Борис Гребенщиков: «Толстой истратил себя на фигню»
Лидер «Аквариума» — о болячках, интеллигентах и несчастных писателях
Лидера «Аквариума» Бориса Гребенщикова жёлтая пресса чуть было не похоронила заживо. Писали про него всякое — и про сложную операцию на сердце, и про то, что музыканта чуть ли не на носилках вынесли с последнего концерта. Обозреватель «АиФ» Владимир Полупанов отправился на встречу с БГ, чтобы получить информацию о здоровье рок-легенды из первых уст.
— Как самочувствие, Борис Борисович?
— Выводы о моём здоровье ты можешь сделать сам, глядя на меня. Мы играем такие же большие концерты, как и раньше, так что здоровье моё в полном порядке. А вообще, я считаю глубоко непристойным, когда мужчина рассуждает о своих болячках. Сложно представить себе Джеймса Бонда , который говорит: «Что-то у меня радикулит разыгрался». Боюсь, что после таких заявлений на следующий фильм об агенте 007 никто не придёт.
«Я не интеллигент»
— Почему вы никогда чётко не выражали свою гражданскую позицию, например, по поводу того, что происходит в стране?
— Большую часть альбомов «Навигатор» и «Снежный лев» я написал, сидя в полуразвалившейся деревянной избе в глухой деревне. И могу сказать, что никому в этой глуши политические процессы не были интересны. Людей интересовали простые вещи — например, завезли ли масло в магазин. Политикой интересуются только жители Москвы. Столица — такой город, в котором всем кажется, что политика — это главное.
— Но к вашему голосу многие прислушиваются. А вы молчите… — У меня был один знакомый, который, учась в институте, где-то на больших просторах Петербурга написал огромными буквами слово «Свобода» и попал за это в тюрьму. Я нисколько не подвергаю сомнению его прекрасную мотивацию. Но у меня вопрос: кому это было нужно? Подобные поступки ничего не меняют, ничего не улучшается, ты только себе делаешь хуже.
— Но вы же должны быть «нервом» поколения, остро реагирующим на любые негативные общественные тенденции.
— "Нервы" нужны обществу. Если их не будет, человек заживо сгниёт. Думаю, в России эту функцию выполняет интеллигенция. Что бы ни происходило в стране, интеллигенты говорят: «Всё плохо».
— Вы себя к этому классу не причисляете?
— Ни в коем случае. Не знаю, кто я, но не интеллигент. Я реагирую по-своему — веду себя естественным образом. А именно: делаю своё дело, которое за меня никто не сделает.
У Суркова
— Многие до сих пор недоумевают: зачем вы ходили в Кремль к Владиславу Суркову? Ваш коллега Юрий Шевчук сказал про вас, что после встречи с Сурковым вы «просветлели до слепоты».
— Я не раз про это рассказывал… Поскольку я был знаком с Владиславом и раньше, то при встрече, которую все так любят обсуждать (особенно те, кого там не было), происходило только одно: Сурков выразил печаль по поводу того, что на радио и телевидении засилье дурного вкуса. Главный вопрос был таким: ребята, если кто-то из вас очень захочет что-то сделать, мы можем попытаться вам помочь. Как мы поняли из разговора, Кремль сам не может надавить на радио и телевидение, потому что, если надавит, в ответ они потребуют каких-то преференций от Кремля. Но «отгрызть» какое-то время у массмедиа возможно. Поэтому речь шла о том, что можно попытаться сделать так, чтобы радио и телевидение стали хотя бы немного лучше. Я уже к этому времени имел свою радиопрограмму. Но большая часть музыкантов, бывших на этой встрече, за исключением Шнура и Славы Бутусова, спросили: «А что нам за это заплатят?» ВСЁ! До свидания, культура!
«Больная» проза
— Вы мне как-то признавались, что совсем перестали читать книги. Это была ирония?
— Говоря со мной, всегда рискуешь столкнуться с тем, что я иронизирую. Может быть, в тот конкретный момент я ничего не читал. А сейчас разрываюсь между Робертом ван Гуликом, Агатой Кристи и Вудхаусом. Перечитываю их всех по третьему разу, открывая новые грани.
— Но русских классиков вы по-прежнему не жалуете? Я имею в виду прежде всего Толстого и Достоевского?
— Нельзя не восхититься техникой и Толстого, и Достоевского, и даже Чехова, потому что, конечно, они — писатели от Бога. Но само построение, например, романа «Братья Карамазовы» оскорбляет моё чувство прекрасного: все сюжетные линии кривые.
Книги Толстого вызывают у меня одну реакцию: «Мать родная, и этот талантище потратил себя на эту фигню!» Он придумал кукол, которыми двигает в своих книгах, и они ведут себя почти как люди, с одним маленьким «но»: в его мире нет Бога. У него Бог — это «деус экс махина» (лат. «deus ex machina» — внезапное появление на сцене божества, приводящее действие к развязке), который там даже не появляется.
Мне кажется, что русские писатели, как вуайеристы, подсматривают за несчастьями и, как хорошие журналисты, пишут только то, что лучше продаётся. Чем больше преступлений, ужаса, несчастий и мрачных мыслей, тем лучше роман. Если в романе выведен счастливый человек, значит, эта проза неполноценна. И в этом смысле, к сожалению, почти вся русская литература всё-таки вышла из «Шинели» Гоголя.
Автор: Владимир Полупанов «Аргументы и факты»
Статья из номера:АИФ №17 от 22 апреля 2009 http://www.aif.ru/culture/article/26271