1989 ноябрь. Интервью с БГ для журнала "Урлайт". Илья Смирнов и Марина Тимашева. Событие. Справочник

Илья Смирнов - Ну, вот мы и встретились в этом гостеприимном помещении. Оно находится как раз напротив старой

В ней был такой же подвал, как тот, в котором мы сидим сейчас, и в нем наши прямые предшественники занимались тем же самым делом в 1905 году.

Вообще, поэтам свойственно предсказывать, что будет после них. Так Лермонтов и Блок предсказали русскую революцию и другие печальные события. Так вот, давно произнесенные слова, не слишком тогда серьезно воспринятые: "Рок-н-ролл мертв" воплотились ли они в жизнь?

БГ - Наверное, это зависит от того, что такое рок-н-ролл. Для меня это определенное состояние духа, связанное с ощущением каких-то открывающихся безграничных новых просторов. Как бы, если не сегодня, то, по крайней мере, завтра утром начинается новое время. В Америке нет такого ощущения. В Америке есть ощущение, что что-то давно кончилось и продолжает тащиться, потому что все получают деньги и нет смысла переставать их получать.

БГ - Нет ощущения, что открывается что-то блестящее, новое. Есть ощущение того, что какие-то люди с трудом продолжают влачить, поддерживать огонь какой-то, как "REM". Я был на их концерте в Париже, и это один из самых халявных концертов, которые я видел; один из самых плохих по звуку и один из самых лучших по ощущению. Люди пытаются что-то такое... ну, пытаются остаться живыми. Не в том дело, что это сложно. Это нормально, просто люди совершенно перестали думать об этом и чувствовать это. В Париже я говорил с местными людьми, которые имеют контакт с музыкой. Они говорят, что давно уже ничего не происходит и скучища безумная и страшная. И так практически везде.

ИС - А кто-нибудь предсказывает новую революцию наподобие панковской?

ИС - А куда переместилась творческая активность - "пассионарность", как говорит твой земляк, Гумилев-младший?

БГ - Понятия не имею. Сказать, что в Россию - будет слишком, поскольку я в России тоже не замечаю никакого открытия, но по духу, честно говоря, в России гораздо лучше, чем где-либо в другом месте. Здесь хочется что-то делать и есть, что делать, и здесь до сих пор продолжает оставаться то же ощущение, что и в 80-81. То, что, я думал, уже совсем потеряно. Вот сейчас мы с "Аквариумом" в чем-то копаемся - и опять полное ощущение того, что все открыто, все ужасно интересно, и есть, что делать, и есть, зачем делать. А до этого я полтора года протусовался туда-сюда, и там у меня этого ощущения не было. Так вот, возвращаясь к вопросу о рок-н-ролле. Все зависит от того, что значит рок-н-ролл. Если рок-н -ролл - это форма, то он, конечно, мертв, просто потому что цель, которую он должен был исполнить, вероятно исполнена.

ИС - Скажем, одним и тем же составом инструментов можно исполнять рок, а можно и классику, если позволяет образование.

БГ - Рок-н-ролл, как музыкальная форма, как определенная специфическая форма подачи энергии, работы с энергией - то, что делали от Элвиса до "Stray Cats", включая и "Beatles", и "Led Zeppelin" - вот это...

ИС - Значит, человек выходит на сцену, исполняет свои вещи, в которых он самовыражается с помощью электрических инструментов, рассчитывая на соответствующую реакцию аудитории?

БГ - Нет, не только это. Человек выходит на сцену и самовыражается, работает, в основном, сексуальной энергией. Потому что Башлачев, грубо говоря, в линию с Элвисом никак не вписывается. Плант вписывается, а Башлачев - нет. Или, скажем, Шевчук. Это другое. И "Cocteau Twins" тоже никак не вписываются.

ИС - Мы таким образом подошли к определению того, что же такое рок.

БГ - Наверное, рок все-таки, по большому счету, это когда обычный мальчик (реже девочка) выходит на сцену и показывает: вот я такой - и любите меня... сейчас желательнo. А все остальное - это уже не рок-н-ролл. То есть рок-н-ролл это все-таки форма работы именно с сексуальной энергией. В процессе этого может открыться выход куда-то дальше... Скажем, "Grateful Dead", строго говоря, тоже не рок... Я говорю по своему ощущению. Безусловно, это узкая трактовка, и я сам, когда говорю "рок-н-ролл", часто имею в виду нечто более широкое. Все новое... Нет, не все новое... Какую-то новую форму подхода к музыке, новую народную музыку. Обычно, когда я говорю о рок-н-ролле, я имею в виду это: современная народная музыка. Какая бы дикая она ни была.

БГ - Народная электрическая, народная электронная музыка, все, что угодно. "Depeche Mode'' - чем это не народная музыка?

БГ - Я не слышал ничего отдаленно интересного. Ничего. "REM" - последняя группа, которая делала что-то интересное.

ИС - Остановившись пока на таможенной границе этой империи, я вот что хотел бы понять: высказывания западных музыкантов, сюда приезжающих, что, мол, музыкальное богатство Европы прирастать будет Россией, они отражают моду на Горбачева или какие-то серьезные размышления?

ИС - Значит, наша печать создает у нас впечатление, что они так говорят. Скажем, Ино.

БГ - Ну, Ино - человек очень специальный. Люди старше определенного возраста, определенного культурного возраста, то есть перешедшие какую-то границу, когда они уже наелись чего-то, начинают думать и существовать сами по себе, начинают что-то искать. Вот Ино, вероятно, что-то нашел для себя в России. И Рэй Купер. Я помню, что он с очень большой теплотой ко всем относился. С интересом. А Гэбриэла тащило, допустим, а Африку, в страны третьего мира.

ИС - Гэбриэл тоже здесь был в очень хорошей компании. Надолго запоминается. В пресс-центре МИДа такая тройка: Гэбриэл, Сухорадо, Ленокс. Так хорошо смотрятся, почти как деисусный чин. Сухорадо лет пять назад, если бы ему сказали, был бы очень удивлен. Хотя это больше относится к зигзагам советской политики, а не западной культуры.

БГ - У Сухорадо не было выбора... в данном конкретном случае.

ИС - А вообще, насколько они понимают, что здесь происходит? Или для них любая поделка отсюда, вне зависимости от качества - это вещь с лэйблом "Мэйд ин перестройка" и за лэйбл покупается?

БГ - Не покупается. Этим начинают интересоваться. Как пример - реакция Лу Рида на Стаса Намина. Он говорит: "Что, все русские такие?" - "Да вроде нет." - "Я тоже смотрю, что вроде нет, но я, честно говоря, думал, что все русские такие, и у меня было очень жесткое отношение." Я ему немножко порассказал, так, стараясь Стаса не оговаривать. Что бедного человека оговаривать, и так уж он сам себя... Я ему объяснил, что у него тяжелое детство было, в Кремле... Он сказал совершенно гениальную фразу: "Если с ним будет очень тяжело, ты скажи слово - его пригласят в Гарлем, и он оттуда не вернется." Шуточка в стиле Лу Рида.

ИС - Я думаю, это печатать не нужно, потому что, если с ним что-то случится, у нас будут очередные неприятности.

БГ - В общем, Стас очень сильно настраивает против себя людей, которые успевают хоть чуть-чуть разобраться.

ИС - Тем не менее, на сегодняшний момент шоу в Лужниках - самое крупное.

БГ - Так и слава Богу. Они стоят друг друга - Бон Джови и Стас.

ИС - Ну, там были не только "Bon Jovi" но и другие люди, внесшие какой-то вклад...

БГ - Оззи, по-моему, давно все равно. Он оценивает себя как развлекателя. И все. У Оззи и раньше не было никаких этических воззрений, и теперь нет. Это же все эстрада. Оззи - это эстрада. Он что-то делает, не думая о том, что он делает.

ИС - Что такое в Советском Союзе эстрада - мы примерно понимаем. А вот на Западе в чем разница - эстрада или рок?

БГ - Вопрос неподъемный, но, как мне кажется, разница в том, что, когда человек делает что-то новое, он либо ищет сам для себя, для него существенно и жизненно важно, что именно он сделает, либо же он просто выполняет условия контракта.

ИС - А может все в одном человеке совмещаться? Сегодня я работаю по одному принципу, а завтра...

БГ - Нет. Нет, потому что, как только человек начинает думать о каких-то цифровых критериях: деньгах, положении в топе, о чем-то еще... Я по себе это знаю: после написания песни "Глядя в телевизор", которая для меня тогда была именно попыткой сделать коммерческую песню, я не мог прийти в себя где-то полгода. И также любой человек. Как только он чуть-чуть начнет делать что-то коммерческое... На Западе, по-моему, скатываются еще быстрее.

ИС - Но тем не менее, там есть люди, которые с нашей стороны холма выглядят настоящими художниками - и очень богаты.

БГ - Очень богаты – да, Гэбриэл, допустим, очень богат... теоретически. Практически у него все деньги вложены в его студию - и всё. Это, как кто-то мне рассказал, одна из лучших студий в мире. Просто там человеческие условия. Он просто занимается этим. Он вложил в это свою душу. Вопрос опять-таки в том, вложена душа или нет. Это уже критерий, который ни словами, ни числами - никак не определить.

ИС - Но можно; вложив душу, получать за это твердую валюту?

БГ - В общем, да. Но если при этом не думаешь о твердой валюте. Это везде и всегда. Опять-таки, судя по примеру "Аквариума", как только хотя бы у одного члена группы возникают какие-то серьезные мысли о деньгах, все начинает разваливаться. Петька наш пять лет играл в кабаке. Почти смертельно был болен, то есть почти не мог играть. Сейчас уволился, прошел уже, по-моему, год, он чуть-чуть начинает приходить в себя. То же самое Фан сейчас начал играть на басу - хорошо это или плохо, я говорить не буду - но атмосфера внутри абсолютно изменилась. Поскольку от него требуется что-то реальное, он начал думать о том, как играть на бас-гитаре, и меньше думает о деньгах. Т. е. сейчас все совершенно по-другому. Я, честно говоря, не знаю, кто с этой стороны выглядит артистом. Могу сказать, что Игги - это мастер своего дела, но это не артист. Он очень хороший человек и очень интеллигентный человек, как ни странно... но, по-моему, ему в достаточной степени... Он пишет песни так же, как и Боуи, и вся эта компания. Для них это очень интересная работа. Они, что называется, крафтсмен - мастеровые. Я не могу сказать, что он чувствует... что у него есть такое ощущение, что по тому, что он напишет, ему придется отчитываться в день Страшного суда. А есть люди, для которых это действительно... Лу Рид, кстати, хороший парень. Он серьезно этим занимается. То, что он выпускает, может быть, не слишком интересно, слишком по-луридовски, но при этом он очень честный поэт, потому что он вырос как поэт и воспитан как поэт, и себя как поэта воспринимает абсолютно серьезно. Поэтому он не допустит никакого ляпсуса в душевном содержании. Я был у него на репетиции. Он очень смешно играет на гитаре. Подвальчик почти такого же типа, только комната побольше - там они играют громко. Хороший басист, хороший ударник, хороший второй гитарист - и Лу начинает играть соло. Он очень любит играть на электрической гитаре. Это для него жизнь. Человека, который больше бы заботился о своих гитарах, я не видел. Он может тратить дикие деньги и дикое время, и дикую энергию на то, чтобы какую-то старую гитару правильно сделали, правильно отремонтировали, а потом нашли какой-то усилитель 58-го года, который дает такой же звук, как где-то там у Элвиса. И вот он будет тратить неделю, чтобы все было, как надо. И потом он у себя дома поставит, включит, даст звук - и все, он в раю, ему все по фигу. И он начинает колупать соло. Т.е. он может что-то играть на гитаре, но, когда он начинает играть соло, это в принципе колупание - он сбивается... Но при этом все это делается абсолютно серьезно. Если бы я такое соло сыграл, меня собственная группа засмеяла бы. А он играет серьезное академическое соло - пятиминутное, абсолютно ничего из себя не представляющее. Но это Лу Рид. Когда понимаешь, что это Лу Рид, то и соло начинает что-то из себя представлять. Это человек, которого я люблю и уважаю. Ничего не могу сказать. Т.е. есть, есть такие люди. Вот Лу остается мастером. Игги по сравнению с ним выглядит достаточно коммерческим человеком, потому что он все-таки ориентирован на успех. Лу, как только записал свою пластинку, он мне ее поставил. (Мы сравнивали наши пластинки. Он остался очень недоволен "Radio Silence", очень ехидствовал по этому поводу. ) Он абсолютно не знал, как она пойдет. Поставил - и посматривал за моей реакцией, а по первому разу она показалась мне дико скучной, дико длинной и вообще непонятно зачем. Понятно, что-то интересное, но ужасно скучно. Я сказал все хорошее, что мог сказать... Он не знал, что она хорошо пойдет, но ему это было неважно. Он тащился на том, что классный альбом получился. Ему нравится. Все! Больше никаких других критериев нет.

ИС - Скажи, как на Западе понимают некоторые слова, которые у нас часто употребляются - слова, пришедшие с Запада скажем, "контркультура"?

БГ - Его никто не использует. Его использовали в конце 60-х - начале 70-х годов. Там такого социологического отношения к искусству вообще не существует. Там существует коммерческое искусство как таковое, коммерческая культура (МТV и все остальное); и существует New Age - совершенно отдельный феномен, совершенно другие люди - два мира, которые не соприкасаются, просто живут в одной стране. И существует то, что называется серьезным искусством - балет и т. д. И все. Я не видел ни одной книжки, ни одной публикации, которая пыталась бы анализировать культуру, особенно "контркультуру". Как мне показалось, это слово плотно забыто уже лет 20.

БГ - Тоже не существует и тоже приблизительно с тех же времен. Самое близкое к андерграунду из того, что я видел - hard cоre. . . имеется в виду. . . как пpaвило, это панк. Все. Они перешли, как ни странно (и это, по-моему, хорошо) на такое деревенское отношение: есть - есть, хорошо; нет - нет, фиг с ним.

ИС - То есть где-то в том конце села поют матерные частушки, а в сельском клубе выступает какая-нибудь известная группа?

БГ - И все нормально. Я был... ну, не в самых задрипанных, но в серьезно задрипанных местах... в пригороде Далласа - там сидят какие-то... Там такие двухэтажные домики, далласская улица, уходящая в пустыню, и с другой стороны - небоскребы, и сидят какие-то панки, негры, рядом сельские ребята стоят, они что-то обсуждают, пиво пьют. Скучно им, думают, чем заняться. Абсолютно тихая деревенская жизнь, так я это воспринял. (Я могу двадцать раз ошибаться.) Все существует рядом и никто никакого внимания не обращает. И единственный критерий в Америке, по моему, все-таки, это коммерческий успех... в массовой культуре. А раньше все-таки что-то было. В те же 60-е - 70-е... Velvet Underground (я имею в виду их славу)... какое-то искусство... с обертонами - социальными, какими-то еще. Сейчас такого нет.

ИС - А может, нам это только кажется в силу знаменитого эффекта, что хорошо может быть только в прошлом?

БГ - Может. А я и не говорю, что сейчас плохо. В 70-х с модами все принималось. И сейчас то же самое, еще больше. Как бы все принимается. То есть могут играть "Beach Boys" - на следующий день в таком же зале будут играть панки, "REM" тот же самый или кто-то еще, на следующий день - "Dad Can Dance". Все нормально, и будут ходить, может быть, те же самые люди.

ИС - При жизни Пушкина большинство тоже не отдавало себе отчет, что такое Пушкин. Это приходит со временем.

БГ - Может быть, через 20 лет будет ясно, что происходило в конце 80-х.

ИС - Знаешь, как у нас - когда Башлачев умер, мы в журналы носили стихи, и там отказывались их печатать. А после того, как пошел шум, те же самые журналы закричали "Гениально". Я не говорю, что это объясняется низменными мотивами, просто большое видится на расстоянии. Может быть, есть что-то, чего мы сегодня не способны разглядеть.

БГ - Ну, видишь, я одно время чуть-чуть ориентировался на "африканскую" (имеется в виду Сергей Бугаев - "Африка". комм. "Урлайта") тусовку, поскольку, они первые, по крайней мере, в Ленинграде раскапывали какую-то новую музыку. Может быть, они уже стали слишком старыми и перестали ее раскапывать, но тогда мы с Курехиным присматривались к тому, что они находят, что они вырывают, а они вырывали все правильно. "4 АD" (4 AD - фирма, выпускающая пластинки независимых групп, в том числе "Cocteau Twins" и "Dad Can Dance". комм. "Урлайта") они нарыли и все остальные модные штуки. Теперь я смотрю: что Африканец слушает? Африканец ничего не слушает. То есть он слушает Acid House. Слушает и смотрит. Ничего нового нет. За последние два-три года я не видел ничего нового, хотя бы отдаленно нового. Кроме музыки третьего мира. Там что-то появляется. Но я все-таки ориентирован на то, что является хотя бы квазикоммерческим, то есть для меня тот же "Dad Can Dance" или Офра Хаза - это интересно. Но это уже сделано хорошо. Я не знаю, может быть, есть что-то новое, совсем неоформленное, чего я просто не заметил, проглядел, но я видел там и маленькие группы, которые вообще никто не знает. Смотрел и ничего хотя бы отдаленно интересного не видел. Сейчас начинается возрождение психоделии. Все начинают играть смутно-красивые песни с массой эха, с массой чего-то еще. Вот это есть. Это волна такая. Как бы искренне играют. Как бы им это интересно. "Stone Roses" - такие группы. Пока что мне это показалось скучным. Пока что...

ИС - Вот мы произнесли слова про третий мир. Давай переедем сюда.

ИС - Почему ты так его отделяешь от братских стран - Китая, Индии?

БГ - А там все-таки по-другому, судя по всему. Я там не был, но там, по-моему, по-другому. Судя по людям, которых я видел. У нас в России есть душевное беспокойство. То, чего больше нигде в мире нет. Что-то такое щемит душу, и, как ни пьешь, и как чего такого ни делаешь, не перестает щемить. Я нигде в представителях другой культуры этого не видел.

БГ - Я не знаю. Может быть, можно назвать и так. Понятия не имею. Но душевное беспокойство определяет Россию. Ты понимаешь, именно это, наверное, к России всех и притягивает. Просто люди, заболевшие Россией хоть раз, начинают болеть ею долго, и наверное, на всю жизнь. Я видел несколько таких жертв, они уже там себя дома не чувствуют.

ИС - Это современный вариант тех американских рабочих, которые в начале 20-х годов переезжали к нам и поселялись в наших колхозах.

БГ - А потому что на самом деле все равно... То есть коммунисты с Россией ничего не сделали. Развалили там... все, что угодно... Я не знаю, хуже сейчас, чем в 13 году - может, и хуже. Может быть, гораздо хуже. Но что было в России до революции, то и сейчас есть. На самом деле ничего же не изменилось. Потому что какой-то генотип России, какое-то духовное здание России это подразумевает. Русская культура - как непутевое дитя у Бога, поэтому она, судя по всему, находится под специальной охраной Богоматери (как все мистики трактуют). Действительно, здесь самые непутевые, и поэтому они больше всего могут сделать.

БГ - Бог ее знает. Бог ее знает, что она охраняет. Может, она дух какой-то хранит. Опять-таки мы можем жить с представителем этого духа на одной улице и не знать об этом, пока он не умрет.

Марина Тимашёва - А Мережковский говорил, что на русскую культуру ушли все соки, что все силы ушли в нее, а на остальное - на жизнь - ничего не осталось.

БГ - Может быть. Да это, наверное, и хорошо. Потому что в материи... Ну что в материи искать? В материи ничего не найдешь. Скучно. Вот то, с чем сталкиваешься - особенно в Европе - с тем, что ходишь и понимаешь, что непонятно, зачем вообще люди живут. И они сами, судя по ним, этого не понимают. Ну живут так - ну и хорошо, и живут.

ИС - Не стоит их жалеть, потому что они всегда могут войти в наше состояние.

ИС - Французы тоже хорошо жили накануне второй мировой войны. Потом они так пробудились...

БГ - Ну, французы - они, конечно, более блеклые, чем все остальные.

МТ - Какой смысл там имеет слово "независимый"? Музыкант, журнал независимый?

БГ - Абсолютно буквальный. Ну, на хорошо известном мне примере - звукозаписывающих предприятиях. Можно идти нормальным путем: подписать контракт с крупной (или с менее крупной) фирмой и работать с ними в хороших условиях, и фирма тебе платит. Дает авансы на запись. А можно работать как "Buzzcocks" с первой сорокопяткой: они где-то набрали 100 фунтов денег и ее записали, потом набрали еще 300 фунтов - и отпечатали. Тираж, не помню, - 1000 или 10000. И практически сами продавали. Вот это пример полной независимости.

БГ - Мировоззрением и, как я понял (опять-таки я могу ошибаться) там все объясняется через финансы. Если есть финансовая независимость, значит есть свобода мировоззрения. Если есть свобода мировоззрения, но ты финансово связан, тебе всегда могут перекрыть кислород. Как было опять-таки с Гэбриэлом. Другое дело, что ему перекрыли кислород, а потом он подписал контракт с другой фирмой.

МТ - Значит, у нас никто не имеет независимости?

БГ - Нет, я имею в виду... Скажем, наша советская коммерческая эстрада - она независимости не может иметь по определению. Поскольку они даже не знают, что это слово значит. Они функционируют на основе каких-то денежных... А все остальные вполне независимы. Это интересный вопрос по отношению к России. Скажем, "Водопады" полностью независимы. Или "АДО", или кто-то еще. Поскольку их нечего лишать. Когда кто-то может перекрыть краник и работа серьезно встанет, это уже зависимость. Когда никто этого краника перекрыть не может - это независимость. Это, наверное, и там, и здесь.

ИС - Тоже не совсем так, потому что краник всегда можно перекрыть. Если работа совершается на уровне записи "Водопадов", им, конечно, хватит магнитофона "Комета", но стоит им захотеть сделать следующий шаг...

БГ - Они всегда могут отойти на запасные позиции.

ИС - А откуда они возьмут эти запасные позиции?

БГ - Магнитофон "Комета". Это и есть запасные позиции. Они рыпнутся в Москву или в Ленинград, попытаются записать что-то на хорошей студии, но, если это не пойдет, они могут вернуться обратно.

ИC - Это не простой вопрос. Я думаю, что ты ситуацию идеализируешь, потому что, если человек просто поет матерные частушки, то для него это имеет не очень принципиальное значение, а если он решил дополнить матерные частушки каким-нибудь соло, которое для него не менее важно, соло нужна сыграть на нормальном инструменте, и тут у него нет запасных позиций. Это то, с чем столкнулись практически все наши музыканты, и на чем многие сломались.

БГ - Да, я согласен. А так ли это существенно? В принципе, ведь если человек что-то начинает делать с каким-то арсеналом средств, он, как правило, рассчитывает на этот арсенал и... Я могу очень ошибаться, но, как мне кажется, тут в дело входит еще чисто религиозный, чисто духовный момент; то есть, если человеку что-то надо, то у него это будет. Если у него этого нет, значит ему не очень надо. Допустим, если "Аквариуму" нужна валторна, то кто-то из знакомых пойдет в консерваторию и уговорит какого-нибудь молодого студента сыграть. Без денег, без всего. Если мы потом получим за это деньги, мы ему заплатим, Не получим - так не получим, что делать. Но он будет играть не потому, что это "Аквариум"... Отчасти потому, что это "Аквариум", но не потому, что это престижно и как-то финансово обосновано, просто ему будет интересно. И любая молодая группа может сделать то же самое. Нужно просто иметь знакомых. А знакомые есть у всех. Найти студента из консерватории, если нужен какой-то музыкальный инструмент, и уговорить его найти какого-нибудь другого знакомого, который на этом играет, всегда можно. Другое дело, что это не записать на магнитофоне "Комета".

ИC - Может быть, это и правда. В ответ на закулисную историю Запада я могу рассказать нашу закулисную историю - о звукозаписи "Hay". В Свердловске они записали с Макаровым на примитивной аппаратуре "Разлуку", которая принесла им всесоюзную славу. Дальше показалось мало. Срабатывает классическая пушкинская схема про дедушку и бабушку, которые насиловали золотую рыбку. Они ищут самую крутую студию в Москве - и, наконец, находят Кальянова и производят на свет нечто, о чем даже такой ушибленный медведем по уху человек, как я, после трех минут прослушивания понимает, что это вообще ни к чему не имеет отношения. Полный провал по всем показателям. Человек не понимает, что в трагической песне не надо все время вставлять блям-блям, дзынь-дзынь из дискотеки. Как он пишет Пугачеву, так он пишет и все остальное. Увенчалась эта запись тем же самым результатом, что и у Пушкина.

БГ - Ну, тут другой момент. Им стоило бы иметь более ясное представление о том, что они делают. Они просто купились на умного дядю.

МТ - Не надо сваливать все на Кальянова. Не он музыкант. Они должны слышать, соответствует это их внутреннему слуху или нет. Коли такая запись сооответствует, значит беда с их слухом.

БГ - Да. Тут все дело в бабушке и дедушке. Кстати, та же история с "Равноденствием". Тропилло закрылся - и мы два года сидели без какой-либо возможности звукозаписи. Материал просто горел и почти сгорел. И я вынужден был шантажировать ленинградскую "Мелодию". Через управление культуры. Просто пошел прямым шантажом, потому что... Ну, нужно было записаться. И вот мы связались с ними, записали "Равноденствие" и провалили нашу, может быть, самую лучшую пластинку. Все нормально, контроль был целиком у нас, но то, как работает "Мелодия" - все маленькие штучки, заковырочки, неполадки с кабелями, что-то вырубается, у кого-то головная боль... И все это выразилось в полной желеобразности.

ИС - Оборудование у них лучше, чем у Тропилло?

БГ - Лучше. Ненамного, но лучше. Но у Тропилло это записалось бы, а там не записалось. Я работал у Стюарта. Его студия - ну, в первой десятке в мире. У него сверхпульт - 48 каналов, все, что угодно. И честно скажу, что у Тропилло можно сделать больше и лучше. Во-первых, есть такой момент, как "слишком много возможностей". Я могу выбрать из двух десятков режимов работы то, что мне понравится. А выбрать из двух миллионов возможностей я не могу. Я на чем-то останавливаюсь, а мне говорят: "А вот есть лучше." Я говорю: "Ага, вроде лучше." А мне говорят: "А есть еще лучше." И на десятой "лучше" я уже полностью теряю представление о том, что было первоначально. Поэтому "Radio Silence" такое и получилось. Чтобы все эти безумные студии были так же просты, как магнитофон "Комета", нужно это все очень хорошо знать, но это вряд ли возможно. Я таких людей не видел. Все это, в общем, отвлекает. Ино правильно где-то сказал - да и в Дао-дэ-Цзин сказано то же самое - что ограничение работает на человека. Потому что, если мы пишемся у Тропилло и пытаемся сделать что-то сами, мы запишем не шесть альбомов, а двенадцать. Мы знаем, с чем мы работаем. А когда есть все эти "Фэйрлайты", "Синклавиры" и все остальное, работать бессмысленно, потому что без всякого труда тебе набирают любую комбинацию, и все звучит замечательно. И разницы никакой. А когда ты делаешь это все сам, с нуля - со скрипочками, с виолончелями, и кто-то пришел пьяный, а кто-то чего-то не может сыграть...

ИС - У тебя взгляд достаточно оптимистичный, и в этом он с нашим расходится. У Урлайта ощущение полной катастрофы, и то, что произошло с рок-музыкой, воспринимается как модель того, что может произойти здесь со всеми. До какого-то момента мы были очень жестко детерминированы выбором по принципу диода: плюс-минус. Была давящая сила и то, что против нее. Как только ситуация стала многовариантной, начался процесс разложения. Мы долго себя убеждали, что это не так, что в 82 году хороших альбомов тоже выходило немного, что основная масса даже подпольных LP была тоже попсой типа "Банановых островов". Но в общем становится все хуже, практически люди на концерты не ходят. Режиссер "Чертова колеса" проехал по Дальнему Востоку и Сибири и рассказывает: "Во Владивостоке президент рок-клуба был очень пьян. В Новосибирске было много пьяной урлы, а в общем народа мало. Свердловск - ничего интересного." Я не отделяю себя, чтобы не оказаться в положении критика, который один хороший, а все плохие. Мы тоже потерпели сокрушительное фиаско, и наша идея политизации тоже скрывала в себе большую опасность, а то поражение, которое мы понесли, попытавшись создать рок-федерацию в Свердловске - как у афинян в Сицилии во время Пелопонесской войны. Я так подробно об этом говорю, чтобы ты понял нашу внутреннюю ситуацию. Даже в журнале многие не в состоянии работать в условиях многовариантности, производить эстетически ценную и нужную людям продукцию.

БГ - Видишь ли, грубо говоря, в таком же положении была культура всего мира во все века. Это мы просто 70 лет жили в тепличных условиях.

ИС - Да, как шампиньоны в подвалах. Тоже теплица.

БГ - А сейчас мы понемногу возвращаемся... Может быть, не возвращаемся, но, по крайней мере, какой-то вектор движения в эту сторону... к условиям того, что - пиши о чем хочешь, И получается, как Цой в свое время хорошо сказал про некоторых ленинградских музыкантов: "Когда была стенка, все бились о нее головой и кричали: вот какие мы герои, вот как мы бьемся о стенку головой! Надо попробовать стенку убрать - и посмотрим, что дальше будет." У древней "Машины Времени" тоже была на эту тему прекрасная песня. Другое дело, что человек всегда может найти красный свет, против которого он пойдет. Вопрос в том, до какого времени хочется идти на красный свет. Атаковать то, что стоит на пути, очень легко. А когда ничего не стоит на пути, можно оказаться в положении Брюса Ли, который ходит и затевает драки со всеми, чтобы проверить, как он, еще в состоянии или нет. Или как все наши замечательные кобели, которые всех трахают только для того, чтобы убедиться, что у них еще стоит. Если вернуться к первоначальной идее, трахаются люди, наверное, не для этого. То же самое и культура - творится тоже не для этого. Не для того, чтобы доказать, что еще стоит, а потому что это как бы в природе вещей, потому что этого хочется. Потому что хочется, чтобы это было как-то по-настоящему. По крайней мере, я отношусь к политике, как к чуме.

Один раз соприкоснешься с ней - и приходится очень долго дезинфицироваться. Власть, политика и деньги - это такие вещи, с которыми как только соприкасаешься, внутри все умирает, и мне приходится долго приходить в себя, вылечиваться.

БГ - Да. Но если посмотреть на начало века в России - та ситуация была, прошла и теперь воспринимается как давно забытая история. Сейчас она перетряхнулась опять, но все равно при этом она остается историей. Тот же самый Блок или Гумилев, которые тогда писали, воспринимаются как живые и реально действующие. А вещи Троцкого, Ленина или кого-то еще просто неинтересны. Гумилев выжил, Ленин - нет. Мне кажется, что искусство всегда так и функционирует. Скажем, что происходило во времена Гомера? Всем по фигу, что там в политическом смысле происходило. А ведь ему-то, вероятно, было не по фигу, потому что от этого зависела его жизнь. Может быть, все эллины ходили и стенали, что с демократией голяк, что все катится к разрухе.

ИС - Но Гомер при этом был весьма политизированным писателем. Вполне вероятно, что он расставлял акценты.

БГ - Согласен. А дама с острова Лесбос, Сафо, не расставляла. Ей все политическое было глубоко по фигу, ей трахаться хотелось.

БГ - Да, но Гомер важен не своей политичностью, а своей гармоничностью. Политика, как правило, не переживает тех лидеров, которые ее вершат, а искусство, как правило, переживает. Но искусство только часть общей культуры. По-моему, наша беда - я имею в виду вообще, по всему земному шару - в том, что мы позволили себе оторваться от общечеловеческой культуры и воспринимать ее как то, что стоит в библиотеке или в музее. Хотя вещь из прошлого может нам помочь в настоящем. Мы перестали жить в мифологическом времени и перешли в газетное. А это автоматически подрубает корни. Честно говоря, я сравниваю свой собственный подход. Скажем, я хожу по Ленинграду. Если я хожу по Ленинграду и вижу его в терминах гражданской войны, все действительно выглядит страшно. Истории, которые мне рассказывают, еще страшнее: жертвы погромов, избитые милицией дети и все, что угодно. Все это есть. И можно думать об этом, печалиться об этом, беспокоиться. А можно выйти на ту же Фонтанку ночью - светит луна и нет никакого ощущения, что сейчас 89-й год, а не 72-й, не тысяча восемьсот какой-нибудь. Как было, так и есть. Ничего не изменилось. И то, что происходит с людьми, это легкий массовый психоз, который в той или иной форме всегда присутствует, потом проходит, сменяется другой формой психоза, но человеческие желания, цели и устремления от этого не меняются ни фига. Влияние всех этих небесных тел на нас и наше на них тоже не меняется. И жизнь, грубо говоря, происходит так, как она и происходила две тысячи лет назад, пять тысяч лет назад. Ни фига не изменилось.

ИС - Ну, что-то меняется. То, что ты поехал, например, на Запад, а не на Восток - это определяется политикой.

БГ - Да, но опять-таки в рамках газетного времени. Я съездил на Запад. То есть я для себя преодолел какой-то барьер, который раньше мне было по политическим причинам не преодолеть. А живи мы в царской России, я бы, может, на Запад съездил в 14 лет и все это уже увидел бы. Может быть, вообще воспитывался бы в Лондоне или, наоборот, жил бы в Сибири и вообще не знал бы, что есть Запад. И опять от этого ничего не меняется, потому что нормальные люди - проживи они всю жизнь в деревне на Урале или на верхушке Эмпайр-стэйт-билдинг - они найдут общий язык.

ИС - Я с этим не вполне согласен. Потому что человек нормальным или ненормальным становится. Мне пришлось наблюдать, работая в строительном ПТУ, детишек в такой переломный момент. Как они превращаются в то, что называется "совок". Это процесс. Есть люди, изначально предрасположенные туда или сюда. Скажем, у человека очень высокий интеллект, и, что ты с ним ни делай, он таким и останется. Но для большинства важна окружающая среда, хотя бы в период формирования. А обстоятельства определяются политикой. То есть я подхожу к политике как к части жизни.

БГ - Да, естественно это влияет. Другой вопрос, что лучше: совок или ребята, которые тусуются на Washington square или в Амстердаме - сидят и курят гашиш. Им тоже хорошо, тоже нормально. Я не знаю, что плохо, а что лучше.

ИС - Если судить по излюбленному нашими рыцарями пера концерту "Rolling Stones", то там погиб один человек, а у нас при тех же обстоятельствах погибло бы человек двести. Так что разница, видимо, есть.

БГ - Разница есть. Я просто говорю, что, может быть, мы не имеем никакой почвы, чтобы сравнивать разные культуры, поскольку они все нужны. Они все добавляют в общечеловеческую культуру свои нити, а в результате складывается какой-то рисунок. То есть мы добавляем красную нитку, они добавляют зеленую, кто-то добавляет желтую - и в результате получается какая-то полифония. И мы не можем с уверенностью говорить о том, что хорошо, что плохо. Мы можем говорить по отношению к нашей собственной жизни, что, вот, к моим соседям ворвались и всех зарезали - это плохо. Возьму винтовку и пойду, отомщу. И буду по-своему прав. Другое дело, что в общечеловеческих рамках это, может быть, мелкий инцидент. Это уже не политика, а частное оскорбление моего собственного достоинства. Кто-то сказал хорошую фразу: "я разлюбил организации и полюбил людей". Это совершенно точно.

ИС - Так это и есть возвращение к политике в изначальном, древнегреческом понимании этого слова. Полис, собственно, объединял людей, которые почти все знали друг друга. Организация их общего существования как раз и называлась словом политика.

БГ - Нет, я предпочитаю феодализм. Но, в общем-то, разница небольшая.

ИС - Если ты предпочитаешь феодализм, то тебе хорошо, потому что ты почти в нем и живешь.

БГ - Не совсем, слишком большой бюрократический аппарат.

ИС - Феодально-бюрократический. Можешь воспринимать Сухорадо как герцога.

БГ - Не хочу. Нет у меня по отношению к нему таких чувств. Но в принципе, в рабовладельческом обществе тоже ничего плохого, наверное, нет. Я не думал серьезно о рабовладельческом обществе.

Мы говорили об изменениях, которые происходят в обществе в отношении культуры, в отношении искусства. Скажем, "Аквариум". Мы как сидели по домам... Я не имею в виду стадию последних трех лет, когда мы очень близко подошли к краю и даже с него перевесились и частично упали, когда пошло все это: Борис Гребенщиков как оппозиция к "Аквариуму, "Аквариум" как приложение к Борису Гребенщикову - вся эта лажа. А в принципе, как мы сидели у кого-то дома, придумывали какие-то штуки в 76 году, так мы и сейчас сидим, в 89-м. Доходим до студии, что-то там записываем, возвращаемся домой, сидим, думаем, чего бы нам сегодня сделать. И нам, честно говоря, работать... Работать - паршивое слово, но я беру его в первоначальном значении: веселиться духом. В этом смысле нам что-то делать так же интересно, как было когда-то. Сейчас у нас, может быть, удачный период. Нас, как и тогда, не очень интересует, что по этому поводу думают. Тогда нас это не интересовало, потому что у нас не было реальной возможности пробиться наверх. Теперь мы уже пробились, мы уже там побывали - и можем спокойно откатываться назад. На самом деле, мы как были партизанской группой, так и остались. Было впечатление, что мы какая-то такая прогрессивная советская образцово-показательная группа. Наверное было. Я не знаю.

ИС - Так оно и было. Мне хотелось бы, чтобы ты понимал причины той резкости, которую демонстрировали многие публикации "Урлайта" по отношению к тебе.

ИС - К тем, кому много дано, по-другому относишься. Некоторые вещи в поведении "Аквариума" раздражали настолько сильно, насколько сильно мы любили эту группу. Гребенщиков через запятую с Игорем Николаевым: "появились талантливые советские поэты"...

БГ - Мы не очень властны над этим. Тут есть часть и нашей вины, но журналистов, которые об этом пишут, никак не остановить. Они ведь пишут не потому, что мы им сделали что-то хорошее или попросили об этом. Мне бы не хотелось упоминаться в одной газете с Игорем Николаевым. Но, вот, запишем мы предположим, новый альбом - и вдруг он станет популярным. И мы будем упоминаться в одной газете с "Ласковым маем". Они - на первом месте, а мы - на седьмом. С этим же ничего не сделаешь.

ИС - Достаточно поссориться с человеком, который составляет хит-парады, и будешь ни на каком месте, как бы этот альбом на самом деле ни продавался.

MТ - Позволь, Борь, мне за тебя заступиться. Уж я не знаю, в каких Илья отношениях с "Вечерней Москвой", но его в ней упомянули через запятую с Троицким. Вряд ли он этого добивался.

ИС - Я - такой же советский человек, следовательно, ситуация и на меня распространяется.

БГ - Я думаю, что выхода отсюда искать не нужно. Почему 15 лет тому назад мы на советские газеты внимания не обращали, а теперь, вот, начали обращать? Меня это тревожит. То, что мы вдруг начали всерьез воспринимать наше телевидение, радио, прессу, хотя никогда в жизни их всерьез не воспринимали. Ведь ничего не изменилось. Чем мне нравится "Урлайт" - тем, что он как бы существует в жесткой оппозиции ко всему и, по крайней мере, сохраняет свою точку зрения. В то время, как все остальные издания потеряны. Они вообще не имеют своей платформы.

ИС - Может быть, никогда и не имели или имели в силу простой оппозиции.

БГ - Да, и теперь я все-таки очень хочу быть причастным к основанию какого-то... не знаю... издания, которое, по крайней мере, не имело бы никакого отношения... вообще не имело бы никакой завязки с тем, что делает официальная советская масс-медиа. Которое занималось бы только тем, что интересует редакцию - и все. Пусть сколь угодно элитарно, сколь угодно далеко от жизни - по фигу.

ИС - Это так же тяжело, как организовать независимую музыкальную систему. Она будет немедленно задушена самым жестоким образом.

БГ - С одной стороны - да, а с другой стороны - хрен его знает. Я - очень большой сторонник неприменения насилия. Не надо быть ни к кому в оппозиции. Я просто сам по себе знаю, что, как только я... Очень хорошая история приключилась с моей детской подругой, которая всю жизнь жила себе нормально, а потом - из-за того, что на улицах насилие - решила заниматься Кунг Фу. Сразу на протяжении недели ей три раза выписали по голове. Просто человек начинает функционировать на другом уровне. И на этом уровне сразу же приходит специалист.

Тот же самый "Аквариум" несколько лет был в очень опасном положении. И может быть, мы до сих пор в опасном положении, я не знаю. Но мы никогда особо не сопротивлялись, делали, что делали - и все. Мы не были так или иначе завязаны с системой официоза. Когда, начиная с "Юбилейного", с 86 года, нас начали выпускать на большие площадки, стадионы, мы, собственно, на стадионах делали то же самое, что и в квартирах. То есть не было такого, что бы мы опускали. Мы играли тех же самых "Козлов" и все остальное. Другое дело, что это не канает в условиях стадиона. Это становится нелепым. Музыка на стадионе - это нелепо.

БГ - Как раз те и работают, кого интересуют либо деньги, либо власть. В конце концов, даже замечательных "U-2" тоже интересует власть. Их интересует тот кайф, который получаешь от семидесятитысячного стадиона. На фига? Я знаю, что их там все любят, что, если они будут играть в одном городе, в маленьких залах, то им за сто лет не переиграть для всех людей, которые захотят их послушать.

ИС - Ну и как ты будешь жить с такой установкой?

БГ - Мы сейчас сыграли два обязательных концерта по контракту с "Межкнигой", который я не мог не подписать. Все. Сейчас Мишка придумал какую-то очередную коммерческую авантюру, и мы едем в Минск и в Киев. Но, по крайней мере, хотя бы играть будем по одному концерту в день и, я надеюсь, что все-таки не на стадионе. А в Ленинграде и в Москве уже будем играть только в маленьких залах. Во всяком случае, насколько это от нас зависит, больше стадионов не будет.

ИС - Многие люди одновременно приходят к этому. Когда я последний раз видел Шевчука, он только что вернулся из Уфы и тоже говорил, что там выступал в маленьких залах и больше играть на стадионах не будет. Хватило его на месяц.

МТ - Естественно. На Западе музыканты получают деньги от пластинок, а у нас от выступлений. Жить-то им надо.

БГ - Кстати, то же самое на Западе. Деньги получают те, кто пишет песни, а музыканты... Харрисон, например, очень обижен. Смешно, но это так. Знаменитый замок, который он купил в 70-м году... Вы не поверите, но он до сих пор до конца не отремонтирован. То есть там, конечно, полный п...ец, там все есть: подземные ходы, пещеры... Я такого никогда и нигде еще не видел. Но при всем при том тут же рядом с домом одно крыло - такая обычная Россия. Известка... Я говорю: А это что такое? Он: денег нет, рабочие пообещали сделать, но вот до сих пор...

ИС - Может быть, он пропивает все, наподобие наших музыкантов?

БГ - Ты знаешь, я думаю, что все-то не пропивает... Может быть, я не знаю, но...

БГ - Я видел его один раз пять минут. По музыке не всегда понятно. По человеку понятно гораздо больше. По всему, что я слышал о нем от знакомых, и по нему самому у меня сложилось ощущение, что он заинтересован - естественно не в деньгах - он заинтересован в том, чтобы оставаться в свете, чтобы на него светили прожектора. То, что он производит на тебя впечатление абсолютно живого человека - таков уровень профессии. Я могу сравнить его (Кейта Ричардса я видел мельком и говорить ничего не могу) и "Who". Все-таки, это практически одно поколение. "Who" в жизни абсолютно живые, а Джаггер производит впечатление римского императора.

БГ - Он не играет, это уже он и есть. Когда он не задействован, когда на него не включен свет, он производит немножко страшноватое впечатление. Кейт то же самое. Они абсолютно высохшие, как мумии. И стопроцентно эффективные. Как только что-то нужно делать, они делают сразу. А "Who" - они как были рас...дяями, так и остались.

МТ - Интересное сравнение. Меня все время преследовало ощущение, что реальный Мик Джаггер странно схож с ролью Калигулы у Малькольма Макдоуэлла. Зрелище порока - в одном случае разыгранное актером, в другом может быть, тоже разыгранное шоуменом, но тем не менее, оставшееся на лице портретом Дориана Грея.

БГ - Я был у него [Джаггера] дома в Нью-Йорке - нормальный дом, то есть ничего особенного нет, никакого эксцесса. Нормальная квартира... Ну, не квартира, домик маленький... Никакой роскоши чудовищной нет.

МТ - В общем, я поняла. Такой же уровень профессии, который позволяет сохранить Ильича. Вроде как умер, а вроде хорошо сохранился.

БГ - Я ничего плохого не говорю. Мне понравился его новый альбом.

ИС - А у них есть процессы о диффамации? Кто-нибудь из музыкантов участвовал?

БГ - Не знаю. По-моему, нормальные люди никогда не участвуют. А журналистов никто не воспринимает. То есть отношение у всех такое: был бы пистолет - застрелил бы.

ИС - Надо понимать, ответный камень? Хорошо. А что ты сейчас видишь в России в рок-музыке (из развивающихся явлений)?

БГ - Ничего. Кроме, милостью Марины, Янки и, милостью Хитинского, "Адо" (которое, может быть, станет чем-то интересным, может быть, нет) - ничего.

БГ - Я их никогда не слышал живьем. В записях они пытаются создавать очень милую безвременную атмосферу. Это может быть 75-й год, может быть 89-й. Такое советское существование. Такой романтический подросток. Как первый альбом "Кино".

MТ - Может быть, так и есть, Но для этого нужны определенные условия, а не стадион.

ИС - Представляю себе Цоя с Рыбой в те годы на стадионе.

MТ - Ты говорил о рок-н-ролле и Башлачеве. Я вспомнила один разговор с ним. Он мне объяснял, что не хочет больше петь, потому что это не его песня. Чужая. Лежала на столе, а он первым схватил. Да не просто чужая, а женская. Так что он не просто вор - он у женщины песню украл. Так он говорил про себя. А про тебя другие говорят, что ты украл. У Моррисона, у Боуи, у Джаггера...

БГ - Я с удовольствием раз и навсегда проясню эту позицию. Тут есть два примера. Один пример с той же фразой "What have they done to the earth?" По-моему, это обоснованная цитата... На самом деле, это детское баловство. Мне было просто интересно: в контекст этой песни хорошо бы такую фразу. Моррисон ее, к сожалению, уже сказал, но по духу, по складу песня все равно абсолютно Моррисоновская. Хотя появилась она от басового хода... Как это... Гайворонский и Волков. На каком-то джазовом фестивале Волков сыграл какую-то джазовою феньку - и мне дико понравился бас. Так что бас я взял у Волкова... Это цитата, за которую я отвечаю, и я не скрываю, что цитирую. Или как на "Треугольнике" "Сергей Ильич".

Бывают другие случаи. Как, скажем с ходом в "Рыбе". [Поет.] Как потом выяснилось, я в детстве слушал Донована "A gift from a flower to a gardener". Мне это запало в голову. Лет десять я не слушал этой пластинки. И я был уверен, что я сам это придумал. На самом деле, когда пишется песня, все это абсолютно по фигу. Я все где-то слышал. Вопрос в том, как это все составляется. В "Капитане Африка" сказано все, что по этому поводу можно сказать: "Я возьму свое там, где я увижу свое." Как раз вчера-позавчера я думал, что происходит, когда в разных частях света разные люди чувствуют одно и то же, и более того, всегда чувствовали... "Возьми меня к реке" - тот же самый пример. Я это взял у Лу Рида, "Talking Heads" взяли у Эла Грина - и все это из одного и того же источника. Это старинный спиричуэлс. И он сам из псалмов. Ритмически эта фраза ложится ко мне в песню. Я ее взял, потому что это, опять-таки, баловство. Мне понравилась эта фраза. Поначалу у меня это было по-английски, потому что я это услышал у Лу. А потом я уже докопался и сам для себя обосновал: да, я могу это сделать. Потому что я не заимствую, а беру то, что и так уже есть. Это делается бескорыстно.

MТ - Но это не культурно-просветительская деятельность?

БГ - Нет. По-моему, это пытался сделать Майк на "Белой полосе", там где он передрал не "Sweet Jane", а что-то такое...

ИС - Но его как раз в этом никто не обвинял. И после первого его концерта в Москве приходили люди и говорили, что приехал какой-то уголовник из Ленинграда и пел блатные песни.

БГ - И хорошо, и слава Богу, что его не обвиняют. Просветительство - это, может быть, хорошо. Честно говоря, я все это делал, но у меня все это получалось... как мне кажется... "Стучаться в двери травы" - это, естественно, "Knock on heaven's door". Я пишу про себя. Я не передираю песен... Я никогда не буду оправдываться. Если мне что-то нравится, я это буду брать. Другое дело, что мне доставляет большее удовлетворение, когда я выстраиваю что-то, о чем я никогда и слухом не слыхивал.

MТ - Ты говоришь, что написанное тобой - не стихи. Почему же в твоих "текстах" есть одно качество, присущее, по-моему, исключительно поэзии - система пророчеств?

БГ - Тогда мы возвращаемся к другому определению поэзии. И чтобы вообще прояснить и поставить какую-то платформу подо всем, о чем мы говорили... Для меня историческое время не существует. Говорю это абсолютно серьезно. Я серьезно вспоминаю Петербург под полной луной как настоящий, а Петербург с баррикадами, уличными боями и всем остальным - как ненастоящий. То есть для меня, скажем... Поставим точку отсчета: восьмой век, кельтские барды. Их метод работы я понимаю. Все остальное мне кажется обеднением этого. Они просто оперировали с большим количеством материала, с большим количеством энергии и более умело с ним работали. Потом по разным причинам это... Я не говорю, что тогда был золотой век, тогда было очень херово жить и все остальное. Подход к искусству тогда был комплексный. Это было повторено в средневековье. Но это было именно Возрождение. В те времена - Древняя Греция и все это... было возможно знать всю мировую культуру. Эти барды действительно с легкостью оперировали четырьмя-пятью мифологиями, языками, культурами. И более того, их слушатели их понимали. В пяти строчках заимствование из пяти разных культур. И все это сплетено в какую-то безумно сложную, хитрую схему. У Грэйвса в книжке "White Goddess" подробно описано. Он раскопал, как все это выглядело. Сложность невероятная. Мы этого всего по тем или иным причинам не имеем, но я исхожу именно из этого. Для меня поэзия - это вывод, это одно из наиболее рафинированных измерений того, что делали барды. Отсюда магичность всего этого дела. Но это одно-два измерения. Музыка добавляет третье, четвертое... Получается очень много измерений.

Для меня с восьмого века никакого времени не проходило. Я до сих пор считаю, что мы живем в мифологическом мире и ничего не изменилось. Но мы часто смотрим в газеты и в телевизор. И при этом нам кажется, что это и есть жизнь. А для меня то определение гораздо больше функционирует.

МТ - При этом ты свободно оперируешь не только временными границами, но и границами вообще?

БГ - Естественно. Мне все это абсолютно по фигу. Вот мы сидели и говорили со скрипачом из "Silly Wizard" (это любимая аквариумовская шотландская группа). Как выяснилось, у них просто та же история, что у нас. Полное совпадение по датам и по всему. Тягости в контакте не было никакой. То есть у меня с Андрюшкой Макаревичем больше напряжения в общении, чем было с Джоном. Потому что мы исходим примерно из одного и того же. И не потому, что это что-то кельтское, а потому, что это реальное. Лу Рид, скажем, исходит практически из того же самого. Потому что он тоже оперирует в рамках... Ну, он доходит до 16-18 века. Французские поэты и все остальное.

ИС. - Значит, у тебя довольно архаичное мировосприятие. Остановившийся мир - свойство древнего сознания.

БГ - Дело в том, что он не остановившийся. Внешняя форма меняется. Содержание остается абсолютно тем же самым. Мир не изменился и мы не изменились, изменилась - и с тех пор много раз менялась - внешняя форма. Это состояние безвременья свойственно всем, кто, занимаясь чем-то, очень далеко зашел. Я не говорю, что я далеко зашел, но, по крайней мере, я зашел так далеко, что мне уже стало интересно. Например, мы сейчас пишем музыку к какому-то документальному фильму (знакомый мой делает), и неожиданно получается альбом средневековой музыки. Я абсолютно этого не предполагал. Кто скажет, какое время "Cocteau Twins"? To есть их музыка ко времени вообще не имеет отношения. Она сделана сейчас, она не могла быть сделана в другое время. Но к нашему времени отношения безусловно не имеет. При этом она действует.

БГ - То же самое. Для русских, для живущих в российском регионе православие, вероятно, самая приемлемая форма. Но если православие перевезти в Индию, то там оно не будет работать. А Бог-то все равно один. Нелепо предполагать, что в России один Бог, а перейдешь десять метров за границу - там уже будет другой. Бог один, а формы его восприятия в разных регионах, разных культурах разные.

ИС - Такая постановка вопроса очень затрудняет общение с верующими людьми.

БГ - Я просто хотел сказать, что, если свести старцев всех религий, то они друг друга прекрасно поймут. И я думаю, что между ними никакого расхождения не будет. По крайней мере, так мне кажется. Ну, кроме отдельных идиотических примеров, как в Иране или Ираке.

ИС - Ты говоришь о людях, которые действительно общаются с Богом, а не обделывают свои дела под видом божественных.

БГ - Мы только что были в Оптиной пустыни. И там есть примеры и того, и другого. Есть крайне ортодоксальные монахи, которые понимают все строго по церковному преданию и считают, что всего остального не существует. И тут же рядом такие же монахи, которые могут общаться с кем угодно. Наверное, нужно и то, и то. В принципе, религия - это как вектор, определяющий направление движения. Культура - это как бы само тело, а религия показывает, что можно делать вот так вот, Север - там, Восток - там...

БГ - Религия абсолютно необходима. Если не будет религии, людям придется тратить гораздо больше времени для того, чтобы понять, что же делать с собой и для чего мы все это делаем.

БГ - Да, но они попоклоняются тельцу какое-то время, а потом поймут, что это бессмысленно. И найдут себе что-то еще. Но тогда они все равно придут к пониманию Бога. Просто потратится большое время. В России пытались насильственно ввести атеизм - не получилось.

БГ - Нет. Это чисто форма. Рок-н-ролл не имеет направления. Это, все-таки, сексуальная энергия, работа с ней. Он делает возможным движение и обновление. Но куда двигаться - это уже дело каждого человека.

МТ - Я просто пыталась усмотреть некоторую логику в том, что многие рок-музыканты (в том же Ленинграде) пошли петь в церковные хоры. Или в Риге, например, есть группа "Зга". Они работают с металлическими конструкциями, выжимая из них даже не музыку, а некую очень мрачную субстанцию, энергию. Их вокалистка работает в совершенно трансовом состоянии, и она же поет в церкви. Я все время думаю - что это? Дополнение или логичное движение?

БГ - Когда человек, скажем, начинает играть рок-н-ролл... хотя это имеет отношение не только к рок-н-роллу. Все люди, которые начинают чем-то серьезно заниматься, за счет того, что они, имея дело с энергией, нарабатывают опыт, рано или поздно начинают думать, что это за энергия. Откуда она и куда она идет, и что мы будем с ней делать. Можно использовать ее как Кашпировский или как Распутин, а можно попытаться разобраться для чего она и откуда. Тогда религия так или иначе приходит сама.

МТ - Ты не видишь последовательного движения от язычества к христианству?

БГ - А такого движения не может быть. Есть движение по синтезу, потому что в язычестве, как таковом, нет ничего, что противоречило бы христианству. Христос дал какое-то обоснование, какой-то выраженный словами вектор, метод. Всеми остальными религиями так или иначе разрабатывались какие-то другие стороны всего этого. Против описания мира у даосов до сих пор ничего возразить нельзя. Но теперь мы имеем еще и Христа, который тоже что-то дополняет. Я думаю, что язычество сюда также входит. Потому что то, что христианство, особенно католичество, сделало с сексуальной жизнью людей, вообще привело к ужасающим результатам. (Я сейчас сажусь на своего любимого конька, простите. Я ненадолго.) В принципе в природе существует баланс между инь и янь - между мужским и женским. Всегда существовал. За последние две тысячи лет этот баланс сильно нарушился в сторожу мужского. И это привело планету, и каждую отдельно взятую страну, и все культуры вместе взятые к, по крайней мере, плачевным, если не гибельным последствиям. Каждый человек должен восстанавливать этот баланс между мужским и женским на всех уровнях. Другого выхода ни для человека, ни для общества, ни для всей планеты нет. Пока есть дисбаланс... смерть. Отдельного человека не жалко, а всю планету как бы жалко.

ИС - А откуда взялась связь Гребенщиков - Вертинский?

БГ - Он мне в детстве чем-то понравился... (Еще у родителей были какие-то записи, пластинки)... полной отстраненностью от советского образа жизни. То есть, что Вертинский, что "Beatles" были одинаково далеки от советского общества начала 60-х годов. Поэтому я с энтузиазмом принял и то, и другое. Но "Beatles" гораздо более живые, а Вертинский гораздо более "частный". Мне просто интересно. Как бы совершенно другая культура. Меня попросили написать что-нибудь по этому поводу в "Аврору". Это, по-моему, единственное, что я написал... Мне кажется, что я там... Хорошая вещь сказалась сама по себе: он мне нравится, потому что он никого не выражает, кроме самого себя. Абсолютно частный индивидуум. Безумно кокетливый...

ИС - Ты не первый раз написал. В своё время ты сделал для "Зеркала" очень хорошую автобиографию "Аквариума".

БГ - Нет, я имею в виду для прессы. Кстати, интересно. По просьбе моего старинного друга я сейчас попытался написать вторую часть - о том, что произошло после 79 года - и не смог сделать этого. Поскольку, по моему ощущению, то, что происходило, словами описывать вообще не нужно. Для меня это какая-то мифология, в которой нет ни истории, ничего. То есть, пожалуйста, все участвовавшие в этом люди могут написать свои версии. Я своей писать не буду никогда. Я не смогу этого сделать. Для меня это реальное включение в мифологическую жизнь, происходящую по религиозным, мифологическим законам, где уже ни время, ни конкретные факты не работают. А то, что происходило реально, этого не описать, поскольку это уже за гранью...

МТ - Тебе по-человечески не жаль никого из отсутствующих музыкантов?

БГ - Гаккель, по слухам... Ужасный слух донесся до меня из Соединенных Штатов, что после землетрясения в Калифорнии он понял, что ему нужно играть в "Аквариуме", то есть, по крайней мере, заниматься музыкой. Я представляю себе все скандалы, которые из-за этого...

ИС - На высоком же уровне решаются вопросы комплектования "Аквариума".

БГ - Дико скандальный, самое скандальное существо из всех, которые когда-либо были в "Аквариуме". Это внешне... Он - дикий истерик и дикий скандалист. И вся напряженка, которая у нас была, - на 70% его рук дело. И потом Гаккель все время участвует, Гаккель никогда не отсутствовал, Гаккель все время присутствует, просто на уровне заходов в гости, питья чая, обсуждений того, что сейчас происходит.

МТ - Ты, сам по себе, - человек уравновешенный.

МТ - Я не знаю, что внутри, я имею в виду музыку и то, как это воспринимается со стороны. А Гаккель - почему я и поверила, что он истеричный человек - своей виолончелью всегда вносил нервозность в твою музыку. И мне не хватало его дисгармонического начала.

БГ - Ну, сейчас, я думаю, дисгармоническое начало вернется.

ИС - У меня в свое время была большая любовь к концертным записям "Аквариума" 80 -83 годов, когда там участвовали Пономарева, Чекасин, другие люди. Нет ли у вас сейчас желания как-то это восстановить?

БГ - Понимаешь, для меня "Аквариум" - это живое существо, и восстановить абсолютно ничего нельзя.

ИС - Нет, не в составе группы, а попытаться восстановить эти записи.

БГ - А я даже не знаю, где они есть... И я боюсь, что сейчас это не очень важно. По-моему, это чисто музейное... Хотя, если мы сейчас сможем осуществить то, что я хочу сделать... Опять-таки по примеру "Grateful Dead" сделать такой... fan club, что ли. То есть систему обеспечения информацией людей, которым это интересно. Пусть люди туда присылают письма со своими адресами. И тогда можно было бы делать какие-то концертные альбомы, сборники записей, которые так бы я выпускать не стал... для всех. А для "аквариумистов" вполне можно было бы.

ИС - Новая тема: как тебе представляется будущее "Аквариума"?

БГ - Мне оно абсолютно не представляется. Могу только сказать, что впервые за последние три года мне ужасно интересно репетировать, ужасно интересно записываться и делать все, что мы сейчас делаем. У нас сейчас создалась какая-то хорошая атмосфера, которая последние два, три, четыре года была очень сильно затенена выходом на что-то большое, профессиональное... Чтобы все профессионально звучало. А теперь у нас ничего профессионально не звучит - и все опять нормально. Какими мы были тогда, такие мы есть и сейчас. Не знаю, что из этого выйдет, но ощущение очень похоже.

БГ - Теперь же в условиях повышающейся демократизации и всего остального с выступлениями проблем нет. Сейчас любая группа может выехать и играть по всему Союзу пять лет, не повторяясь.

ИС - Да, но возможность поездок должен кто-то обеспечивать: филармония или независимые организации.

БГ - Я не знаю. Сейчас между государственными и кооперативными организациями грань такая неопределенная, что я даже не знаю, через кого Мишка все это делает.

ИС - И где выйдет следующий альбом - на "Мелодии", в конверте грязно-бурого цвета?

БГ - Я не хочу, чтобы он выходил на "Мелодии". Поэтому я так старательно и пытаюсь ее оскорбить. Альбом может выйти так же, как и "Radio Silence", на "Межкниге" и печататься в Югославии или где-то еще. И у нас есть с ними такая договоренность. Если по каким-то причинам этот вариант окажется недействующим, то есть, если "Межкнига" не сможет этого сделать (а они хотят, потому что для них это прямые деньги; они, все равно, получат больше, чем потратят, гораздо больше)... тогда придется подумать о чем-то другом. Скорее всего, насколько я знаю "Аквариум", все будет по той же схеме, по которой делались все остальные пластинки. То есть мы записываем - и в первую же ночь... никто не может удержаться, - чтобы не послушать это в обществе друзей - и в первую же ночь все друзья этот альбом перекопируют, и через два дня он будет в кооперативах... Этого мне не остановить. Потому что вводить фашистскую систему - есть одна катушка и мы ее никому не дадим... В наших условиях это не сыграет...

ИС - Складывается впечатление, что ты понимаешь, что делать. Но может выйти как с императором тайпинов. Он был неплохим человеком, глубоко въезжавшим в религиозные и философские проблемы, лежавшие в основе его учения. Но оказался игрушкой в руках людей, которые обделывали свои личные дела.

БГ - Понимаешь, дело в том, что тут я уверен в нас. Это уже метафизическая уверенность. Как церковь ни продавай, ее не продашь. Могут продаться люди, которые работают в церкви - церковь от этого ничего не потеряет. На какое-то время репутация может запятнаться, но потом она все равно очистится. "Аквариум" тоже не купить и не продать, то есть с нами ничего не сделаешь. Мы можем зачахнуть сами по себе, но, пока мы сами функционируем и у нас внутри что-то происходит... Как нами манипулировать? Один кооператив будет торговаться по этому поводу с другим? Все это уже происходит за нашими пределами. Мы не можем никому снаружи навязать какую-то свою политику и мы не знаем, какую политику навязывать, если бы мы могли это делать. Если хорошая пластинка, то это хорошая пластинка. Все.

На Западе, оторвавшись oт "Аквариума", я попал в очень большую опасность. Честно говоря, я пережил очень опасную ситуацию. Я не знаю, пережил ли ее до конца или нет. Последние полтора года оказались... Вот там уже с манипуляцией в полный рост. Там мной манипулировали, как хотели, и я всю свою энергию потратил на то, чтобы отбиться от этого. И до конца не отбился. Сейчас ко второму альбому на Западе надо будет применять другую стратегию. Я нашел очень хороший выход из западного контракта: я обязан все делать по контракту, но я уеду в Сибирь - и ... меня там найдешь. Так я CBS и говорил. Они все считали, что это шутка. Вот сейчас я уехал и два месяца с ними не общался. Они всполошились.

С кем я буду записывать новую пластинку, я не знаю. Я хочу сделать так, чтобы первая сторона была аквариумной. Другая сторона - кто угодно, как угодно, аквариумная - не аквариумная, но на тех же веяниях. Чтобы первую сторону продюсировал кто-то, с кем интересно будет работать. А другая сторона такая же, только на английском языке.

БГ - Нет, это невозможно перевести. Я думал об этом. Еще давно, когда мы с Джоанной... Я пытался ей перевести несколько песен и понял, что это не работает.

Я не хочу терять это ощущение общины. .. Не общины... монастыря. У нас получается такой сумасшедший алхимический монастырь... Мне тут гораздо веселее, чем там.

БГ - Ага. И устроить бардак там. Может быть не со всеми, может быть... Я сейчас буду пытаться частично вытаскивать. Дело в том, что на первой пластинке я был целиком завязан на фирму "Belka" и CBS. Тита я выбил, Тит туда съездил. Остальных было не выписать, потому что фирма "Belka" все время говорит: мы нищие, у нас нет денег. А в этот раз у меня появятся свои деньги... через ВААП.

БГ - Ты понимаешь, что получилось. Мои западные коллеги... скажем так... все время говорили: ну, понятно, что ты через Россию ничего не получишь, понятно, что государство все съест; мы попытаемся составить контракт так, чтобы в Россию шло поменьше денег, а здесь оставалось побольше, чтобы ты здесь что-нибудь получил. В итоге прошло полгода жизни, я приехал сюда - через два месяца мне приходит от них письмо, что все замечательно, но мы хотели бы, чтобы ты заплатил должок - 25 тысяч - из тех денег, которые ты получаешь по ВААПу. Половину всего, что я получу. (Я получаю 50 тысяч).

БГ - Нет, в долларах. И половину я им честно выплачу. То есть на Западе я вообще ничего не получил. Ноль. Плюс к тому я еще выплачиваю им половину того, что пришло в ВААП.

МТ - Они не обманули. Просто, наверное, у них есть бухгалтерия, которой мы не понимаем.

БГ - В общем, да, но я все равно буду чувствовать себя обманутым, потому что они говорили одно, а вышло другое.

БГ - А они объясняют, что это пошло на содержание конторы, на обеспечение моей жизни... Причем, я не могу сказать, что жил богато. У меня все лето не было денег, чтобы уехать в Нью-Йорк на субботу-воскресенье. Мне со скрипом выдавали 200 долларов в неделю. При этом я все равно оказался должен.

БГ - Это будет лежать на счету и, насколько я знаю, по существующим законам я могу это снять со счета, когда у меня будет виза в паспорте. То есть при выезде за границу я могу их снять. Все или часть - я еще не знаю. Я сниму и поеду в Лондон на это жить, чтобы не быть ни от кого в зависимости. Новгородцев мне обещал помочь с квартирой.

БГ - У него нормально. Тихонько. Очень милый человек.

ИС - Но он не совсем оторвался от нашей жизни?

БГ - Не-а. Ну как, он достаточно оторван, но, с другой стороны, это наша жизнь такая, сумасшедшая.

БГ - Сева давно хочет. Еще год назад я с ним говорил, и он очень хотел. Но что-то пока не дает ему приехать так, как он хочет. Я думал, что он очень политический субъект. Оказалось, что ничего подобного. Абсолютно цивильный человек. К политике имеющий отношение постольку, поскольку это нужно, чтобы заработать кусок хлеба.

ИС - Но вообще он действительно должен приехать, чтобы как-то занять свое место.

БГ - Так он и там занимает свое место. Кому это надо? Вот приезжал Войнович... После этого написал открытое письмо... Где-то я его читал. Какое свое место? Свое место у российской культуры существует независимо от того, где она, что она. Даже если Министерство Культуры даст ему медаль... Ему от этого станет легче? Он свое место и так занимает. И более того, он функционирует на нем, он что-то делает. И там он делает больше, чем он мог бы делать здесь. Я думаю, чти он это более-менее понимает. И главное, что никаких стенок на самом деле нет. Ездить и можно, и, по-моему, нужно. Чем больше все будут ездить в гости, тем лучше.

БГ - Вечером должны были давать живой эфир. Мы должны были сыграть там больше. Меня попросили быть как можно более сдержанным в том, что я говорю, чтобы не успели к вечеру сцензурировать, чтобы руководство телевидения не попросило умерить тон. Мне сказали: Это идет на Владивосток, ты скажи ровненько, попытайся не особо оскорблять Ленина и всех остальных, а уже вечером - на Европу - и можешь оттянуться. Мы приехали оттягиваться - студия опечатана, стоят менты, никого, даже сотрудников, в студию не пускают. Потому что позвонил Сахаров, сказал, что приедет, сделает сообщение по поводу Афганистана... Естественно, все закрыли, опечатали, пустили запись... Чтобы Сахаров не мог пробиться.

ИС - А почему все ударились в кино? Ты опять у Соловьева снялся - в том же злополучном "Взгляде" об этом шла речь. Из горящего дома все бегут в соседний?

БГ - Черт его знает. Я честно говорю, что мы ударились в кино только потому (если мы ударились в кино), что... Как меня тогда Соловьев очаровал перед "Ассой", так мне с ним и до сих пор весело. Звонит милый моему сердцу человек и говорит: Я запускаюсь на новую картину, хочешь там музыку писать? Я говорю: Да. Под это мы еще себе что-то записываем. Приходим - спокойно, как люди - в студию, записываемся. Любой бред, который в голову приходит. Потом выясняется, что ему точно есть место у него в картине. Отлично. И нам хорошо, и ему хорошо. Вот и вся работа в кино.

БГ - Никаких. Ноль. Нам не хватает времени и энергии на то, что мы должны делать по самому "Аквариуму". И на самом деле ничего не хочется делать. Хочется сидеть и с музыкой заниматься. До фига сейчас всего интересного... вдруг вырастает.

БГ - Понятия не имею. Но у меня нет никакого ощущения приближающейся катастрофы. Было, но прошло.

БГ - Недели через две после того, как я приехал, было несколько дней - около недели - такого мрака... Я же столкнулся со всем этим: и с погромами, и со всем остальным... со всей этой историей... А сейчас ничего как-то, рассеялось. Поскольку ведь и перед революцией было то же самое...

БГ - Ну, было плохо, но все равно же выжили. А тогда было посерьезнее... по-моему. Хер знает. Но вот какое-то такое ощущение... деревенское, спокойное.

БГ - Я-то да, но про себя я и не говорю. Я-то вообще существую в каком-то таком пространстве... В Ленинграде это очень видно. Мы существуем в каком-то таком изолированном месте - хотя и почти в центре - где просто такое ощущение, что это другой мир. Как у Пастернака. Неизвестно, какое сейчас тысячелетие на дворе. Это я говорю не про себя, а про ощущения всей группы... по крайней мере.

ИС - В общем, можно сказать, что по этому принципу люди и собрались. То есть то, что ты писал когда-то, что "Аквариум" - это не группа, а образ жизни, - это сохранилось.

БГ - Это все равно образ жизни, вчера очень мило... Мы сидели и обсуждали тонкие места средневековой музыки и толкование Ветхого Завета... Дети какие-то бегают под ногами... жены, мужья... и обсуждают Ветхий Завет почему-то... Хорошо... Как раз в рамках обсуждения нового альбома "Аквариума" мы, так, по поводу Ветхого Завета... Очень здорово... На репетициях то же самое... Просто я нашел для себя ключ: если не трогать этого говна (политики и денег), то есть жить, как мы жили раньше, все становится точно на свои места.

При этом все время очень интересное двойственное ощущение. Как только мне кто-то начинает рассказывать про "Память", которая живет у него в квартире, и машет сапогами, и избивает людей, про погромы, про резню... мне становится страшно. Потом я возвращаюсь назад, в свое нормальное состояние - и все нормально. Все начинает восприниматься со стороны.

Дело в том, что страшное мы немножко переоцениваем и этим сами даем ему силу. Тогда [5 лет назад] было КГБ, которое, по-моему, было так же сильно преувеличено. Не было абсолютно никакой опасности.

МТ - Ну, что значит не было? Если Романов девять месяцев сидел в тюрьме?

БГ - Так вопрос в том, что, если все это раскопать... не было ли у него какой-то завязки с властью или деньгами? Как только есть, за что схватить человека - все.

ИС - Борь, ты мог бы быть на их месте. То, что взяли их - просто случайность, как кирпич, который упал на голову одному из восьмерых, прогуливающихся под балконом. Но ощущение, тем не менее, такое, что кирпичи падают часто. А может быть, та ситуация еще более детерминирована - как, скажем, в Армении, когда человека толкают по очень узкому коридору.

БГ - Наш первый аквариумовский аппаратчик, с которым мы записывали "Все братья - сестры", уже 15 лет живет в Ереване. Я с ним периодически перезваниваюсь. Он мрачно сообщает мне: Типа, не взяли в армянский фронт, потому что я учился в Ленинграде. Я говорю: ну что ты делаешь? - Сижу, пью коньяк, слушаю Фрэнка Заппу. У него в жизни ничего не изменилось. Причем, он честно принимал участие во всех демонстрациях - все было, как надо. По-моему, все зависит от подхода каждого отдельно взятого человека.

Последнее, что я хочу сказать перед тем, как мы все это выключим. Когда мы сейчас вернулись оттуда, самое интересное, что первое ощущение - первые недели две, когда все было наиболее обострено по поводу России... Ощущение только одно: что Россия - отчаянно любимая страна, которой отчаянно не хватает любви по мелочам. Не какой-то большой, общественно-политической любви, а просто любви одного человека к другому. Маленькой такой. Типа, помочь старушке улицу перейти, кому-то десять рублей одолжить. Все так увлеклись большим, что нормальной, деревенской любви почти совсем не осталось. Мы все очень заняты проблемами. А вот если бы вот это... И начинать детей пятилетних понемногу учить... это... может быть, как-то хоть получится...

Встреча в подвале УРЛАЙТА вскоре оказалась омрачена прискорбным событием: тульское издание "Иванов" перепечатало без указания источника и в сильно искаженном виде один из материалов УРЛАЙТА № 6 ("Сумерки Богов"), содержащий резкие выпады против АКВАРИУМА и его лидера. Если не знать время написания (начало 1989) и опубликования (июнь 1989) этой статьи и не иметь возможности сравнить оригинальный (УРЛАЙТовский) текст с тем, что вышло в Туле, может создаться впечатление, что мы ведем двойную игру: в глаза говорим одно, а за глаза — совсем другое. К сожалению, мы практически не в состоянии контролировать перепечатки из нашего журнала и сами постоянно страдаем от такого положения (публикации комсомольского "Собеса", "Дома Кино" и пр.). Приносим Борису Гребенщикову искренние извинения.

No documents found

У Вас есть что сообщить составителям справочника об этом событии? Напишите нам
Хотите узнать больше об авторах материалов? Загляните в раздел благодарностей