Борис Гребенщиков «Шоу-бизнес кажется мне неискренним и гнилым пространством» Накануне выхода нового альбома «Аквариума» его лидер Борис Гребенщиков признался «Труду», что не интересуется доходами от диска
— У «Аквариума» ведь не было нового альбома уже три года.
— В 2009 году мы выпустили альбом «Пушкинская, 9», собрав песни разных времен, которые были сделаны здесь, в студии на Пушкинской. Но чтобы в альбом вошли только новые песни, такого действительно давно не бывало.
— Извините, а зачем сегодня выпускать альбомы, если все можно скачать в интернете?
— Для удовольствия. И вообще не понимаю вопроса «зачем». Зачем ты влюбляешься или зачем весной расцветают деревья?
— Многие музыканты свернули тему новых альбомов, объявив этот формат умершим.
— Вероятно, люди, которые этим занимаются ради заработка, могут тему и свернуть, потому что им нужно искать финансово выгодные поля, а те люди, которые занимаются этим для удовольствия, делают то, что хотят. Мы не только альбомы, но и «сорокопятки» выпускаем, то есть интернетовские синглы — каждые три месяца что-то новое появляется. И когда накопилось 18 песен, стало ясно, что надо свести их в альбом. Из 18 новых вещей восемь вошли в альбом «Архангельск».
— Восемь — маловато…
— Больше 40 минут. Длинные песни.
— Вы опять сами выложите новый альбом в интернет в открытый доступ и будете призывать поклонников, если у них возникнет такое желание, заплатить за скачивание, кто сколько может и хочет?
— Во-первых, мы ни слова не говорим, никого не призываем: Но порядок на этом интернет-ресурсе таков: если хочешь — плати, не хочешь — не плати. Вопрос твоей совести.
— Интересно, а какие суммы переводят вам поклонники? Были случаи, когда кто-то перевел один рубль, а другой — миллион?
— Если честно, я не в курсе. Меня это не интересует, никто ко мне не прибегает с криком «Борис Борисович, нам перевели столько-то денег». Никто у нас в группе это не отслеживает. Мы записываем музыку и хотим, чтобы люди имели возможность ее слушать. Как это было раньше, так и теперь продолжается.
— Вы хотя бы «отбиваетесь» на этих пожертвованиях?
— Нет, конечно. Запись стоит значительно дороже. Половина альбома «Архангельск» сделана в Лондоне. Это все очень дорого. Деньги мы зарабатываем только на концертах, и ни на чем больше.
— Что в сегодняшней ситуации можно считать успехом альбома?
— Если я слушаю альбом и понимаю, что у нас получилось точно то, что мы хотели сделать. Когда чувствуешь красоту от работы, то, значит, мы добились своей цели. Это успех.
— Говорят, к Архангельску вы испытываете особые чувства.
— У меня к разным городам особые чувства. В Архангельске мы не так часто бываем, чтобы возникло совсем уж особое чувство. Скорее хорошее чувство. Архангельск, строго говоря, был первым городом, куда мы выезжали на гастроли. Задолго до рок-клубовских времен.
— Это были официальные, платные гастроли?
— Тогда это было абсолютно неофициально, а значит, фактически бесплатно. Что в 76-м году могло быть официально? Откуда?
— Как вы думаете, нынешняя ситуация с альбомами, с бесконтрольным скачиванием в интернете воцарилась надол-го? Нельзя изменить это?
— По счастью, это пока невозможно.
— Даже на Западе?
— На Востоке ли, на Западе — везде невозможно. Принципы интернета таковы, что это невозможно. Просто ситуация, когда авторские права становились предметом купли-продажи, была неестественной. Сейчас все возвращается на круги своя. Скажите, разве естественно, что человек может купить авторские права и автор перестает иметь возможность играть эту песню? Не абсурдно ли это? Майкл Джексон купил права на песни «Битлз»? Купил. Но разве это не абсурд?
— Не так давно оперная примадонна Елена Образцова, подводя итоги конкурса молодых певцов, сказала, что интернет портит молодых людей, что, мол, вся эта мутная интернетовская волна накрыла новое поколение.
— А почему она мутная? Если человек скачивает в интернете стихотворение Пастернака, что в этом мутного?
— Елена Васильевна говорит, что в молодости читала Золя. А нынче Золя читают в интернете?
— Почему нет? Люди читают то, что хотят читать. Если им выбирать между Золя и ничем, то они будут читать Золя. А если им дают возможность выбирать, они выбирают то, что им хочется. Так что же здесь мутного?
— Интернет якобы делает поколение малограмотным. Молодежь теперь пишет без запятых, без прописных букв.
— А при чем здесь интернет? Тогда давайте будем винить микроскоп или логарифмическую линейку. Или электричество.
— Вас послушаешь, так в интернете нет минусов!
— А какие в нем минусы? Дело не в интернете, а в людях. Есть минусы в молотке? Наверное, минусы не в молотке, а в том, кто и как его использует. Бессмысленно винить водку в том, что люди напиваются. Водка не виновата. Не будет водки — желающие напиться напьются чем-либо другим.
— Расскажите о сентябрьском концерте в Нью-Йорке, который вы посвятили 80-летию философа, мастера Шри Чинмоя.
— Поскольку Шри Чинмою исполнилось бы 80 лет, то его ученики съехались со всего мира в Квинс, чтобы радоваться, праздновать. И мои друзья предложили: давай сделаем в это время еще и концерт для тех русских, которые живут в Нью-Йорке. Поскольку это проводили ученики Шри Чинмоя, то они, естественно, вправе посвятить концерт этому событию. К тому же там играл не только я. Для меня это концерт самостоятельный. Он абсолютно ничему не посвящен, потому что концерт есть концерт. Можно сказать, что все, что я играю, посвящено Шри Чинмою и всем другим великим мастерам. А можно говорить, что ничего никому не может быть посвящено — это неважно. Для меня каждый концерт — самостоятельное событие и самостоятельный праздник, который посвящен тому, что мы все живы. Но поскольку мы играли со струнным трио, с флейтистом, еще с двумя музыкантами, и все они ученики Чинмоя, я очень рад, что так получилось.
— Вы исполняли свои песни или что-то из репертуара Шри Чинмоя? Вы вообще были знакомы с Шри Чинмоем?
— Мои. Я не умею петь его песни, они очень сложные. А знакомы с ним мы были в течение двух лет. Он был в Петербурге с концертом, и я принимал в нем участие.
— В последние пару лет вы проявили небывалый интерес к жанру творческих вечеров, дали их уже больше 30 в разных уголках мира. Чем вас так привлекает этот жанр?
— Давайте зададим себе другой вопрос: чем творческий вечер отличается от концерта? Или в данном случае — чем творческий вечер Гребенщикова отличается от концерта «Аквариума»? На концерте «Аквариума» нам не до разговоров, а суть творческого вечера в том, что люди могут спросить что то, и я буду считать себя обязанным отвечать. Во-вторых, творческий вечер — это повод сыграть не так, как мы играем обычно, а сделать что-то в минималистической аранжировке или вообще по-другому сыграть. Ну, а для меня это еще и возможность вдоволь поиграть на гитаре, потому что когда мы играем с группой, то мне немножко не до этого. В тот момент, когда группа не функциональна, а у нас есть время, то мы едем малым составом, и получается не концерт «Аквариума», а мой творческий вечер. Хотя люди почти те же самые, просто когда это минимум и акустика, то это творческий вечер. К тому же если послушать концерты «Аквариума» начала 80-х, то они такие и были — акустика и разговоры, ответы на записки. То есть это возобновление старой практики. Скажу, в чем разница. Есть концерт, где публику и артистов разделяет сцена: по одну сторону рампы публика, а по другую — артисты, и они не общаются. Артист дает — публика берет, все. А творческий вечер — это когда все достаточно спонтанно, по-домашнему. Меня этот жанр действительно интересует. Вот недавно мы сыграли восемь концертов большим составом с приезжающим ударником, басистом, а потом втроем едем в Киев, садимся в маленьком—маленьком месте и пытаемся там втроем-вчетвером что-то сымпровизировать, и это уже будет совсем другим концертом.
— И все-таки странно: Москва и Питер увешаны огромными билбордами, что Шевчук дает программу «Иначе» в СКК и «Олимпийском», сотрудничает с крупнейшей шоу-бизнес-компанией, а рядом висят скромные афиши: «Аквариум» выступает в клубе!
— Если Юрке так нравится, слава богу! Он всегда это любил. А мне неинтересно сотрудничать с шоу-бизнесом. Мне шоу-бизнес кажется очень неискренним и довольно гнилым пространством.
— Но в данном случае шоу-бизнес просто поставляет «ДДТ» техническое оборудование.
— Я понимаю. Но стараюсь по возможности держаться от этого подальше, поэтому по возможности не хотел бы видеть никогда свое лицо на афише. Я еду по Москве, по Садовому кольцу, вижу сотни афиш «Аквариума» и думаю: какое счастье, если бы я мог обойтись без этого! Я не имею в виду свое лицо. Я имею в виду название «Аквариум» в одном ряду со всем остальным. Мне хочется находиться вне этого ряда, неинтересно быть частью этой машины. Это мне никогда не было интересно. Неинтересно сейчас, неинтересно будет дальше.
— Вы принимаете участие в судьбе своего старого друга Артемия Троицкого? Почему «Аквариума» нет на альбоме-сборнике в поддержку Троицкого, который выпустил Василий Шумов?
— Мне никто по этому поводу ничего не говорит. С Артемом я разговаривал недавно по телефону, и все вроде бы нормально. Думаю, что Артем — человек умный, светский и прекрасно знает, что он делает. Видимо, нет во мне необходимости. Если обратится, то мы поговорим.
— Согласны ли вы с тем, что, пока в России самые большие мудрецы занимались поисками национальной идеи, в реальности национальной идеей, увы, стали деньги?
— Что такое национальная идея, я не очень понимаю. Вот я — русский, живу в России. И какая национальная идея мне нужна? Чтобы я не забыл, что я не казах? Я вроде не казах. Так с кем меня нужно сплачивать, кому меня нужно сплачивать и для чего это делать? Я не понимаю сути вопроса. Или те, кто ставит такие формулировки, не озадачиваются таким вопросом?
— Хорошо, а как вы относитесь к резко возросшей роли денег в нашей стране, особенно среди молодого поколения?
— Мои дети что-то не говорят об этом. По-моему, это все очень надуманные вещи. То же самое, что с «мутными потоками» интернета. Чтобы так говорить, нужно быть совсем безграмотным. Это все равно что мутные потоки молотка: Деньги — это точно то же самое, что интернет или молоток, — это средство, орудие. И в них нет идеи. Нельзя сваливать на деньги то, в чем виновата жадность. Жадность есть жадность, алчность есть алчность, невежество есть невежество, и интернет не виноват, и деньги не виноваты, и водка не виновата. Если человек неумерен, то он неумерен. Отсутствие или наличие водки ничего не меняет. Не будет водки — он напьется другим, не будет интернета — все равно найдет возможность скачать порнографию, не будет денег — люди найдут, как делить энергию так, чтобы себе было больше, а другим меньше. Роль денег не возрастала, а вот невежество крепчает. Но крепчает только потому, что люди не считают нужным образовывать своих детей или своих близких и самих себя. Образовывать, заниматься образованием. Узнавать, как и что в мире происходит. Если человек желает быть неграмотным, то он будет неграмотным. И обвинять интернет в этом очень сложно.
— На творческих вечерах вас постоянно спрашивают, что такое любовь, что такое счастье. Но ведь на эти вопросы отвечает столько мудрых книг...
— Если ты прочитаешь, что такое счастье, ты его не почувствуешь. Если прочитаешь в книге, что такое вкус клубники, это много тебе даст? То же самое со счастьем. Чужим счастьем счастлив не будешь.
— Долой мудрые книги?
— Почему же долой? Мудрые книги существуют для тех, кто способен их читать. Но для этого надо научиться их читать. И чтобы понять то, что сказано в мудрых книгах, ты должен пройти это сам. Если посмотришь по карте, куда тебе нужно попасть, то с помощью одной карты ты туда не попадешь. Чтобы попасть, нужно встать и пойти. То же самое книги — они дают тебе только карту.
— Вы однажды сказали со сцены, что фильм «Шерлок Холмс» режиссера Гая Ричи посмотрели 18 раз! В этом есть какое-то мальчишество.
— Я смотрю то, что мне нравится. Если мне фильм доставляет удовольствие после первого просмотра, второго, пятого, то почему бы не смотреть его дальше? Мне нравится фильм Гая Ричи, мне кажется, он идеально сделан. Я его смотрю и получаю удовольствие, а когда смотрю другие фильмы, не получаю от них удовольствия. Вот я начал смотреть фильм «Тор», но до конца не досмотрел, потому что он не доставил мне удовольствия. Или картины Ларса фон Триера — вообще их смотреть не могу: мне просто противно.
— Леонид Парфенов утверждает, что мы живем в эпоху ренессанса советской античности. Как вы относитесь к ностальгии по СССР?
— Наверное, у нас разное отношение к СССР с теми, кто подвержен такой ностальгии. Для меня это была страна, где я был заперт. Мысль о том, чтобы выехать за пределы России, даже соцлагеря, была для меня исключена. А что было с моими концертами в СССР — вы, Михаил, сами можете мне напомнить, поскольку были в числе первых энтузиастов рок-н-рола в стране.
— Помню, как в начале 80-х на концерте «Аквариума» в общежитии ленинградской «Корабелки» менты повязали всех — и артистов, и нас, зрителей!
— И как мне после этого относиться к СССР? Мою судьбу там за меня все время решал кто-то другой. СССР был тюремной зоной. Естественно, многим людям в тюрьме удобно — надзирателям, заключенным, находящимся на особом положении. Просто есть разная психология. СССР был закрытым обществом, мы это прекрасно знаем. Как у людей может быть ностальгия по закрытому обществу, я не очень понимаю. Вероятно, тут особый склад психики.
Михаил Садчиков, Санкт-Петербург № 168, 04 Октября 2011г.
http://www.trud.ru/article/04-10-2011/268129_boris_grebenschikov_shou-biznes_kazhetsja_mne_neiskrennim_i_gnilym_prostranstvom.html