Эхо Москвы в Санкт-Петербурге - 91.5 FM Борис Гребенщиков, музыкант, лидер группы "Аквариум" в программе Татьяны Троянской "Арт-Ланч" ТТ. 24 декабря в Большом концертном зале "Октябрьский" группа Аквариум дает концерт, который называется "День радости", и сегодня в программе "Арт-ланч" главный герой этого вечера Борис Гребенщиков. Мне очень хорошо как-то запала ваша фраза, сказанная в Капелле, когда был тот замечательный, чудесный вечер общения и песен, по поводу того, что свободными нас можем сделать только мы сами. Иногда ты понимаешь, что это так, но принять это полностью и осознать в себе - трудно. С вами уже случился этот момент - когда вы уже это не только понимаете разумом, но и живете так? БГ. Боюсь, что если бы это со мной случилось, я бы уже светился, был бы полупрозрачным и ходил бы в 10 см над землей - если бы вообще был видим. Нет. Иногда это понимаешь, но тут же немедленно 99% сознания на тебя накидываются и заставляют делать другие вещи. Но важно понять, что свет лежит в этой стороне. И освобождение здесь. То есть, все только в голове. ТТ. И тогда в любой момент можно перейти к этому свету? ББ. Можно работать. Это как в Ленинграде с улицами - вот сознание нужно так же расчищать. Каждую секунду, по метру. ТТ. И тогда будет больше метров свободных... БГ. Да, постепенно. Все равно снег будет выпадать - но постепенно, если хотеть это сделать, то его можно расчистить, как показывает пример многих замечательных людей. ТТ. Это получается работа с какой-то, ну я не знаю, своей духовной частью, да? чтобы к этому прийти... Вообще, как к этому можно прийти - для этого нужно учиться, или это какая-то внутренняя мудрость, которую можно и нужно тренировать? БГ. Ну, во-первых, если человек не хочет учиться, он никогда ничего не узнает. Есть таких людей много, они еще не выросли до того, чтобы им учиться, но и с них и требовать бессмысленно. Если человек не хочет читать, то его не заставить научиться читать. А когда он захочет - он сам постепенно войдет во вкус. За все века, или там тысячелетия, существования человечества процесс всегда один и тот же. Сначала человеку достаточно этого, потом ему начинает хотеться чего-то еще, потом он понимает, что это никуда не привело, а потом он начинает хотеть узнать, а что же такое все-таки все это было, и тогда в следующий раз он начинает думать. Так, постепенно-постепенно. ТТ. Ну и потом как-то в итоге ты понимаешь, что мир, он же настолько разный и состоит из всего, и каждый раз ты просто видишь что-то одно - то, на что ты обращаешь внимание, оно тебе, получается, и открывается, или как? БГ. Дайте, я совсем всех собью с толку? ТТ. Давайте. БГ. Принято, по умолчанию принято, считать, что душа - это что-то внутри, да? Никому никогда в голову не приходило, что можно посмотреть на это по-другому, и понять, что вот какой ты есть, какая ты есть, такой и мир к тебе, да? И значит, что душа - это не то, что внутри у нас, а душа - это то, что каждый воспринимает в окружающем мире. Причем воспринимает в окружающем мире только то, что душа его дает ему увидеть. Поэтому то, что мы видим в окружающем мире - это слепок с нашей души. Клянусь, это так. ТТ. Это как зеркало? БГ. Ну да - да это даже больше! причем это зеркало - оно рельефно, оно меняется, оно действует на нас. Зеркало хоть тебе в морду не даст, а окружающий мир вполне может. Ну ведь мы же все знаем, что люди, которые все время ноют и жалуются, какие все сволочи... ТТ. То у них и жизнь такая сволочная, да. БГ. У них и жизнь такая. А если поменять себя - вдруг выясняется, что и люди, вроде, не сволочи, и жизнь, вроде, лучше становится. Так что я считаю, что окружающий мир - это наша душа и есть. Для каждого человека своя. ТТ. Поэтому, собственно, логичное название, наверное, концерта 24 числа в Большом концертном зале "Октябрьский" - День Радости. То есть, День Радости, это не некий вырванный из контекста день, 24 часа, а это состояние? БГ. Это вот этот самый, один непрерывный, непрекращающийся день, который называется Сегодня. Если ты выбираешь, чтобы это была радость, значит, это будет радость. И тогда то, что раньше называлось проблемами, для тебя будет задачами. Интересными задачами. Даже если они кажутся трагичными, ты подумаешь и скажешь: "Ага. А почему я считаю, что это трагично? Кто мне дал право?" ТТ. "Все мои проблемы - раскрашенный воздух"... БГ. Раскрашенный воздух, да-да-да. ТТ. ..."а все, что мне нужно, написано в звездах". БГ. Угу. ТТ. Но, тем не менее, День Радости - это же диск, это альбом или как? как вообще нужно... БГ. Нет, это не альбом - это песня. Песня, которая вдруг всплыла после 18 лет полного забвения, причем, клянусь, даже не я ее вытащил, кто-то мне о ней напомнил из ребят. Что есть такая песня. Я говорю, да ну, упаси Господь, я тогда-то ее петь не хотел. ТТ. Она просто нашла, она как драгоценное вино выстояла. БГ. Да, вот пришло время ей. И вдруг мы начали с нашим другом, братом нашим ирландским... ТТ. Брайаном Финнеганом? БГ. Да, мы начали играть, и вдруг получилось такое чудо, что я теперь не могу остановиться. Поэтому вообще весь наш тур вот этот, который мы начали в Сочи, в августе, по-моему, месяце, вот я понимаю, что он весь - День Радости. Потому что весь этот год мы будем играть именно это. ТТ. Ну вообще, если говорить о песнях, которые вы сейчас играете на концертах, среди них очень много песен, которые были написаны много лет назад - получается, что они как-то вот возникают, т.е., есть какая-то потребность, или они как-то по-другому уже вами и рассматриваются? БГ. Если бы я знал! Мне-то кажется сейчас, что я когда их писал, допустим, в 76-м году или в 77-м, я это и имел в виду. Мне сейчас уже не вспомнить, что точно я имел в виду, мне кажется, что я вот этого и хотел. Но я играю на сцене, и вдруг меня пробивает как искрой, и я думаю - блин, это я написал, соответственно, 33 года тому назад, и это до сих пор вот такая все правда? как я ухитрился это сделать тогда, откуда я все это знал? На это нет ответа. ТТ. Но это потому что, наверное, это тот канат, который проводит, а человек что-то создает, а потом выясняется, что и это, и то, и другое - там все в одном. БГ. Ну, как говорит мой любимый Киф Ричардс, песня только одна, ее, наверное, судя по всему, Адам мурлыкал еще Еве, а все остальное - это вариации на эту песню. А мы только антенна. ТТ. Ну-у, некоторые вариации, да, они цепляют... БГ. Да. ТТ. ...а некоторые нет. БГ. Ну, опять-таки, люди разные. Кого цепляет одно, кого другое, ведь есть же люди, которых цепляет "Владимирский централ", и очень сильно. ТТ. Мне всегда, на самом деле, интересно - как это цепляет, но это, наверное, какие-то другие струны души, это струны души другого направления. БГ. Ну да. Это мужчина, который очень хочет быть сильным, и не очень-то получается. И он вместо этого мускулы качает - а чего с ними делать, тоже непонятно. И даже если в морду кому-то даст, все равно удовлетворения не получает. И поэтому "Владимирский централ" ему напоминает о том, что есть что-то недоступное. А это тоска как раз по... по свету. *смеется* Т.е. "Владимирский централ" это песня про тоску по светлому в жизни, вот о чем она. ТТ. Просто каждый видит свет в своем направлении, получается? БГ. А свет везде. Знаете, я только что вот делал передачу свою, Аэростат, и как раз там последняя притча была, когда пришел человек в церковь и начинает кланяться, но только не туда куда-то - не в сторону алтаря, а в сторону куда-то. Священника зовут, говорят, что такое, что за безобразие, ну-ка поставь его на место. Тот говорит: у нас кланяются туда! Он говорит: знаете, я богу кланяюсь, а бог - покажите мне сторону, в которой его нету. ТТ. Да, это очень точно. БГ. Вот - и свет то же самое. Тут свет, бог - одно и то же. ТТ. Я все-таки о песнях. Объясните мне, я всегда, когда слушаю песню "Моей звезде не суждено"... БГ. Тоже пример того, что я написал и тридцать лет расхлебываю. ТТ. Да-да-да, я иногда в айподе ставлю шаффл, и если мне выпадает эта песня, я думаю - мне расстраиваться или нет? Потому что как-то вроде - "Моей звезде не суждено тепла как нам, простым и смертным", да, а с другой стороны - так что-то в ней другое. Вот объясните... БГ. А это объяснить нельзя. Где-то человек выбирает, что он может жить, действительно, хорошей, простой, сытой, теплой жизнью, и все будет хорошо, все замечательно, и никто с него в жизни никогда не попросит ничего другого. И это высшее счастье - но есть что-то, что выше еще и этого. ТТ. Вот в том-то и дело. БГ. Да. Но там уж не проси, если ты туда пошел, чтобы там уютно было. Знаете, есть же люди, которые в конце концов ездили на целину, знаете, на стройки, там, 60-х годов, комсомольские стройки. ТТ. Но они же были счастливы. БГ. Они были счастливы, да. И сейчас есть люди, которые альпинисты, там, или кто угодно - всегда есть люди, которые выбирают не тихое, спокойное, теплое, а чтобы было что-то еще. Может быть, это адреналин - а может быть, это какие-то вообще другие переживания. ТТ. Не, мне кажется, адреналин это как-то все слишком просто. Для адреналина можно заниматься в фитнесс-центре, и там тоже будет адреналин. БГ. Да - но есть же люди, которые прыгают с крыши, знаете, с этих... ну, в общем, все эти городские... безумцы, которые, славные. "Безумцам поем мы песню"... ТТ. Но мир без безумных, он был бы вообще... Вот вы-то, вы себя к кому относите - вы к безумцам себя относите? БГ. Как мне приятно, что мне ни с какой стороны невозможно себя описать, и абсолютно незачем. Вот я есть и есть, я, честно говоря, себя даже не замечаю. Правда. Знаете, вот что-то происходит у тебя и слева, и справа - вот я чувствую, что слева происходит, что справа, а себя я не замечаю. Я вижу, что здесь и здесь. Мне интересно. ТТ. То, что окружает... БГ. То, что окружает, я чувствую. А я воспринимаю. ТТ. Ну это как раз вот то, о чем вы говорили - окружение есть и наше внутреннее состояние, поэтому... БГ. Да-да-да. Да. И поэтому тебя и нет! Какое счастье! Можно о себе не заботиться. ТТ. Позаботится то, что вокруг. БГ. Да- да-да. ТТ. А когда что-то случается, это воспринимается как "зачем" или "за что"? БГ. Ну, "за что" - вопрос нелепый, если уже случилось, за что - неважно. ТТ. Ну, вот я поэтому, да. А "зачем"? БГ. Ты что-то сделал - и это реакция. Нет, вопрос не в том, "зачем" или "за что", вопрос в том, как с этим справиться. Как это пережить, как оптимальным образом это все разрулить. ТТ. Я вспоминаю очень хорошее высказывание Брюса Ли, он сказал, скажем так (заменю это слово): "К черту обстоятельства, ищите возможности". БГ. Да. Да. Абсолютно точно. ТТ. День Радости - все-таки это же к "Пушкинской, 10", это же записанный CD, правильно? БГ. Нет, "Пушкинская, 10" называется CD. А День Радости - это последняя песня. ТТ. ...просто последняя, ну и как такая, основная? БГ. Да. И я думаю, что название тура - "День Радости", на самом деле. ТТ. Такое, ну, правильное - День радости. БГ. Да. ТТ. То, что там приписка на самом диске про Дарджиллинг, город этот индийский, это к чему? БГ. Ну как - рецензия в газете. ТТ. А, то есть, она появилась уже после? БГ. Да-да. ТТ. Кем она была написана? БГ. Не знаю - неизвестным дарджиллингским журналистом *смеется*. ТТ. *смеется* Тем, кто бывал, наверное, там. Или кто бывал в этом... украинском городе. Как он? БГ. А-а, ну он не очень украинский. Конотоп? *далее мечтательный обмен междометиями* ТТ. Конотоп, да... БГ. Конотоп, ага... как раз из Конотопа в Дарджиллинг, да... ТТ. В Дарджиллинг... ТТ. У меня-то сразу возникли ассоциации, и они кстати очень перекликаются с этим альбомом, "День Радости" - ой, "Пушкинская, 10"! БГ. Да нормально - называйте его "День радости", почему нет. ТТ. Да, пусть будет "День радости". Так вот, "Поезд на Дарджиллинг", есть такой фильм - как три брата безумных едут... БГ. Да-да, я смотрел его недавно, я там гениальную песню оттуда вычерпал. Очень хорошая. ТТ. Ну вот мне кажется, что он как-то по духу близок к ней. Ну я не знаю, может быть... БГ. Ну да, но там они более сумасшедшие. ТТ. Ну а что, здесь есть тоже такое... БГ. Ну здесь тоже, да. ТТ. ...такое, наверное, сумасшествие. БГ. Да, думаю, что сумасшедшие все, в общем, одинаковые. ТТ. То, что вы повторили эту историю с выкладыванием бесплатным в интернете и возможностью заплатить или не заплатить за альбом - вообще, с Лошади же это Белой началось, да? Потом был английский вот этот концерт. БГ. Да-да-да-да, он тоже был. ТТ. Так это оправдало себя, или все-таки... БГ. А дело в том, что, ммм... ТТ. Вы не проверили? БГ. ...как считать. Оправдалось или нет, как мы можем знать. ТТ. Нет, ну как, ну много ли народу... БГ. Ну, сколько-то... примерно половина приблизительно. Половина что-то платит, т.е. какие-то деньги приходят. Но учитывая, что наши фирмы не платят вообще... т.е. они один раз платят, а потом говорят: "а потом у вас будут приходить ройялти!". Ну и, естественно, ройялти почему-то никогда в жизни не приходят. Это у нас... У нас страна, где нет законов, вернее, плохие законы плохо исполняются. Так было и раньше, так было до революции, так было после революции, так было при коммунистах, и нелепо думать, что это изменится сейчас. Это наша при-ро-да. ТТ. Т.е., получается, нужно просто как-то адаптироваться к этой ситуации? БГ. Да даже адаптироваться не надо - мы же в ней выросли. Мы не знаем другой ситуации. Это мы если будем жить в Голландии, нам придется адаптироваться - а тут мы привычные. ТТ. *улыбаясь* Но мы же должны как-то... т.е., это же нас как-то возмущает, а для того, чтобы сохранить как-то гармонию, мы должны как-то... что-то такое внутри себя переломить, чтобы это... БГ. Не, переламывать не надо. Ну, мы живем по старому принципу - вот у меня большая проблема, но у дяди Феди, у него брат милиционер, и он знает начальника эээ, там, угро. Ну так поговорить надо, и все. ТТ. И все, проблема решаема. БГ. Да. Когда мы перестанем мыслить в этом смысле, или когда дядя Федя, или кто-то еще скажет - "Ну, я попробую, конечно, сказать, но, может, лучше все-таки какие-то общие законы соблюдать"... Не знаю, может быть, это случится - скорее всего, я уверен, что этого не случится... Но Россия никогда не страдала от этого особенно. У нас так заведено. Если мы станем цивилизованными - так честь нам и хвала! Но мы и так ничего. ТТ. А попытки нашего правительства - такие взгляды в сторону цивилизованности, они имеют смысл какой-то? БГ. Ну, понимаете, да. Потому что, во-первых, если бы не было попыток сравнять себя с цивилизованным миром, у нас не было бы интернета - потому что он нам вреден. Зачем нам информация непредвзятая? - это вредно. Однако он у нас есть, и кабеля-то кладут все время, и связь все лучше и лучше, и Wi-Fi в большем количестве провинциальных гостиниц. Правда, везде платный, но все равно он есть, это уже хорошо. Знаете, и все время прогресс происходит, и потом, карточки эти кредитные - у нас же есть эти, пластмассовые, появились. А раз появились, значит, мы уже договорились с остальным миром, что мы их обманывать не будем, и они нас не будут. Значит, у нас есть какой-то прогресс. Я думаю, что, с одной стороны, русский народ, и вообще любой другой народ, изменить сложно и, может быть, невозможно. С другой стороны, время все равно идет, и условия цивилизации немножко меняются. И, может быть, это нас в конечном счете тоже сделает измененными, а, может быть, случится что-то, чего мы даже не можем себе представить и предсказать, и наша природа будет меняться вместе с этим. Потому что интернета никто не мог предсказать. И теперешнего того, что происходит, обвала, который происходит с музыкой, с кино, со всем остальным, того, что вдруг искусство перестало стоить деньги - какое счастье, наконец-то, блин! Всего-навсего двадцать тысяч лет прошло, чтобы доехали до этого. ТТ. Не, ну с одной стороны, да, но с другой стороны - вот у нас недавно в городе проходил фестиваль "Пространство Андрея Могучего", это театральный режиссер, Андрей Могучий, и там были программы "Театр" и "Не-театр". И вот в "Не-театр", там они и выставки проводили, и... ну, неважно, и там была лекция, которую проводил Сергей Шнуров. И Сергей Шнуров сказал - ну, на самом деле, эта мысль не нова, я думаю, что многие об этом говорили - о том, что в наше время искусство потеряло свою сакральность. Т.е., каждый, кто имеет мобильный телефон, может снять свое кино. Каждый, кто имеет компьютер, может создать свою музыку. Все это выкладывается в интернет, и ты можешь стать, по сути, звездой. Т.е., получается, что создать некое произведение совсем нетрудно. И поток вот этих вот творений, он просто вот как лепешки пекут, как блины. БГ. Ну, я рад, что Сережа занимается обдумыванием таких серьезных вещей - я всегда считал его очень интересным философом - но я не уверен, что я с ним соглашусь, потому что сакральность искусства не в том, что человек изучал для того, чтобы им заниматься, и как он умеет этим заниматься, а в том, как он к этому относится. Потому что ведь, собственно, рок-н-ролл начинался с того, что каждый берет гитару и играет. И не нужно больше ходить в консерваторию. И потом, как только все это стало hi-and-(чего-то там) и все начали оркестры нанимать, появился панк, который сказал: "Стоп-стоп-стоп. Мы с чего начинали? с этого - вот мы этим и будем заниматься". И так постоянно все это обновляется. И поэтому "каждый, кто хочет, может заниматься искусством" - так было всегда. Ну кто мешал, простите меня, в 19-м веке любому человеку заниматься художеством? Да бери краску и рисуй! Но ведь почему-то есть у нас импрессионисты, а есть кто-то, кто до нас не дошел, потому что это искусство никого не интересовало. То же и сейчас. Искусство, которое хорошее искусство, оно ценится. Знаете, вот опять-таки сегодня я занимался - слушая (**), когда ехал к вам - лучшее... лучший альбом последних десяти лет. Это такие пост-рокеры, непонятно вообще, кто. Молодые ребята, экспериментальная музыка. Там и компьютер, и все остальное. Вообще ни на что не похожи, называются они "Emo Collective" (?). Такие дикие люди совершенно, они слева пришли - и вдруг это стало главным альбомом декады. Они нигде не учились. ТТ. А откуда они? БГ. Они американцы. Какая-то левая совсем студенческая группа такая, которая занимается инди, абсолютной музыкой, и вдруг она стала... все пишут, в журнал Тайм, в конце концов, пишут. Лучший альбом последних десяти лет. ТТ. Вы поняли, почему? БГ. Я начинаю привыкать, я слушаю-слушаю-слушаю, с третьего раза я начинаю понимать, что мне это очень нравится. Что наконец-то появилось... ТТ. Ну это хорошо - когда потом, с третьего раза... БГ. Да-да-да. Потому что поначалу она пугает. Потому что это вообще неизвестное мне пространство. Это музыка, с которой я не сталкивался, она непохожа на музыку. А потом я начинаю понимать, что да-да-да, вот это, это замечательно. Я чувствую себя свежим, как будто сбросил лет сорок, я прыгучий. Потому что я кайфую безумно, потому что я слушаю что-то, чего я еще не понимаю, но что мне уже нравится. Так их же никто не учил. У них сакральность искусства только потому, что они подходят к этому как к священной вещи. Есть люди, для которых искусство всегда будет сакральным. А есть люди, которых, как их не учи, они будут стремиться продать вот эти двадцать нот за оптимальные деньги. Но это их проблема. ТТ. Новые песни будут играться в Октябрьском? БГ. Ну, смотря какие "новые", что называть новыми? Если неизвестные... ТТ. Новые - то, что мы вообще не слышали. БГ. Ннет. С "Пушкинской, 10" будет две-три песни, в частности, "Вятка-Сан-Франциско", которую мы еще в Ленинграде даже, по-моему, не играли никогда. ТТ. Ага, но она уже крутится в интернете, да? БГ. Она крутится, и слава богу... А совсем новое - пока, по-моему, если не ошибаюсь, нет. Потому что там их есть несколько, но они требуют все-таки очень большого осмысления. Зато в Октябрьском будет то, чего нигде еще не было, и нигде больше не будет. Специально придумали один сюрприз, и... то есть, пара песен коротеньких, которых никто не ожидает, никак. Если получится. Я надеюсь. ТТ. То есть, это сюрприз? об этом... БГ. Это будет сюрприз, да. Надеюсь. ТТ. Мне остается всех пригласить на концерт в Большой концертный зал "Октябрьский" 24 декабря, в 7 часов вечера начало.
http://www.echomsk.spb.ru/content/interview/default.asp?shmode=3&ida=93929
за расшифровку интервью спасибо сайту https://aquarium-club.kroogi.com/content/show/549168?album_id=390793