Фото: Алексей Куденко/Коммерсантъ «Если эта власть хочет меня почтить, я ей признателен» Бориса Гребенщикова в очередной раз обвиняют в пропаганде наркотиков и гомосексуализма. Корреспондент "Власти" Борис Барабанов узнал у лидера "Аквариума", что он действительно пропагандирует. В середине мая юрист из Тюмени Дмитрий Ямщиков направил письмо на имя генерального прокурора Юрия Чайки, в котором потребовал наказать Бориса Гребенщикова за призывы к употреблению психотропных и наркотических средств, пропаганду алкоголя, содомии, тунеядства, суицида и анархии. Юрист обнаружил в текстах музыканта признаки преступлений, инкриминируемых следующими статьями УК РФ: 129 (клевета), 130 (оскорбление), 151 (вовлечение несовершеннолетнего в совершение антиобщественных действий), 230 (склонение к потреблению наркотических средств), 280 (публичные призывы к насильственному изменению конституционного строя Российской Федерации), 282 (возбуждение национальной, расовой или религиозной вражды), 354 (публичные призывы к развязыванию агрессивной войны). Это не первый случай обвинений в адрес Гребенщикова. Но все предыдущие относились к эпохе застоя. Самым ярким примером был фестиваль "Тбилиси-80", в ходе которого "Аквариум" дисквалифицировали за "неподобающее поведение на сцене" и "намеки на гомосексуализм". Тогда лидера группы уволили с работы (он трудился в одном из ленинградских НИИ) и выгнали из комсомола. Теперь тюменский юрист требует отобрать у музыканта орден "За заслуги перед Отечеством" IV степени, который тот получил в 2003 году к своему 50-летию по указу Владимира Путина. По словам Дмитрия Ямщикова, "факт присвоения Гребенщикову данного ордена в значительной степени бросает тень на того человека, который подписал указ о его награждении". — Что вы думаете по поводу обвинений из Тюмени? — Мне жаль, что человек услышал в моих песнях именно это. Я вообще всегда говорю, что, когда песня написана, она уже мне не принадлежит. Каждый вкладывает в нее свой смысл. Мне его жаль, этого человека. — Года два-три назад, в период активных гастролей "Аквариума" по русской глубинке, в ваших интервью нередко встречались тезисы в духе "Россия поднимается с колен", "идет духовное возрождение". От таких случаев, как с этим тюменским депутатом, руки не опускаются, нет ощущения бесплодности ваших усилий? — Я скажу, что такое бесплодные усилия. Это когда мы играем за пределами России для, возможно, умнейших, тончайших, интеллигентнейших людей, но это линия, которая не будет продолжена,— их дети не будут говорить по-русски. Там мы скорее развлекаем. А когда я играю в Саратове, или в Тюмени, или во Владивостоке, даже в самом маленьком российском городе, я понимаю, что мы закладываем фундамент чего-то, что может прорасти через поколения. Даже если нас там никто не будет слушать, может быть, их внуки будут слушать что-то, что вырастет на этой ветви. Для меня играть в России — необходимость, играть где-либо еще — развлечение. — Ямщиков орденом вас попрекает. У вас никогда не было желания этот орден вернуть, как Джон Леннон вернул королеве орден, когда Англия вступила во вьетнамскую войну? — Орденом я горжусь. Хотя бы по одной причине: моя мать была счастлива. Когда говорят, что у власти нельзя принимать ордена, это такое фарисейство! Нам бог дал эту власть. Если эта власть хочет меня почтить, я ей признателен абсолютно искренне. Называйте меня конформистом, нонконформистом, как угодно, но, если кто-то выражает уважение к той музыке, которой я занимаюсь всю жизнь, я искренне благодарен. Это орден не мне, а моей музыке. За нее я отвечаю. — Сейчас Россия уже какая-то другая страна по сравнению с той, что вручала вам орден? — Она постоянно меняется, конечно. В ней происходят противоречивые вещи. С одной стороны, в Железногорске местная дума собирает деньги для человека, который едет в Москву, чтобы сказать на "Эхе Москвы", что у них там все закрылось и есть им нечего. А что от этого изменится? Ничего. Это же страшно. А с другой стороны, я вижу, как Петербург реально становится все более обитаемым городом. Он перестает быть таким страшным, каким я его помню, его же весь ремонтируют. Он становится лучше. Одни люди говорят: "Мы умираем от голода", другие люди говорят: "Мы никогда еще не жили так хорошо". Все это в одной и той же стране. — Тут вот эту страну накрыла очередная ностальгическая волна, порожденная фильмом "Стиляги". Вы видели фильм? — Нет. — Там важные рок-песни 1980-х — вещи "Наутилуса", "Машины времени", Виктора Цоя — аранжированы в поп-свинговом ключе. Фактически контркультура, участником становления которой вы были, перестает быть чем-то неприкосновенным, сакральным. Вас этот процесс радует или расстраивает? — Для эстрады можно переработать что угодно, даже Библию. Пример — "Jesus Christ Superstar". — Вы любите "Jesus Christ Superstar"? — С самого начала мне было понятно, что это подделка. Кстати, при этом я ее пел. Году в 1971-м я пел всю оперу, от начала до конца, на все голоса. Не помню, как я ухитрялся еще и все это играть. При этом я ее не люблю. Песня The Rolling Stones "Ruby Tuesday" вызывает во мне трепет. От Cocteau Twins, от Спарклхорса, от System of a Down или от какой-нибудь современной кельтской музыки у меня волосы встают дыбом. А эстрадная музыка так на меня не влияет. Просто есть люди, которые с высоким могут поступить только одним образом — обломать ему рога и спустить на свой уровень. Именно поэтому люди так стремятся всегда напоить музыкантов — чтобы сказать: "Смотрите, он, оказывается, такой же, как мы. Лыка не вяжет, наблевал — нормальный, свой парень". Но суть моя не в том, что я наблевал. Свинговые аранжировки? Замечательно. Только Витька не это имел в виду, когда писал эти песни, я это знаю. "Аквариуму" тоже предлагали сделать свинговые аранжировки. Если мне предложит это лично Гленн Миллер, я с удовольствием это сделаю. Но в мире потерялось это умение. Я не слышал песен конкретно из этого фильма, но то, что предлагали мне, это было на уровне "Вася сыграет на басу, а Петя на тромбоне, но он еще и на барабанах отлично может". — Вы упомянули Спарклхорса, он только что выпустил новый альбом, который представляет собой альбом фотографий Дэвида Линча с вложенным пустым CD-R. Поклонникам предлагается скачать песни из интернета, из любого места. То есть музыкант фактически смирился с тем, что CD больше не актуальны, и альбом теперь что-то другое. Для вас альбом "Аквариума" — это что? — Мне хочется всего. Но если быть честным, то в качестве основной формы того, чем мы сейчас занимаемся, я вижу не кусок пластмассы, не кусок винила, не магнитофонную ленту, а файл, существующий неизвестно где. Музыка для меня неумолимо приобретает форму набора компьютерных знаков. Сейчас меняется не только форма, меняется сам способ слушания музыки. Большая часть моей жизни, лет сорок, была связана с тем, что мы сидели у колонок и получали божественное наслаждение. Прослушивание музыки было общественным занятием. Помню, году в 1980-м мы с Севой Гаккелем смотрели, как наши соседи перевозят мебель, и поймали себя на том, что чего-то не хватает. Колонок не хватало — на людей, у которых дома нет звуковоспроизводящих устройств, смотрели как на бедных, обиженных богом. У нас не было мебели, мы, когда переезжали, везли колонки и пару сумочек с простынями. Теперь этот паттерн меняется. Не знаю как. Какое-то время назад казалось, что формат mp3 не вытеснит до конца другие стандарты, потому что он ниже качеством. Но сейчас я 95% музыки слушаю в mp3. Хотя было бы хорошо, если бы появилось что-то получше качеством. — Винил? — Нет. Винил — привилегия людей, которые живут где-то, где есть место, выделенное под колонки, усилители хорошие, проигрыватели. Я видел таких людей, но я не завидую им, потому что это слишком далеко от моей жизни. Едва ли это у меня когда-то будет. — То, о чем вы говорите, сказывается как-то собственно на музыке? — Нисколько.
Журнал «Власть» № 21 (824) от 01.06.2009
http://www.kommersant.ru/doc.aspx?DocsID=1176693