ЗА ЗАПИСЬ ЭФИРА СПАСИБО ЮЛИИ НОВИКОВОЙ.
фото выложила Юлия Новикова Слушала сегодня интервью с БГ на радио "Миллениум".В общем, два раза концерты группы "Аквариум" были сорваны милицией в Казани, потому что не давали фанатам нормально потусить на танцполе.Ведущий спросил: бывали проблемы с милицией еще в каком-то городе? - Нет, только в Казани. Только Казань очень жесткий город.Было еще в Харькове, но теперь нет. мда...не только фанаты знают, какая милиция в третьей столице.
пишет Светлана Масленникова
— «Если я прощаюсь, послезавтра я опять буду здесь» — это Борис Борисович Гребенщиков, группа «Аквариум», и добрый день всем поклонникам хорошей музыки. Это радио «Миллениум», радио нашего города. 13:00 в Казани, я с большим удовольствием и почтением представляю вам нашего сегодняшнего гостя. В студии — Борис Борисович Гребенщиков собственной персоной. Борис Борисович, добрый день. — Добрый день, очень приятно быть здесь у вас. — Борис Борисович, начать наш разговор хотелось бы вот с чего. Практически каждый год группа «Аквариум» в разных составах и с разными программами бывает в нашем городе… — Ну, «в разных составах» — это сильно сказано, потому что «Аквариум» и есть «Аквариум». Это одни и те же люди, просто их бывает больше или меньше. — А вот сегодня концерт уникален тем, что будет творческий вечер, да? — Ну, это просто… Творческий вечер от концерта «Аквариума» отличается только тем, что на концерте я стою, а на творческом вечере я сижу на стуле и отвечаю на записки. А всё остальное — такой же концерт и те же люди. — А вообще, то есть, это будет какой-нибудь эксклюзивный концерт, или у вас уже был тур… — А что значит нерусское слово «эксклюзивный», скажите мне? — Ну, то есть, концерт, то есть, для нашего города только, или вы уже проехали большой тур, вот… — Нет, ваш город — третий. Мы были в Астрахани, в Саратове, в Самаре, теперь у вас… У вас — четвёртый город. Потом будет Нижний, Домодедово и Подольск — и всё. И этого, может быть, больше уже никто не услышит. Так что наша программа сделана специально: вот мы любим делать что-то, чтобы… ну, вот это — пять, шесть, семь концертов, и всё, больше этого никогда не будет. — То есть, друзья, у вас есть уникальнейшая возможность сегодня посетить концерт, в 19:00 в «Униксе» он состоится. А поговорить вот ещё хотелось бы вот о чём. Лет десять назад, когда «Аквариум» привозил программу «Пси» в наш город, я был на том концерте… — Сколько ж нас было тогда? Пять? — Вас было на сцене… сейчас скажу… шесть человек. — Шесть, да… — Был Алик Потапкин на барабанах… — Всё, понял, да. — И, как сейчас помню, этот концерт сорвали сотрудники милиции. Спустя год в концертном зале «Пирамида», в котором вроде бы есть и танцпол, сотрудники тогда ещё милиции также не особо дали разгуляться поклонникам. — Да, и тоже почти сорвали… — Да, чем, ну не сказать чтоб вызвали с вашей стороны гнев, но определённое непонимание было. — По крайней мере, парня мы, кажется, отстояли. — Да, это я вот тоже помню. И вот в связи с этим вопрос: скажите, пожалуйста, вот сейчас перед концертом ведётся ли какая-либо работа с начальником охраны, может быть, там, в райдере вы как-то указываете на некую лояльность милиции?.. — Нет-нет-нет, это нужно перед каждым концертом отдельно говорить с теми, кто этим занимается. — А вообще, вот, часто проблемы с милицией возникают? — Только в Казани. — Только в Казани. — Только в Казани, нигде больше последние пять… пять, шесть, восемь лет. В Харькове когда-то ещё были проблемы, Харьков тоже довольно жёсткий город. — Ну, теперь у нас милиция в прошлом, теперь у нас в стране сотрудники полиции, вот, кстати, как вы относитесь… — Они ещё, по-моему, про это не знают. — А вот вообще к данному факту как относитесь? — Я не знаю, что это будет значить. Поэтому только жизнь в новых условиях нам покажет, что это такое. — Давайте вернёмся к музыке. Вот, мы до нашего интервью разговаривали о сети Интернет. Если забить в поисковике «Аквариум» или там «БГ», то Яндекс выдаст кучу ссылок на альбомы и отдельные ссылки на бесконечные сборники. Как вы относитесь к Интернету; главное, как относитесь к распространению своих собственных песен в Сети? — Я, честно говоря, даже не понимаю сути вопроса. Объясню, по какой причине. Когда мы начинали, всё, что… Когда любая группа начинает, что им хочется? Ну, по крайней мере, как я это понимаю? — Ну, чтобы… — Чтобы люди слушали нашу музыку и нас любили, да? Всё, о’кей. Честно говоря, у нас мысли о том, чтобы зарабатывать деньги на этом… по-моему, так и не появилось. Но при этом при всём… а можно этот бэкграунд чуть потише? — Конечно, конечно. — Замечательно. И мне кажется, что для меня большая честь и счастье, если люди слушают мою музыку. Поэтому, естественно, я сделаю всё, чтобы люди могли это слушать без заморочек. И если сейчас нет, как раньше было, там, в шестидесятые-семидесятые годы, возможности купить пластинки, или CD, или кассеты — всё что угодно — значит, нужно придумать что-то новое, чтобы любой человек, который хочет, мог пойти и сегодня себе взять то, что он хочет слушать. Купить или скачать бесплатно. — Ну, это и удобно, потому что, например, рекординговые компании — они сетуют на кризис, о том, что появился Интернет, можно спокойно теперь всё скачивать, и у них как бы нет возможности зарабатывать деньги… — Их бизнес рухнул. Но это был бандитский бизнес изначально. Потому что когда напечатать альбом, напечатать CD стоит 50 центов, и, там, и авторские — 50 центов, а альбом продаётся, простите меня, за 15 долларов, у меня вопрос: куда уходят эти 14 долларов? — В карман производителям, которые также говорят… — Совершенно верно. — …что у нас полиграфия, у нас реклама… — Совершенно верно, она вся стоит копейки. На рекламу далеко не все вкладываются. — А вот сами что-нибудь в Интернете скачиваете — музыку, фильмы? — Фильмы я не скачиваю, потому что я предпочитаю… я вообще предпочитаю покупать, потому что мне спокойнее. Но когда я не могу купить — естественно, я скачиваю. — А социальные сети, там, вот, модные «ВКонтакте», «Одноклассники»?.. — У меня нет на них времени. — Нет на них времени… Просто почему спрашиваю: потому что, вот, посидел в Интернете и в том же самом «Контакте» нашёл двенадцать Борисов Гребенщиковых с вашими фотографиями… — Да, их там много. — А вот что это — комплекс у людей? Что вообще движет этими людьми, как считаете? — Это нужно найти такого человека и спросить у него, потому что я таких людей не видел. Я знаю, что они есть, но содержимое их головы мне себе не представить. — А ведёте ли вы блог? — Тоже не веду, потому что всё, что я хочу сказать, я и так говорю. — Вернёмся к музыке. Вот у меня сейчас в руках диск: это «Русский альбом», который шикарно оформлен. Насколько я знаю, в данное подарочное оформление вошли практически все пластинки «Аквариума». — Да. Ну, первые двадцать. — А кому в голову пришла вообще такая шикарная идея, и есть ли ещё вообще приобрести это ценное собрание? — Приобрести этого больше нельзя. Это выпускала фирма «Союз»; выпустила, и всё. Вот, коробочка… она кончалась, по-моему… По-моему, на «Сестре Хаос» и кончалась. — То есть, насколько я помню, Ольга Орлова этим занималась. — Да. Да-да. — Было такое. А вот скажите, пожалуйста, вот в одной из ваших песен — речь идёт о песне «Дело за мной» — есть строчки: «Злоумышленники отключили наш мын, теперь мы временно без. Мы, конечно, вернём его, как только закончим писать SMS». А как вы относитесь к мобильным, или, вот, может быть, используете современные рингтоны? К мобильной связи? — Я отношусь к ней как к очень опасной игрушке, потому что я смотрю, как все люди вокруг меня всё время с мобильным телефоном в руке и даже на сцене — я всё время думаю, что нужно как-то вот в скором времени ввести какой-нибудь такой — мне нужно будет — указ, чтобы вокруг меня всё-таки этого люди не делали, по самой простой причине: их внимание разделяется. Они не все здесь. У меня есть знакомая, которая, приходя на большой обед вместе со своей семьёй, она сразу берёт телефон в руки, ещё до обеда уходит и после обеда приходит — пообедала. Потому что она всё время говорила по телефону. Это опасно. — Понятно. То есть у вас мобильный телефон — он просто как сопутствующий [нрзб]? — Мобильный телефон у меня с навеки отключённым звонком. Мнé позвонить нельзя. — То есть, если вы видите, что вам кто-то… — Я не вижу. — Не видите… — Я потом просто смотрю — не было ли кого-нибудь, кому мне нужно перезвонить. Тогда я перезваниваю сам. — То есть, если… — Но меня отвлечь нельзя. — Если, например, директор или ваш администратор позвонит, то есть, он знает уже, что будет пропущенный… — Все знают, да. — А вот вообще, если говорить о современном мире — чем отличается Борис Гребенщиков 25-летний от Гребенщикова нынешнего? — Тогда я не умел делать то, что я хочу,— то, что я хотел тогда,— сейчас я более или менее представляю, хотя, конечно, не все частности ещё ясны. Но мне значительно яснее. Что я хочу делать, мне значительно яснее, как я хочу это делать, и у меня лучше получается. — Ну, так скажем, у вас тогда, так скажем, некая безбашенность была, или что? Или интересно было и сегодня, и на тот момент? Или разные интересы были? — Сейчас значительно интереснее. То же самое, только значительно интереснее. Тогда я мог позволить себе, ну, например, в качестве шутки написать какую-нибудь матерную песню, полуматерную. Теперь я не стал бы этого делать, потому что я больше себя уважаю, больше обращаю на это внимание. — Угу, то есть к ненормативной лексике вы сейчас относитесь абсолютно спокойно? — Нет, я отношусь, всегда относился спокойно и буду относиться спокойно. Это часть русского языка. Но нужно иметь в виду, какая часть русского народа использует этот язык. — Тогда не могу спросить о творчестве, так скажем, вашего земляка Сергея Шнурова. — Я к Серёже очень хорошо отношусь, но на всякий случай стараюсь его песни не слушать, чтобы у меня не упало… чтобы он не понизился в моём рейтинге, как теперь это говорят. А так, как человек, он мне очень симпатичен. — Ну что ж, если мы говорим… — И хорошая песня про Химкинский лес. — Да, кстати, очень хорошая. — Очень запоминающаяся. — Но очень жалко, что мало ротируют её. Вот, насколько я помню, Козырев — он на «Нашем радио» рисковал, да, то есть некоторые песни выводил в эфир, и даже на «Нашествии» «Ленинград» был, ну, в качестве хедлайнеров. Больше, по-моему… — Мы играли вместе, и это они-то и были хедлайнерами, всё остальное просто не лежало рядом. После них было играть, так, довольно опасно. — Ну что ж, я напоминаю, что у нас в гостях Борис Борисович Гребенщиков. Мы ненадолго прервёмся, после чего обязательно вернёмся к беседе с нашим гостем. И я напоминаю, что вы можете присылать нам свои вопросы на SMS-номер 8 (937) 523—23—23 в течение данного интервью. Не переключайтесь. • — 13 часов 17 минут в Казани, я напоминаю, что вы слушаете радио «Миллениум», волна 107,3 FM. У нас в гостях замечательный гость Борис Борисович Гребенщиков, концерт которого состоится сегодня в «Униксе» в 18:30. Я напоминаю, что вы можете присылать свои вопросы на наш SMS-номер 8 (937) 523—23—23. Не забывайте, пожалуйста, подписываться. Самый оригинальный вопрос, конечно же, с удовольствием задам, и надеюсь, что Борис Борисович на него ответит. Борис Борисович, и коль уж мы чуть-чуть окунулись в прошлое, не могу не задать вам вот такой вопрос. Сергей Чиграков как-то обмолвился в одном из интервью, что отчасти обязан вам своей карьерой. На тот момент вы видели в Чиже родную душу, или это просто был порыв помочь ещё тогда никому не известному музыканту? — Ну, наверно, ни то ни другое. Наверно, вернее, всё вместе. Потому что Серёжка играл в «Разных людях», и было понятно, что он что-то собирается делать сам по себе, и, по-моему, я его упрашивал, чтобы он переехал в Петербург, потому что у него там будет значительно больше возможностей чем-то заниматься, и так в итоге и получилось. Не знаю, я ничего особенного не делал, просто я ему говорил про то, что он очень, очень, очень и очень хорош, и он таким и был. Слава богу, получилось у него. — А сейчас вы следите за творчеством Чижа или вообще… — У него сейчас нет творчества, потому что он песни не писал уже много лет. — Зато у него постоянно меняется состав: например, пришёл Игорь Доценко из «ДДТ» в качестве барабанщика. — Ну хорошо, я рад, что они нашли друг друга. Но я спокойно отношусь, потому что я Серёжку очень люблю, но мне хотелось бы, чтобы он больше занимался писанием песен, потому что ездить с одними и теми же песнями и играть — ну, это… — Да, последняя пластинка — по-моему, «Гайдном буду» называлась,— сольная ещё… — И это, с моей точки зрения, пошлое словосочетание. Я знаю, что он может лучше. — Вот ещё такой вопрос, что касается прошлого. С вашей точки зрения, почему так рано ушёл из жизни известный музыкант Александр Башлачёв, с которым вы были знакомы? — У меня нет на это точки зрения, и не моё дело в это соваться, потому что это вопрос между ним и Богом, и меня они туда не звали. — Я напоминаю, что сегодня у нас в гостях Борис Гребенщиков, пришло время задать вопросы от наших слушателей. Вопрос такой: ваше отношение к деньгам и на что их вам не жалко тратить? — Мне денег вообще не жалко тратить. Я их люблю, с удовольствием трачу на всё, что мне приходит в голову. Но, наверно, самое главное, что можно сделать с деньгами в моём случае,— это куда-то прилететь, в какое-то хорошее место, найти, снять хорошую студию и заплатить хорошим музыкантам. Мне интересно работать с гениями. — А вот если вы коснулись студии — вот Андрей Макаревич написал, записал, вернее, пластинку, одну из своих пластинок, в знаменитой студии «Abbey Road». — Да, «Альфа-Банк»… Две пластинки, «Альфа-Банк» вложился. — Вложился… Как вы считаете, вот вам удобнее всего записывать пластинки «Аквариума» или ваши сольные альбомы в Петербурге? В Свердловске? В Москве? — Мы делаем так. То, что мы можем записать в Петербурге, мы пишем в Петербурге. То, что нужно записать где-то ещё, мы записываем где-то ещё. Новый альбом, то есть новые песни у нас — между Петербургом, Ирландией и Лондоном. — Вот есть ещё такой вопрос, как раз-таки о Петербурге. И вот девушка интересуется: концерты в провинциальных городах и в столицах чем-то отличаются? — Да, тем, что вот, допустим, этой весной концерты происходят только в провинциальных городах, а в столицах мы не играем. — И вторая часть вопроса: где вы любите больше выступать — по городам и весям либо дома в Питере? — В Петербурге мы играем один концерт в год. — Один концерт? — Да. — И, скорее всего, какой-нибудь юбилейный? Там… — Нет, я люблю какие-то маленькие места. — А дни рождения «Аквариума» вы отмечаете? — Нет, зачем? — Не отмечаете? Ну, просто, вот очень многие группы, вот там «25 лет нашему альбому»… — Понимаете, мне кажется, что это печальный хвост из прошлого. 25 лет, 50 лет КПСС, что-то ещё… Когда людям больше нечего делать, они занимаются собиранием юбилейных дат и их отмечают. Ведь это повод ничего нового не делать, это повод всё время повторять старое. — То есть вы были против своего отмечания юбилея в Кремле? — Чудовищно против. Я очень сожалею, что в это ввязался, потому что мне это очень дорогого стоило. — Ну, а вообще, как концерт прошёл, с вашей точки зрения? Вам всё понравилось или… — Концерт был неплохой. Он не был ничем особенным, но он был неплохой. И у меня была возможность спеть в Кремле второй раз «Коммунисты мальчишку поймали», что доставило мне личное удовольствие. — Вот если говорить о политике, Леонид поинтересовался, как вы относитесь к протестам Юрия Шевчука и его высказываниям в прессе, а также о смелых высказываниях на встрече с Владимиром Путиным? — Юра — взрослый человек… Я целиком одобряю. Ну, вернее, не то что одобряю; я считаю, что он делает то, что он хочет делать. Слава богу. У меня нет по его поводу… по поводу его высказываний, по поводу его поведения никакого своего мнения, потому что это его дело. — То есть, вот… — Но я слышал, что в городе Ижевске он одним словом отстоял права трёхсот владельцев частных домов, и их оставили… Их собирались сносить, и благодаря Юрке их оставили. За это уже ему стоит ставить памятник. — А вот, ну, ничего не хочу сказать про Шевчука, с большим уважением очень к нему отношусь, но вот в последнее время стал замечать, что этому человеку неудобно при любой власти. Вам не кажется это? — Естественно. Так его, по-моему, только за это и любят. Это замечательно, по-моему: типичный русский интеллигент. Что бы ни происходило, его в рай поместить — он будет демонстрации против Господа Бога устраивать. — Елена спрашивает, как на вас повлиял Петербург и мог бы, например, существовать «Аквариум» в каком-нибудь другом городе, например в той же Казани? — Вы знаете, я не пробовал. Потому что всё, что мы делали, сформировано Петербургом: и атмосферой, и, как бы сказать, аурой (боюсь этого слова). — И коль уж мы общаемся сейчас с вами в радиоэфире, не могу вам не задать вот такой вопрос. В начале двадцать первого века, в двухтысячных — ну, в нулевых, как их принято называть, да? — в Москве было открыто «Наше радио», которое дало большую стартовую площадку многим рок-музыкантам. — Я был с Мишей на первом «Нашем радио», когда у него ещё не было места и он только формировал, как бы, эту идею. — Вопрос такой: вот главным, так скажем, рок-продюсером в то время как раз-таки был Михаил Натанович Козырев… — Ну, не знаю, продюсером ли… Он делал и, наверное, делает очень высокое благородное дело: он молодые группы делает известными. Делал тогда, по крайней мере. Это было великое дело. — То есть, вы считаете, что вот ваше отношение, что он… то есть, вы со всем согласны, да, что он сделал? — Я понятия не имею, что он сделал, но тот факт, что появилось радио, которое играло только русскую музыку,— я ему тогда, в первый раз, сказал, что, вот, Миш, по-моему, это очень здорово. И продолжаю считать, что это очень хорошо. Другое дело, что сейчас оно немножко изменилось, естественно,— ну как и всё меняется. — То есть, вы считаете, «Наше радио» вообще потеряло от того, что ушёл Козырев? — Оно стало другим. Да оно и при нём тоже менялось. — Ещё вопрос: на этот раз Алла интересуется, любите ли вы давать интервью и как относитесь к современной журналистике? — Я никак не отношусь к современной журналистике и не знаю, чем она отличается от несовременной. Интервью я даю потому, что мне по определению нужно это делать. Но бывают люди, с которыми я с удовольствием разговариваю, даже несмотря на то, что это интервью. Это пятьдесят на пятьдесят, зависит от того — ну умный человек или нет. — Я знаю, что вы на «Радио России» ведёте программу «Аэростат», свою собственную. — Уже почти шесть лет. — Уже почти шесть лет. А что вас натолкнуло на данную мысль? — При очередном обсуждении мысли о том, что за фигню передают по радио вообще в принципе в России, кто-то меня подначил и сказал: ну, вот, а ты бы сам взялся вести? Я говорю: да. Потому что нужно… должен быть луч света в тёмном царстве. Я готов быть этим лучом света, готов передавать ту музыку, которую я люблю, потому что я этим всё равно занимаюсь каждый… занимался каждый день после концертов. Все всё равно собирались у меня в номере, и всё равно я играл какие-то любимые песни и по ходу дела что-то ещё говорил, рассказывал. И меня на этом поймали, написали про это. И мне на следующий день позвонил директор «Нашего радио»… э-э, «Радио России» — и сказал: вот я слышал, что вы такое сказали; вы что, на самом деле были бы не против? А поскольку я чувствую себя обязанным «Радио России», потому что когда-то они записали «Русский альбом» — абсолютно бесплатно, кстати,— вот, и я их очень люблю за это, я знаю, как в сёлах по России, до сих пор где радиоточка есть, из неё вся музыка и идёт. Мне всегда казалось, что вот это и нужно, вот так и нужно добираться до людей. И поэтому я взялся. Месяца четыре я с ужасом экспериментировал, понимая, что совсем всё не так просто, а потом — ну, как-то формула нашлась, с помощью, кстати, Лёши Рыбина, бывшего гитариста группы «Кино», потому что он мне подсказал с первой передачей чуть-чуть, как это всё делать,— и пошло, и вот уже триста с небольшим передач, около шести лет. — Как вы всё успеваете? — А я только этим и занимаюсь. Я всё время — на гастролях, дома, где угодно — я всё время пишу. Каждая передача, которая идёт час в эфире,— она занимает три-четыре недели как минимум, чтобы её написать. — То есть, вы записываете блоками, на весь месяц, да? — Ну да, когда я бываю в Петербурге, что бывает редко. — Понятно. А вот так же, вот не могу не задать вопрос в связи с радио, да? Шура и Лёва Би-2 делают свою программу «Биология»… — Прекрасно… наверно. — То есть вы не слышали? — Конечно, нет. — Не слышали? — Я радио… ну как-то… я никак не сталкиваюсь с радио, нам не поместиться в одной вселенной. — А тогда что у вас звучит в машине часто? — В машине играет та музыка, которая меня интересует сегодня. Более того, на «Ленте.Ру» сейчас опубликовано, как ни странно, они у меня выпросили что-нибудь, и я им дал список тех альбомов, которые я дольше всего в жизни слушал в машине. То есть, есть альбомы, которые я по году не вынимаю, потому что я слушаю и не могу наслушаться. — А как вы считаете, чего не хватает современным радиостанциям сегодня? — М-м… Ну, вообще говоря, наверно, у них есть всё. Наверное, им не хватает здравого руководителя, который смог бы найти деньги, не прибегая к цензуре. То есть для меня всегда идеальной формой было то, что называется college radio, когда в каком-то там колледже, институте, кто-то ещё, собираются ребята и играют то, что им на самом деле интересно, а не тот сет-лист, который спускают сверху и говорят, что вот тут реклама, а тут у вас это, тут это, и вот это играть нельзя. То есть, вернее, играть можно только это, вот вам двести песен — я часто это вижу на радио. — Ясно. Тринадцать часов тридцать минут в Казани. Мы прервёмся на небольшой блок рекламы, после чего вернёмся к беседе с Борисом Борисовичем Гребенщиковым, который сегодня в студии радио «Миллениум». Не переключайтесь и присылайте свои вопросы. • «Кардиограмма» — так называлась песня, которая вошла в альбом «Сестра Хаос». Прямо сейчас на «Миллениуме» разговариваем с Борисом Борисовичем Гребенщиковым, ещё минут десять будем находиться в студии, после чего отпустим нашего гостя, потому что ему нужно готовиться к концерту. Скажите, пожалуйста: вот у всех групп, да, есть саундчеки, настройка звука. Но, насколько я знаю, по-моему, Алексей Кортнев рассказывал, что никакими саундчеками они не балуются, просто приходят, подключаются сразу и всё. У вас как происходит настройка звука, то есть есть ли борьба, там, с нашими местными техниками, то есть, или по райдеру нужно, чтобы у вас было всё выстроено? Как вот происходит само таинство перед концертом? — Ну, оно начинается… обычно с утра люди начинают строиться. К тому времени, когда я прихожу, уже более-менее всё готово, да и потом часа полтора-два мы смотрим: что сегодня играть, как это будет звучать. Потому что в идеале, конечно, каждый день песня должна играться по-новому. — Концерты бывают удачными и неудачными. И вот в неудачах вы вините себя или сложившиеся обстоятельства? — Ну, обстоятельства всегда складываются. Поэтому, если что-то не получается,— я, наверное, никого не виню. Потому что я знаю, что я стараюсь делать максимум того, что я могу; что ребята стараются делать максимум того, что они могут,— и звуковики, и все на сцене. Ну, не получилось — значит, не получилось. — А после концерта разборы полётов бывают? Или вы просто… — Нет, на это просто энергии нет никакой уже. — То есть вам нужно полчаса-час в гримёрке, чтобы вас никто не трогал, или как у вас?.. — Нет, всё, после концерта меня уже вообще лучше не трогать. Ухожу в свободное плавание. — Вернёмся к вопросам: «Добрый день, Борис Борисович. Скажите, пожалуйста, от кого вам перешёл такой талант? Ведь ваш папа работал научным работником, а мама — художником в Ленинградском доме моделей». — Ну, вы знаете, я думаю, что мои родители сделали всё, чтобы я мог принять всё, что мне мир даёт, ну мир мне вот и дал. Мир мне дал музыку, я в музыку влюбился с детства, и поэтому… Я думаю, талант есть у всех, просто его нужно в себе обнаружить. Вот мне повезло, у меня не было вопросов. — А у вас сохранилась первая гитара? — Нет, первая гитара давно куда-то исчезла, но она, конечно, была уникальной. Я нашёл её на помойке, отец мне покрыл её лаком, что полностью лишило её какой-либо возможности звучать. Но пальцами можно было перебирать. — А как родители относились к началу вашего творчества, вот, в самом юном возрасте? Ваши порывы писать песни? — Поддерживали очень. Ну, отец вообще был не в курсе, его не очень интересовало, а мать поддерживала всё. Она просто волновалась, чтобы я не ушёл куда-нибудь в мечтатели и чтобы стоял двумя ногами на земле, но это получилось. — Если о гитарах говорим, то какой инструмент в вашей коллекции самый ценный? — У меня нет коллекции. Я играю на тех гитарах, которые я выбрал. Но это, безусловно, не коллекция, это всё рабочее. — А вот Сабина пишет: «Как вы ощущаете себя в роли дедушки?» — Учитывая, что я обоих внуков — внука и внучку — видел обоих два раза в жизни, потому что они живут далеко от меня или в других городах; один в других городах, а другая живёт совсем без связи со мной, а я бываю дома, соответственно, четыре-пять дней в месяц. Так что я их люблю издалека, вот и всё. — А к творчеству своей дочери как относитесь? Смотрите ли фильмы? — Фильмы я не смотрю. Я восхищаюсь ей, я восхищаюсь тем, что она востребована,— ничего лучше придумать нельзя. — А она вообще советуется с вами по каким-то вопросам? — Очень редко, потому что у неё вполне своя голова на плечах. — Ещё вопрос: «Борис Борисович, вы человек духовный. А что для вас христианство?» — Я не знаю, что такое духовность. Я плохо понимаю, что именно мы можем иметь в виду под христианством в каждом данном случае. Но если мы говорим о той религии, которая есть у нас в стране,— то, безусловно, это великая, бесконечная и бесконечно величественная система, которая может дать людям всё, что они могут… всё, о чём они могут попросить, может дать. Просто не всегда это видно. Но внутри там есть всё. — Отвлечёмся немножко от бесед со слушателями. Вот спонтанно возник вопрос: а как строится день Бориса Гребенщикова? С чего всё начинается? — Если я на гастролях, имеется в виду? — Вообще, ну то есть, если… давайте начнём, если вы дома. — Если дома, я просыпаюсь, что-нибудь съедаю и ползу в студию. Так что нет ни одного дня в Петербурге за последние десять лет, когда бы я не шёл в студию. — Вы что-то записываете, или у вас… — В последнее время у нас передачи. И такое количество материала, с которым нужно работать, что будь у нас в десять раз больше времени, всё равно оно всё было бы проведено в студии. — А группа «Аквариум» проводит ли репетиции, или всё настолько уже профессионально, что… — Репетируем мы… к этой программе мы репетировали несколько дней. — Ну, я почему спрашиваю — опять же, вот возвращаясь, например, к Чижу,— «А, мы не репетируем, у нас всё нормально, у нас репетиции на концертах происходят, всё происходит спонтанно…» — как-то вот так вот… — Я понимаю, но чтобы достичь чего-то нового, нужно, чтобы это получалось вместе. Старое вместе легко играть, а новое вместе нужно сочинять. Нужно придумывать, как это делать, и на концертах я этого не сделаю. Я хорошо это знаю, потому что я много лет занимался и тем, и тем, и знаю, где что можно получить. Но у Серёжки нет… в том-то и дело, я поэтому волнуюсь за него — ему неинтересно новое. Ему интересно старое. — Ему интересно старое, и, как он признаётся, ему интересна семья… — Ну, тем более. Великий поэт Эзра Паунд, когда его спросили, а хорошо ли артисту жениться, он говорит: «Да, конечно, художник может жениться, если он будет со своей женой встречаться один раз в неделю на двадцать минут за чашкой чая». — Понятно… — …Потому что, если ты занимаешься искусством, то это всё. Не искусством — творчеством. — А какая песня ваших колллег по цеху, по рок-н-ролльной сцене произвела на вас, так скажем, неизгладимое впечатление? Может быть… — Таких песен тысячи, если не миллионы. — Ну, последнее, из свежего? Например, может быть, у Бутусова что-нибудь? У Александра Васильева у того же самого? — У Сашки, я помню, песня «Моё сердце остановилось»… — «25-й кадр» альбом… — По-моему, да. Давно это было. Но песня меня крайне, просто до крайности порадовала. «Романс» ещё был хороший, но «Романс» немножко печальный. Такое ощущение, что он немножко его не довёл до конца, но хорошо, что он записал его, как он его записал. Мы спорили с ним по поводу того, что там стоило бы сделать. — А тогда немножко другой вопрос, тоже о коллегах по рок-музыке. А что вам больше всего нравится в нашей российской музыке, что касается женского вокала, рок-вокала? — Господи, мы говорим о таких уже загадочных вещах — «рок-вокал»… Это как «рок-культура»… — Ну нет… Да, всё-таки хотел бы узнать… Всё-таки, наверное, вопрос ближе: не хотелось бы, там, конкретизировать какую-то штуку, спросить, например: вот, «Ночные снайперы» группа? Потрясающе поёт Диана Арбенина. — Вы знаете, я лучше во избежание каких-либо конфликтных заявлений говорить ничего не буду, потому что я ко всем из них отношусь с любовью и уважением, но сам предпочитаю слушать музыку, которая может меня чему-то научить. И на этом эту тему стоит оставить, потому что я, правда, очень не хочу обижать людей, к которым я очень хорошо отношусь. Но мне хотелось бы, чтобы они делали ровно в десять раз тщательней то, что они делают. — Вопросы от наших слушателей продолжают поступать, и вот один из них. Если бы у вас была машина времени — куда бы вы отправились? — У меня есть машина времени: Макаревич. Женька Маргулис вчера мне звонил из Лондона. Никуда бы на ней не отправился, меня вполне устраивает теперешнее время. — На какой вопрос вы всегда отвечаете «нет»? — Сразу так в голову не придёт… Если меня пригласят заниматься политикой. — Вы вообще категоричный человек? И легко ли вас вывести из себя? — Элементарно. Вывести из себя меня можно в течение трёх секунд, если знать, на что нажимать. А категоричный — естественно. Я люблю спорить, выдвигая сразу парадоксальные заявления, так, чтобы человек потерял временно основу [нрзб] — Яна интересуется: расскажите, пожалуйста, самый запоминающийся эпизод из детства. — Не знаю, много там всего было хорошего. Ну как можно один эпизод из жизни вытащить? Я их все помню, всё было хорошо. Они все запомнились. — Что для вас значит семья и как вы понимаете слово «счастье»? — Счастье — это когда отсутствует гнёт своего «я» над сердцем. Когда ты забываешь о себе — это счастье. Забываешь о себе потому, что то, что происходит вокруг, слишком прекрасно, чтобы думать ещё и о себе. — И, наверно, последний вопрос; вернее, не вопрос, а просьба: что бы вы пожелали нашему городу, всем нашим слушателям и вашим зрителям сегодня? — Я пожелаю того же, что желаю всегда: дорогие мои, пожалуйста, любите друг друга сейчас, потому что потом этого не будет. — Спасибо вам огромное за интервью. Это был Борис Борисович Гребенщиков в студии радио «Миллениум», концерт которого состоится сегодня в 18:30 в концертном зале «Уникс». Уникальная программа: акустический творческий вечер. Меня же зовут Борис Солдатов, прощаюсь до завтра, до утра. Любите друг друга и не болейте. Удачи.
за расшифровку спасибо Ростиславу Чебыкину
Дополнительные ссылки: Событие: 2011 31 марта. Творческий вечер БГ в КСК КФУ «Уникс» г.Казани Событие: 2011 31 марта. Вопросы в гримерке к БГ для издания "Молодежь Татарстана" г.Казань