Артемий Троицкий (АТ): Борис Борисыч…
Борис Гребенщиков (БГ): Сам Борис Борисыч.
АТ: Артемий Кивович. С какими чувствами Вы покидали Америку?
БГ: Ну-у-у, как покидает зону человек, отмотавший долгий срок, приблизительно. Америка страна прекрасная, но мне там просто надоело. А скучно потому что там прекрасная возможность для работы – то есть когда хочется что-то записать, можно пойти и записаться, но что здесь вот есть в воздухе, почве – я не знаю. Вообщем я рвался на родину как же…как на родину, я рвался сюда домой, как жеребец застоявшийся. Вот дорвался.
АТ: То есть можно сказать, что в каком-то смысле Вы разочаровались в том, что принято называть «американским шоу-бизнесом» или «американской системой», «американской мечтой»?
БГ: Ну как – американский шоу-бизнес и американская музыкальная система вообще, очень мне напоминала фирму «Мелодия» в её застойные годы. То есть там тоже на тысячу человек, как у нас везде, два человека которые работают и девятьсот девяносто восемь, которые звонят им тупо по телефону. И вот и всё – это скучно. Я предпочитаю работать так, как мы работали всегда, и как мы работаем теперь.
АТ: И, Вы хотите сказать, что деятельность «АквАриума» снова возобновляется и слухи о распаде этой группы стали сильно преждевременны, по меньшей мере?
БГ: Ну, как я понимаю слухи о распаде группы основываются на сообщениях жёлтой прессы, типа журнала «За рубежом», который воистину заслуживает всех замечательных эпитетов как-то «гиены ротационных машин», я не помню…замечательная цитата из Ильфа и Петрова, «продажные писаки»…вот это всё. Хуже жёлтой прессы «За рубежом» я не видел даже за рубежом. И на интервью, которые брали у моей бабушки, журналисты. Которые её звонили и спрашивали – «А что, Боря миллионер?», «Боря остался?». Она даже не понимала с кем говорит, поскольку они старательно прятали свои имена. «АквАриум» не прекращал своей работаты ни на секунду. Мы всё время были в телефонной связи, и…в частности вот сейчас выходит пластинка, двойной альбом – музыка к фильму Сергея Александровича Соловьёва «Чёрная роза – эмблема печали, красная роза – эмблема любви», которая вся записана «АквАриумом» и «Русско-Абессинским оркестром», что являет из себя вот самое новое что есть в русской музыке.
АТ: Немного подробнее о фильме – хороший фильм?
БГ: Мне он дико понравился. Хоть я в нём принимал участие, делал музыку и видел его в монтажной раз, наверное, сто, кусками, но вот я тут давеча его посмотрел и…лучше фильма я ещё не видел. За последнее время. Настоящий фильм выдержан в стиле «Кислотный дом».
АТ: Считаешь ли ты, что русский рок вообще куда-то движется или он всё-таки остановился? И если движется, то в каком направлении это движение происходит?
БГ: Когда я слышу слово «русский рок», у меня в уме сразу же возникает «общество память», к сожалению. Потому что, мне кажется, что слово «русский» теперь пользуется дурной репутацией. А «русский» - это значит «вешай всех остальных». Хоть я и сам русский, но мне не нравится такое деление. По-моему «рок» - он по своей природе интернационален. Как только он становится «русским», он сразу превращается, как Маяковский в русского поэта превратился, и полностью себя загубил. Как только начинает становиться региональным, то есть Свердловский рок идёт стенкой на стенку там, на Московский рок – это не было спортом никогда, это не было никогда ареной борьбы. Рок – это народная музыка всей планеты. И для меня он всегда таким был, для меня он таким и остаётся. Но то, что делается в России, на мой взгляд, очень нужно, очень интересно, абсолютно ещё не зрело, и поэтому имеет огромный потенциал, поэтому это самое интересное, что сейчас происходит. На мой взгляд.
АТ: Ты считаешь, что петь на русском языке и петь на английском языке – это, скажем так, одинаково естественно для тебя и одинаково органично для нашего общества и для их общества?
БГ: Нет, для меня всё-таки петь на английском языке не так органично как…мне это интересно, но петь на русском гораздо органичнее. И где бы я не пел – и там, и здесь – для меня на русском…с большим кайфом я пою. То есть просто с кайфом, а на английском – это интересно, это эксперимент.
АТ: Коммерциализация нашего рока и тот факт, что он на самом деле сейчас покупается и продаётся в огромных количествах и за рубли и за доллары это не есть реальная угроза его существования?
БГ: Вот когда «Водопад’ы имени Вахтанга Кикабидзе» будут проданы на SBC и войдёт в TOP-10 где-нибудь в Европе, тогда вот я начну об этом думать. А пока тут есть такие люди, и есть, скажем, бедные люди, и пока есть «Русско-Абессинский оркестр», никакой опасности нет. Нельзя продать то, что продать нельзя. Можно продать какие-то права, можно…вот скажем «АквАриум» был откровенно продан последние два с половиной года, поскольку был введён культ личности Бориса Гребенщикова и его начали выпускать на медалях, ставить ему памятники…уже Евангелие от Гребенщикова ходит где-нибудь…вот. И группу практически загубили. То есть не мы сами загубили – я сам загубил. Практически. Но просто группа чуть посильнее чем идея группы, поэтому группа жива, здорова, имеет несколько козырей на рукаве, несколько джокеров и нож в сапоге, и вообще.
АТ: Когда она выйдет на большую дорогу в таком случае?
БГ: А группа уже на большой дороге как настоящая партизанская группа. Просто об этом пока ещё никто не знает.
АТ: То есть вылазки будут происходить спонтанно и без предупреждения?
БГ: Ну, вообщем кое-что будет с предупреждениями, официально, с афишами. Вот, я слышал, что мы обязаны по какому-то новому контракту играть по концерту в Москве и Ленинграде в начале ноября, для фирмы «Межкнига», которая меня продаёт. Спасибо ей за это. Но мы сыграем с удовольствием эти концерты…хоть фильм все посмотрят, который снимали про то, как я как дикий зверь мечусь на Западе. Тоже интересно. Вот, но это ещё будет так это – игрушки. А есть ещё несколько очень интересных планов, вариантов на будущее. То есть всё бурлит, всё кипит. Потому что новые…новые тезисы введены в жизнь наконец-то. Первый тезис – возможен ли феодализм в отдельно взятой коммунальной квартире – так называемый первый сентябрьский тезис. И, выяснилось, что возможен. Поставлены эксперименты и всё в порядке. Второй тезис – о возвращении из…там можно другое слово применять, но возвращение – более красивое слово…из…области советской культуры, советской страны на землю, домой. Это второй тезис. А третий тезис – это, мы все знаем, что страна находится в очень тяжелом положении сейчас. Россия уже много-много сотен лет, несколько сотен лет по крайней мере, в силу разных причин лишилась ритма. То есть если взять наши ну только самые архаические формы имеют какой-то ритм, а все остальные – вот что называется барды, менестрели, они вообщем-то вне ритма существовали всегда. И все попытки сейчас ввести компьютеры сталкиваются с глухим неприятием истинного народного духа. Вот, всё просто, потому что нужен стране настоящий живой ритм, который идёт не отсюда и не из кошелька и не от часов, а идёт вот отсюда. И, вот третий тезис заключается в том, что если ввести настоящий ритм, тяжёлый физиологический ритм в музыку, и совместить его со светлым народным духом, то получится в результате настоящая истинно-народная музыка. Может получиться по крайней мере. Результатом чего будут, то что народ постепенно начнёт реагировать не только на слова, потому что то, что называется русским роком известно как…всему миру как ориентированное только на слова. Или на марку гитары, но на марку гитары не интересно – самые лучшие ориентиры это всё-таки на голову, на верхние чакры. А что если открыть нижние чакры путём ритмики? Могу сказать что будет. Будет то, чего Россия ждёт с таким нетерпением уже много сотен лет. В первую очередь проснуться женщины, потому что женщины слушают музыку телом. И женщина начнёт двигаться телом. Женщины начнут просыпаться постепенно. И когда они проснуться окончательно, они озвереют от того, что происходит. Женщины у нас в загоне, как известно, а мужики этим пользуются. И поэтому угрозы гражданской войны, инфляция, всё вот это. Но когда женщины озвереют и проснуться, проснуться и озвереют, мужикам будет некуда деться, потому что когда женщина озверела, уже не до гражданской войны…..Это общество импотентов. Целиком общество импотентов. И пока мы собственно не начнём вести себя нормально, и думать нормально. Пока мы все будем говорить о перестройке, то ничего не случиться, так и будет дальше. Вот поэтому мы сейчас пытаемся сделать что-то, пойти чуть-чуть дальше и попытаться как-то раскачать и женщин и мужчин, чтобы они немножко пришли в себя.
расшифровка: Харон , 01-02 ноября 2011 года.
Оцифрованная запись от Игоря Шаронова