня до сих пор. Так что, вероятно, рок-н-ролл сильнее, чем летающая тарелка. Ты вспомнил про летающую тарелку, а я вспомнил про фестиваль "Тбилиси-80". Практически это был первый рок-фестиваль в нашей стране... Ну да. Но это же не так интересно, потому что все эти события, фестивали - это мелочи уже, главное - ощущения, которые возникают изнутри и потом определяют настрой на всю жизнь. А большие сходняки... приятно, интересно, но... главное - ощущение, которое внутри происходит, и ощущение, с которым ты играешь. Концерт в Тбилиси не был нашим лучшим концертом... он был отличным, интересным, в чем-то рискованным, мы получили удовольствие, но я знаю и помню концертов сорок-пятьдесят значительно лучших. Например, в Самаре прошлой весной... В Горбушке один концерт лет шесть назад, когда я только-только написал "Кони беспредела". В Питере такого не бывает и никогда не будет, этот город враждебен искусству, здесь только стойкие выживают. "Аквариум" закалился в Питере, после Петербурга уже можно играть где угодно, уже ничего, ничего не страшно. Когда здесь играешь, создается иногда такое ощущение, что у людей в зале в жилах не кровь, а вода, смешанная с какими-то гигиеническими жидкостями. Им, в общем, не очень хочется жить и не очень хочется умирать... не хочется ничего... Естественно, бывает много замечательных, хороших людей, но общая мода прослушивания музыки именно такая в основном, а когда бывают исключения - это приятно. Это и раньше было, просто когда был рок-клуб, то туда простой зритель не попадал, первые концерты в "Юбилейном" отличные были, на рок-клубовских фестивалях... Я не люблю играть в Петербурге, потому что перетекание энергии из зала к нам и от нас - в зал... гораздо меньше происходит. Может быть, я ошибаюсь, но... в Петербурге все такие... в очках... чуть-чуть прибабахнутые... женщины с "Беломором" типа "мы все это видели, мы же знаем правду"! Это не мое отношение к жизни. "Аквариум" недавно выступал в США. Исполнялись ли песни из нового альбома? Из нового альбома ни одной песни сыграть на сцене нельзя. Он специально записан как альбом внеочередной, который на сцене играться не может и не должен, он вроде мистического духа из неизвестных пространств, он один раз должен появиться, сделать то, что он сделает, но жизни на этой плоскости ему никакой не предуготовано. И не должно быть... Наша сегодняшняя беседа несколько хаотична... Ты упомянул ключевое слово - "хаотичный"... У меня почему-то возникает ощущение, что нынешнее время очень сродни хаосу. Что хаос все больше занимает свои позиции в жизни, даже незаметно для нас. Мы вполне к этому привыкли и не замечаем... поэтому на новом альбоме есть одна большая композиция "Магистраль", вот она мне ближе всего и больше всего отвечает сегодняшнему... ни фига она не отвечает, просто она мне очень нравится! Вот я вспомнил сейчас... когда-то ты издавал журнал "Рокси", это тоже было хаотичное время, однако первые номера "Рокси" вышли под твоей редакцией. Ты помнишь об этом? Я их сам и печатал, сам искал фотографии, сам брошюровал журнал в трех экземплярах и половину, по-моему, сам и писал. Нужно же было чем-то заниматься на работе, не работать же! Давай еще раз заглянем в далекое прошлое. Когда мы с тобой ходили на рок-концерты в начале семидесятых, очень любима нами была группа "Санкт-Петербург". С моей точки зрения, "Санкт-Петербург" был единственной настоящей рок-н-ролльной группой в то время. За ней маячила тень каких-то иных, совершенно нездешних измерений, совершенно невероятных, я был сильно впечатлен. А теперь я о "Санкте" ничего не слышу, думаю, что Рекшан достаточно уверенно себя чувствует в теперешней жизни и пишет, поэтому к музыке он относится немножко более спустя рукава, нежели раньше. Прошлым летом "Санкт-Петербург" записал альбом своих старых, классических вещей, и он, вероятно, скоро будет издан. Правда, звучат эти песни не как тогда, они сделаны иначе, в более современных аранжировках. Думаю, что у тебя к этому альбому, когда ты его услышишь, будет двойственное отношение. Таких переаранжировок делать, конечно, нельзя, это я знаю по себе. Со старыми вещами этого однозначно делать не стоит. Я Рекшану и "Санкт-Петербургу" очень многим обязан, они очень на меня повлияли. Я недавно прочитал в одной газете интервью с тобой бытового плана, в финале которого ты рассказываешь, что любишь по утрам варить гречневую кашу... Я вот сижу и думаю, что когда люди читают такие интервью, у них возникает образ немножко выжившего из ума человека, который читает очень далекую от жизни литературу, пишет какие-то расслабленные умом песни... И еще рисует картину и ест по утрам гречневую кашу... Могу сказать, что я чувствую себя не совсем так. Кашу я по утрам варю, потому что хочется жрать, а это единственное, что я умею делать... Умом я, может быть, и расслаблен, но еще не до конца... Я чувствую время, одержимое хаосом, во мне кипит музыка, совершенно не такая, которую "Гиперборея" представляет. Этот альбом мы сделали потому, что у нас, у меня, был старый долг, длиною в двадцать с чем-то лет, и этот долг нужно было заплатить. И мы его блестяще заплатили! Этот альбом имеет сильное, с моей точки зрения, магическое значение: те, кто понимают - поймут, кто не понимает - увы! Объяснить это невозможно. Мне не хочется делать мягкую, расслабленную музыку, потому что я не в ладах с тем, что происходит сейчас, и не в ладах довольно сильно. И гречневая каша меня не остановит. И хочется сделать что-то совсем не то, чего от меня ждут. Мне, с одной стороны, забавно, а с другой - немножко приятно понимать, что мы что-то делали. И что мы закончили какую-то очередную фазу. Я и хотел бы продолжать все это, но уже не могу, мне осточертело. И осточертела манная каша, которая вокруг нас по всей печати вертится. И даже если теперешний "Аквариум" этого в какой-то мере заслуживает, я понимаю, что все-таки это ошибка. Легкая. И мне приятно думать об этом. Приятно думать, что мы опять чуть-чуть опередили то, что происходит. Р.S.: Вроде бы я собирался это трехчастное интервью прокомментировать. Но потом, по ходу собственного прочтения заново этой старинной беседы, я понял, что особенных комментариев тут и не нужно. То есть, при желании, можно и имена, и фамилии, и диски, и даты и т.д. сопровождать комментариями, однако их может в результате появиться чудовищно много, т.е. это будет отдельная книга "аквариумного" плана. И поэтому я решил воспользоваться классическим афоризмом - "нельзя объять необъятное". Да, в самом деле совсем-совсем нельзя, хотя зачастую очень хочется! Так что к черту в данном раскладе специальные комментарии! "Аквариум" продолжается - и это самое главное! И БГ полон сил и массы новых замыслов и планов, и совсем скоро, 27 ноября, он встретит свой юбилей в роскошном, в настоящем расцвете сил!
George Гуницкий, специально для РокмЬюзик.Ру, Часть 1: 09-10-2003, Часть 2: 14-10-2003, Часть 3: 15-10-2003.
Дополнительные ссылки: Событие: 1997 май. "Гиперборея"