В.Г.: Я хотел бы поговорить о времени. Может быть, о прошлом. У "Аквариума" огромное прошлое, даже пластинки идут в серии "История" Аквариума". Вот: не мешает ли история жить?
Б.Г.: Нет, абсолютно. То, что мы делаем сейчас, истории не имеет. А музыка как была, так она и есть. В принципе, ничего не изменилось. Мы занимались тем, чем хотели заниматься, и продолжаем делать то же самое.
В.Г.: Но если говорить не о прошлом, а о будущем - что ты чувствуешь? В 86-м году у тебя была идея получить возможность работать, придумать штук восемь альбомов. Примерно столько и вышло. Оно получилось -так или иначе, но получилось. Что тебе хочется сейчас?
Б.Г.: Когда я говорил о восьми альбомах, я и представить себе не мог, что мы будем делать. Потому что не представлял себе, что буду заниматься такими вещами, как "Русский альбом" и "Кострома -мон амур". Теперь мы заканчиваем с этим и будем заниматься странными вещами, связанными с музыкой, но странными.
Для того чтобы рассказать, что я имею в виду, просто нет времени, потому что это очень много времени займет. Самая простая вещь: те, кто посвящены в определенные вещи, знают, что сквозь музыку Хендрикса проходят одновременно три-четыре потока времени. Я приблизительно представляю себе, как это делается, но мне это хочется испробовать самому. Как конкретно эти вещи делаются. И есть еще пара-тройка идей, которые с этим многовременным полем можно совмещать. Это ужасно интересно, такие пространства создавать.
И это будет делаться не на песенной основе, как, скажем, это было с "Костромой". Как раз я хочу идти от музыкального пространства, посмотреть, что из этого может выйти. Потому что из этого тоже иногда что-то выходит.
В.Г.: Есть ли студия? Как это технически будет происходить?
Б.Г.: Есть пока очень маленькая и очень плохонькая студия, откуда нас гонят с ужасающей силой, -на Фонтанке, -там, где мы записывались. Я боюсь, что нас оттуда прогонят очень скоро. Это значит, что к концу лета мы начинаем пытаться строить свою студию...
- Студию "Аквариума"?
Б.Г.: В общем, да. То есть общую с теми, с кем мы сможем работать беспрепятственно и столько, сколько нам будет угодно. Дело в том, что люди, которые покупают свою студию, больше ничего, как правило, не записывают...
- Но у "Роллинг стоунз" была своя студия неплохая.
Б.Г.: Да, да, у Маккартни тоже... Но пока рано об этом говорить. Надо начать это делать...
Пока что мы завершили гастроли. С Россией мы разобрались. Три года это была жизнь в дороге.
В.Г.: Не казалась ли эта жизнь легкой по сравнению с той, что была прежде?
Б.Г.: Не очень... Ну, посуди сам, бывать дома по 5-6 дней в месяц, все остальное время ездить из Южно-Сахалинска в Самару или из Нижнего Новгорода в Вятку. Мы сыграли все-таки 200 концертов.
В.Г.: Эти три года чему-то научили тебя?
Б.Г.: Ничему, я и так это умел.
В.Г.: А что дали?
Б.Г.: Еще больше удовольствия, чем я считал возможным. Я Россию увидел. Раньше я ее не видел. И могу сказать, что мало кто ее видел так.
В.Г.: Тебя принимали как звезду, как кумира?
Б.Г.: Культовый момент был раздут советской прессой, особенно с 87-го по 88-й год, а потом я свалил в Штаты -и все.
В.Г.: Но когда ты вернулся, тебя не раздражали яростные попытки свалить твой авторитет, разговоры о том, что Гребенщиков стар...
Б.Г.: Это проблемы тех, кто так говорит. Меня это не травмирует, потому что у нас так много дел интересных, что было немножко не до этого.
В.Г.: А что касается разных императивов времен "подполья", от которых "Аквариум" "отрекся"?
Б.Г.: Андеграунд тоже был придуман, в "большей степени подпольной нашей журналистикой, Гурьевыми всякими. Подполье советское... Какое, к чертовой матери, подполье? Мы пытались заниматься музыкой, нам не давали. К подполью это не имело ни малейшего отношения. Если бы нам тогда дали стадион, мы бы и тогда играли на стадионе. Это было бы более здорово. А подполье существует для бездарных людей, которые на этой волне заявляют: "Я из подполья ... Я не умею играть, потому что я из подполья... Я не хочу уметь играть, потому что я из подполья". Вместо того, чтобы честно сказать: "Я хотел бы научиться играть, но, к сожалению, я настолько бездарен, что, кроме как материться из подполья, я ничего не умею".
"Аквариум" никогда не был в подполье. Менты нас вязали, это да, но в подполье мы никогда не были, потому что ориентировались... даже не на музыку, а на собственное удовольствие. Тогда мы играли как "стоунз", и теперь мы играем как "стоунз". Как тогда мы слушали Брайэна Иноу, так и теперь, разницы никакой. Иноу, "Кокто Твинз", музыка -мы с этим связаны, а не с подпольными проблемами.
С.К.: По поводу Б.Иноу и по поводу культа. У нас напечатано коротенькое эссе Иноу о советской рок-музыке. Там есть замечательная мысль: русский рок делают рассказчики... дескать, страна такая, запрещали писателей... И главное качество русского языка - рассказчивость. Поэтому вот и рок сделали рассказчики. Он рассказчивость выдвигает как тенденцию русского развития.
Б.Г.: Иноу мастер теорий.
С.К.: Он, конечно, это все говорил по поводу "Звуков My", впрямую их не называя...
Б.Г.: Я думаю, что мы-то рассказчиками не были никогда, да и похоже, если так подумать, то вряд ли и "Машина времени" рассказчики: не подходит к ним это...
С.К.: А мне как-то по душе это определение. Если пытаться определить место нашей рок-музыки в пространстве мировой музыки, то ей достанется роль рассказчицы. Иноу мечтает создать заповедник, где можно было бы собрать рассказчиков и вести прекрасные разговоры о природе времени, о смысле вещей...
Б.Г.: Да, это Брайан, он такой. Я себя к рассказчикам не отношу, и в целом с ним не согласен, хотя мне очень нравится эта идея. Шевчук, может быть, в какой-то мере рассказчик. Петька Мамонов рассказчик, хотя он актер все-таки.. Себе я не стану пытаться найти какое-то определение...
С.К.: Теперь о культовости. У нас сейчас есть культовые группы?
Б.Г.: "Гражданская оборона".
С.К.: По каким же признакам?
Б.Г.: Понимаешь, у нас ведь что такое культовая группа? Это группа для поклонения. "Аквариум" все-таки ориентирован на поп- музыку на самом деле, если исходить из определения поп-музыки 64- го года, когда еще Донован был поп-человеком, хотя по теперешним определениям он, конечно, культовый человек. Психоделия, цветочки, туда-сюда... А при этом он был "поп". И даже "Империал стрит бэнд" были поп, хотя культовее их вряд ли что-то придумаешь. Они выпустили три главных альбома 67-го года: Донован, "Битлз" и "Империал стрит бэнд".
А культовые группы позже появились на самом деле...
В.Г.: Какая-то есть развилка в определенном возрасте: либо человек занимается своим маленьким делом, либо ему надо тянуть на суперзвезду и поднимать такие тяжелые проекты, как "Роллинг стоунз".
Б.Г.: Я вспомню, например, Питера Гэбриела. Где развилка? Он делает свое дело. Игги Поп? Делает. Боуи? Мик Джеггер: последний альбом лучше, чем все, что "стоунз" делали за последние десять лет.
С.К.: А что вообще из последнего ты слушаешь -в смысле не разок , а вообще.
Б.Г.: Я как раз сегодня утром случайно нашел "Primitive Cool" Джеггера и слушаю. Плохой, кстати, альбом. Все вещи приятные, но недотянутые... Так вот, слушаю я Томма Петти во-первых "Cocteau Twins" по необходимости слушаю -потому что, кого еще слушать, как не их? Это все я перечисляю людей, за которыми я слежу, чей новый альбом для меня подарок. Джеггера, "Stones". Я Джеггера полюбил опять очень сильно после того, как посмотрел фильм, не помню, как он называется, где он играет шефа секретной полиции. "Red Hot Chili Peppers" меня заставляют слушать, соратники по группе. Олег очень к этому ролику прикололся. Я начал слушать и понял, что здесь гораздо больше есть, чем мне думалось. Они хорошие.
А что еще можно слушать?
С.К.: А тексты?
Б.Г.: Тексты меня не волнуют. Я в тексты начинаю вслушиваться, когда мне очень понравилась вещь. Так понравилась,что хочется посмотреть: а что там такое? Мне главное -ощущение. С Томом Петти у меня нет проблем, потому что он настолько... идентично совпадает с тем, что я считаю, должно быть -что он просто выбился у меня за последние два года в полные, абсолютные герои. С 90-го года, как я впервые его в Лондоне услышал, и познакомился с ним, и понял, что это -да.
С.К.: Есть ли ощущение -куда, в какую сторону движется современная музыка? Или все разбрелись и бегут в разные стороны?
Б.Г.: Я думаю, что все бегут в разные стороны и в этом кайф. Хотя то, что Том Петти и "Traveling Wilburies" сделали в 90-м году, казалось, и есть "завод" музыки 90-х. И Джеггер начал писать очень ясные и лиричные песни, и психоделия вся вернулась. И вообще появилось много открытой, ясной, чистой музыки. Джефф Линн: он пропал без вести, а пластинка изумительная. Эта линия мне кажется кардинальной, и это единственное, что меня интересует.
С.К.: То есть все-таки есть какой-то общий шаг?
Б.Г.: По-моему, да. Даже "Cocteau Twins" перешли на какой-то позитив. Последние две пластинки откровенно развернуты в эту сторону. То есть, в принципе для меня все это очень интересно, потому что похоже на 65-66-е годы. На другом витке.
В.Г.: За исключением того, что в музыке проявились очень мощные, разрушительные силы. Агрессия всегда была в роке, но сейчас мы имеем дело с агрессивностью совсем другого порядка. Это музыка технологическая, бесчеловечная, как бензопила.
Б.Г.: Это появилось, да. Но все, конечно, зависит от человека. Потому что я тоже думал, что компьютер -это абсолютная лажа, а потом посмотрел на "Юритмикс" и понял, что нормально, они с ними справляются. Д.Гарсия в свое время говорил, что если позволить технологии собой управлять, то это засада. А если использовать ее как игрушку -все отлично. И если смотреть в шестидесятые, то в Штатах, помимо той психоделии, которая была на поверхности, было много всяких безумцев, которые были достаточно деструктивны. И я общался со многими молодыми ребятами в Америке, которым сейчас лет по двадцать, и при том, что они слушают всю эту чухню, они абсолютно здоровые люди. Там смесь: все абсолютно искренни, и при этом все это с абсолютной иронией. И в общем, все это преподносится, как коан: разгадаешь -замечательно, не разгадаешь -так прости.
В.Г.: А молодые музыканты идут к тебе?
Б.Г.: Идут все время, и я не знаю, куда от них деваться. Я получаю кассеты со всех концов Союза бывшего, которые дальше половины первой песни прослушать не могу: мне становится скучно. Хорошего я в этом ни разу ничего не слышал. Ни разу. За десять лет слушания этих кассет.
В.Г.: А что там?
Б.Г.: Песни такие, под "Аквариум".
В.Г.: В прошлый раз, когда мы разговорили тебя с Игорем Мальцевым, дело кончилось тем, что ты сказал ему, что он Геббельс и что я Геббельс - в том смысле, наверное, что журналисты могут попытаться управлять человеком, с которым ведут беседу. Попытаться вогнать его в свою концепцию. Мы задаем вопросы. Если бы мы не задавали вопросов, были бы вещи, о которых тебе обязательно хотелось бы сказать?
Б.Г.: Не-а. Потому что все, что мы хотели сказать, - оно на пластинках и на сцене. И я испытываю сейчас огромную радость не радость, облегчение не облегчение -от того, что закончили, наконец, огромный кусок жизни. Мы все сказали. Мы начали праздновать. Теперь что-то новое будем начинать.
С.К.: Я однажды в Лаосе понял: мир круглый. Я свободен. Я сейчас вот дойду до ближайшего "Эр Франс", возьму билет и улечу куда угодно. Что я это могу, не только потенциально -реально. Из того, о чем мы говорили, я понял, что это ощущение у тебя тоже присутствует. Как давно оно появилось?
Б.Г.: Я думаю, что с Лондона, с 90-го года. Мне очень повезло, что мне выпал год жизни в Англии -я перешел на мировое время.
В.Г.: И это ощущение не должно утрачиваться потом.
Б.Г.: Оно никуда не уходит. Только острее после этого воспринимаешь то, что является нашей бедой, эту нашу местечковость. Это меня бесило и продолжает бесить. Озлобленность местечковая, проблематика местечковая.
Теперь вопрос, как поддержать свое "мировое имя". Мне это проще, у меня друзей много по миру раскидано, и у меня деньги есть. Я могу задаться целью, например, поехать в Непал. Заработать денег и поехать. А там жизнь дешевле, чем здесь, ну, в десять раз.
В.Г.: А за эти три года играла группа где-то помимо России?
Б.Г.: Мы играли в Израиле, -маленький турчик такой, четыре города (а до этого мы там играли еще втроем); мы ездили в Стокгольм, к друзьям, и играли для друзей. И больше, по-моему, как группа, мы никуда не ездили.
В.Г.: То есть это "мировое время" оно подразумевает причастность, скажем так, профессиональную, или это просто ощущение совсем иного рода? Вращение в кругу идей, людей, событий...
Б.Г.: Для меня это скорее имеет отношение ко второму: ты живешь в Москве, или Петербурге, или Самаре с ощущением того, что да, ты можешь сесть и оказаться через два часа в Париже. Ты не в отрыве от всего остального мира. Тебе есть, что делать в нем, тебе в нем интересно.
Интервью и фото: В. Голованов Газета "NEW HOT ROCK", №6, 1994г.
Сохранил Слава Синицын