Вы находитесь здесь: Словарь влияний  •  короткая ссылка на этот документ  •  предыдущий  •  следующий


Влияние БГ на ...

Дмитрий РУМЯНЦЕВ; Мы равны перед небом; Борис Гребенщиков и Андрей Макаревич



Русский рок: исторический экскурс

Точкой отсчета в истории русской рок-поэзии следует считать начало 70-х годов прошлого века. В это время советские музыканты, пройдя этап слепого копирования англоязычных рок-образцов, впервые рискнули адаптировать западную музыкальную форму к русскому языку. Проще говоря, рискнули петь рок-н-ролл на великом и могучем. Говорить о поэтическом качестве этих первых опытов не приходится. Слова несли чисто вспомогательную функцию и были откровенно наивны. Могло случиться, что текст в отечественной рок-музыке и остался бы на вторых ролях, однако, к счастью, немногим раньше Советский Союз всколыхнули имена Владимира Высоцкого, Булата Окуджавы и Александра Галича. Именно бардовская традиция с ее приматом поэзии над музыкальной составляющей стала тем фундаментом, на котором возник феномен отечественной рок-поэзии. К середине 70-х по бардовскому образу и подобию построили свои поэтические системы такие музыканты, как Андрей Макаревич (группа “Машина времени”), Алексей Романов и Константин Никольский (группа “Воскресение”), образовав так называемую “московскую школу” русского рока.

Рафинированный литературный язык, отсутствие сленга и маргинальных типов речи, отсутствие конкретики (реки, мосты, костры, лес), вневременной характер лирики1, классическая силлабо-тоническая форма стиха2 – вот основные приметы “московской школы”.

Примерно в это же время в Ленинграде, словно в противовес, зарождается собственная рок-школа, самыми яркими представителями которой становятся Борис Гребенщиков (группа “Аквариум”) и Майк Науменко (группа “Зоопарк”). Науменко и Гребенщиков заговорили на языке сформировавшейся уже к тому времени субкультуры (“системы”), широко используя разговорную речь, сленг, табуированные темы, в частности, секса, ненормативную лексику. Их тексты предельно конкретны и насыщены деталями, по которым можно четко опознать окружающее их культурное пространство. К тому же через ленинградцев в русский рок вливается западная культура со своей стихотворной традицией. Появляются культурные пересказы песен Боба Дилана и Джима Моррисона (“Железнодорожная вода” Гребенщикова, “Уездный город N” и “Странные дни” Майка). Ленинградский рок становится проводником философских экзистенциалистских идей и диковинных для того времени религий (буддизма, кришнаизма, индуизма, растафарианства). Ну и наконец питерские рок-музыканты используют свой спектр культурных аллюзий. Песни Макаревича отсылают к Высоцкому и Галичу, тексты “Аквариума” – к Саше Черному, Блоку, Вертинскому, обэриутам. К последним, в частности, тяготеет Джордж Гуницкий.

Итак, к концу 70-х в Советском Союзе по большому счету существуют только эти две школы, обживающиеся в рамках местной субкультуры, и отдельные группы, которые по тем или иным причинам к ним причислить нельзя. В начале 80-х субкультура начинает стремительно расширяться и завоевывает провинцию. В Сибири появляются уникальные рок-поэты: язык русского рока тесно переплетается в их творчестве с национальной фольклорной традицией и мифологией, возвращаясь к языковой памяти. Помимо фольклора здешняя школа актуализирует авангардную поэтическую струю – авангардная парадигма становится “несущей балкой” многих текстов таких столпов сибирского рока, как Егор Летов3 и Дмитрий Ревякин4 (в меньшей степени у Янки Дягилевой, которая тяготеет к фольклору). Лидеры “Калинова моста” и “Гражданской обороны” отталкиваются от поэтического авангарда 10-20-х годов и заставляют вспомнить имена Хлебникова, Туфанова, Каменского, Крученых. Летов и Ревякин строят свои поэтические системы на неологизмах, словотворчестве, зауми, звукописи, абсурде, алогичности. Постоянные эксперименты с языком делают “почвенническую” школу поистине уникальной.

Говоря о развитии рока в провинции, нельзя не упомянуть о “свердловской школе” и отдельных авторах, в рамки школ не укладывающихся. Я имею в виду Илью Кормильцева, Александра Башлачева и Юрия Шевчука. Замешанная на бардовском влиянии, тяготеющая к традиционному силлабо-тоническому стиху, поэзия Кормильцева, Башлачева и Шевчука (в отличие от поэзии “московской школы”) приобретает явную социально-критическую окраску5. В центре внимания этих поэтов – убожество быта и беспросветность провинциального существования. Поэты предельно конкретны, как и ленинградцы, однако в отличие от них обращены не к узкому кругу субкультуры, но к обществу в целом.

Отдельно стоит сказать о приеме, который вне зависимости от школы присущ всей рок-поэзии: это постмодернистская “цитатность”, использование “чужого слова” с последующим – часто ироническим – переосмыслением. Башлачев, скажем, в песне “Не позволяй душе лениться” каламбурит с советскими штампами, как литературными, так и “жизненными”, смешивая их с цитатами из классики. Эта игра, по замечанию исследователя, выражает принципиальную мировоззренческую установку автора6.

В 1986 году русский рок вступает в новую фазу своего существования. Перешагнув границы субкультуры, он выходит из подполья и становится контркультурой. Начинается “героическая эпоха” русского рока, короткая и разрушительная. В рок-текстах слышнее становятся революционные мотивы, знакомые по поэзии начала XX века (Маяковский, Бедный): революционная риторика, отсутствие полутонов, антитеза, контраст (мы – они). Увеличивается роль афористичной фразы7. Тексты политизируются. Именно это время порождает миф о том, что социальный протест якобы есть основная черта рок-поэтики. В начале 90-х период молодежной контркультуры заканчивается и, по мнению некоторых исследователей8, вместе с ним исчерпывает себя как явление русский рок. “Время колокольчиков” подходит к своему логическому завершению.

Однако вопреки мнению скептиков отечественный рок продолжает развиваться, безусловно претерпевая при этом значительные изменения. С одной стороны, он вливается в поле массовой культуры, порождая такое явление, как поп-рок (называемый в народе “рокопопс”). Самые яркие представители поп-рока – группы “Земфира”, “Чичерина”, “Танцы-Минус”, “Смысловые галлюцинации”, “Звери” и др. По сути, эти команды выдают несколько утяжеленный вариант поп-музыки, причем существенно падает “планка” текстовой составляющей, что обусловлено установкой на доступность и “продаваемость”. Такие группы – наряду со “стариками” – забивают радиоэфиры и завоевывают огромную популярность. С другой стороны, в рок-музыке появляется ряд авторов (многие зачастую выступают сольно, в акустике, как Янка Дягилева или Александр Башлачев) и групп, которых смело можно отнести к элитарной культуре. Они по-прежнему текстоцентричны и используют все поэтические “наработки” предыдущего поколения. Стихи имеют серьезный философский и религиозный подтекст и существенно расширяют спектр тем: некоторые из них можно читать с листа – они вполне самодостаточны. Критики все чаще высказывают мнение, что начался новый этап развития русской песенной традиции, породивший некий “промежуточный”9 жанр, который находится на стыке авторской песни и русского рока. Этому новому жанру еще только предстоит дать определение. Наиболее интересны здесь, по-моему, Сергей Калугин (группа “Оргия праведников”), Юлия Теуникова, Константин Арбенин (группа “Зимовье зверей”), Светлана Климович (группа “Розенкранц и Гильденстерн”), Анатолий Багрицкий, Михаил Башаков, Кирилл Комаров, Александр Непомнящий, Веня Д’ркин, Григорий Данской, Олег Медведев, Алекс Поляков, Шамиль Абряров, Александр Левин, Павел Кашин и др. Ввиду “неформатности” уделом такого рода исполнителей становятся маленькие (на 100–600 человек) залы и квартирные концерты (на рубеже веков “квартирники” становятся особенно востребованы как единственный вид альтернативных шоу-бизнесу концертов, которые может дать любой начинающий или неформатный музыкант). То есть в ее элитарном варианте рок-культура, можно сказать, делает круг и возвращается к “субкультурному” периоду. Отлично комментирует эту ситуцию ответ Ильи Кормильцева на вопрос журналиста: “Появись “Наутилус” теперь, – он смог бы пробиться?” “Разумеется, нет. Такого рода песни не так востребованы, даже если сделаны хорошо. Надо приспосабливаться к существующим форматам, ходить на поклон к “Нашему радио” и выслушивать нравоучения, что нужны “чесовые”, оптимистичные песни о дворовом детстве, как у сегодняшних свердловчан – “Чичериной”, “Смысловых галлюцинаций” и прочего попсового дерьма”10.

Состояние современной рок-культуры отнюдь не исчерпывается явлениями, которые здесь перечислены. Я лишь выделил то, что мне кажется наиболее значимым. Многое осталось за скобками, но это уже тема для отдельного материала.


General message отечественной рок-поэзии

Какие бы языковые эксперименты, опираясь на авангардную, постмодернистскую и другие поэтические традиции, ни проделывала русская рок-поэзия, ее главная задача изначально заключается не в том, как сказать, а в том, что сказать. Наиболее важную роль играет в ней именно мировоззренческое сообщение.

Представим, что творчество поэта развивается линейно. В этом случае предполагается какая-то конечная точка, куда поэт должен прийти. Некий индивидуальный итог – цель всего пути. Русский рок не особенно радует нас долгими биографиями. Многие рок-поэты гибли совсем молодыми: Цой, Башлачев, Майк, Янка Дягилева. Все ли они успели сказать, достигли ли этой конечной точки? Или, будь удача на их стороне, они рассказали бы самое главное? Этого уже не узнать.

Тем ценнее опыт тех, чье творчество отражает всю историю отечественного рока – от ее начала до наших дней. И здесь среди прочих героических фигур возвышаются два гигантских столпа, две легенды русского рока – Андрей Макаревич и Борис Гребенщиков. На примере их песен можно проследить эволюцию рок-поэтики, разумеется, еще не завершившуюся. Вполне вероятно, что вектор их развития не раз поменяется. Но, на мой взгляд, в их последних альбомах все-таки сформировалась некая устойчивая мировоззренческая система координат, или, если говорить современным языком, – общий message, на который стоит обратить самое пристальное внимание.

Попробуем допустить, что в течение жизни поэт высекает какую-то одну-единственную, только ему известную поэтическую “скульптуру”, то есть постепенно, шаг за шагом, идет к своей главной творческой цели, к своему самому главному художественному высказыванию, отсекая все второстепенное. Так вот, возможно, сейчас Макаревичу и Гребенщикову осталось убрать совсем немного. Скульптура уже угадывается.


БГ. “Концепция любви”
Пожалуй, среди наших рок-классиков Борис Борисович Гребенщиков – самый авторитетный и в то же время самый таинственный персонаж. Тексты его песен оставляют многих слушателей в недоумении: о чем он, собственно? Распутать противоречивые и при поверхностном взгляде слабо связанные между собой образы порой не под силу даже филологам. И вот поэзия БГ обрастает мифами о ее принципиальной непонятности и порождает странные (если не сказать нелепые) интерпретации. Сам же исполнитель придерживается противоположной точки зрения: “Каждая песня “Аквариума” не является бессмысленным набором слов, а содержит в себе ясную, твердую, абсолютно понятную информацию”11.

Боясь показаться нескромным, признаюсь, что мне его песни кажутся настолько понятными, что я вполне способен увидеть стоящую за ними картину мира.

Поэтические тексты Гребенщикова пронизаны религиозными аллюзиями. Его равно привлекают буддизм, христианство, ислам (в первую очередь суфизм), индуизм, даосизм и проч. До сих пор ведутся дискуссии о том, к какой конфессии можно нашего “рок-гуру” причислить. (Самый устойчивый слух: Гребенщиков – буддист, не зря же он занимался переводами некоторых буддистских текстов!) БГ не придерживается конкретного вероучения, о чем он сам не раз говорил в интервью. Ему интересны все “небытовые проявления жизни”. Отсюда такая религиозная эклектика: “Я знаю, что Бог существует, а как разные культуры его интерпретируют, это их дело”12. То есть рок-музыкант давно вышел за конфессиональные пределы и выработал для себя универсальную концепцию, которая особенно ярко реализована в последних альбомах “Аквариума”. Именно эта идея – ключ к особому (во всяком случае, в контексте русского рока) мироощущению Гребенщикова. Я бы назвал ее “концепцией любви”.

Однако прежде чем рассмотреть ее детально, хочу отметить одну многое проясняющую особенность поэтики БГ. Она убедительно сформулирована в “аквариумоведческой” статье О. Темиршиной, утверждающей, что образная система у него опирается на “принципы мифопоэтической логики бриколажа, являющейся структурным воплощением “тотализующего” (“собирающего”) мышления, которое выстраивает целостную картину мира через поиск разного рода соответствий”13. То есть существует некий смысловой стержень, на который нанизаны образы из различных культурных полей, какое-то одно общее значение (метазначение), собирающее эти разнородные образы в единое целое. Например, идея ложного состояния сознания или духовной подмены реализуется через образы вина, кокаина, никотина, льда, снега, сна и т.д. Истинная же духовность (святость) показана через образ воды (являющейся в свою очередь символом Дао) или рыбака (тут нельзя не вспомнить евангельский образ “ловца человеков”). То есть в центре поэтической системы Гребенщикова лежит ряд неких сверхпринципов, каждый из которых актуализируется через свои образы.

Базовая идея его картины мира есть тезис о том, что Небесный град Иерусалим находится здесь, на земле, или, если говорить языком буддийской Махаяны, нирвана есть адекватно понятая сансара. “Мы живем в идеальном мире, – утверждает музыкант. – Просто его нужно видеть”14. Более того, это идея универсальна и объединяет все мировые религии: “Религия – это наука человеческого счастья, строго говоря. Хотя, конечно, трактуют ее часто не так, но на самом деле речь идет именно об этом”15.

Русской литературе вообще, а на данном этапе развития особенно, свой-ствен трагический пафос: налицо постоянный конфликт с реальностью. Не обошла эта тенденция и рок-культуру. Она также насквозь минорна (к примеру, один из топосов русского рока – смерть). Лидер “Аквариума”, пожалуй, первый из отечественных рок-музыкантов, кто эту “древнерусскую тоску” в своем творчестве преодолел (в недавнем альбоме “Zoom Zoom Zoom” он заявляет: “Не спрашивай меня, я не знаю, как испытывать грусть”).

Однако некоторые слушатели воспринимают его тексты по-прежнему, исходя из нашей минорно-трагической парадигмы. Если русское сердце не слышит плача, оно чувствует дискомфорт. Как известно, песня – зеркало, в которое мы смотримся. А весь новый Гребенщиков – позитивен. Это песни счастливого человека. Хвала Богу и мирозданию, постоянное объяснение в любви к этому миру. Хотя слова в этом случае плохой инструмент, чтобы адекватно выразить свои чувства: “Серебро Господа моего... Серебро Господа… Разве я знаю слова, чтобы сказать о тебе?”

Почему я делаю акцент именно на альбомах последних десяти лет? Во-первых, прежде идея “рая на земле” была не так точно сформулирована. Скорее происходил поиск истины: “с той стороны стекла я искал то, чего с этой нет”. Существовало разграничение идеального и реального миров. Понимание того, что нет никакого “стекла”, приходит именно сейчас. Во-вторых, в нынешних альбомах появилась ярко выраженная тема духового пробуждения лирического героя, перехода на другую ступень осознания реальности после длительного этапа блужданий и “сна”. Герой сбрасывает ненужный груз и начинает все с чистого листа. Он еще никому не принадлежит, и даже имени у него пока нет. На фоне наступающей весны происходит полное возрождение:

Отныне лирический герой не конфликтует с реальностью, а принимает ее такой, какая она есть. Ибо все от Бога: “любая весть изначально благая – просто ты к этому еще не привык”. (Тут вспоминается молитва оптинских старцев: “Какие бы я ни получил известия в течение дня, научи меня принять их со спокойной душой и твердым убеждением, что на все святая воля твоя”. Строки БГ именно об этом.) Гребенщиков становится созерцателем, всей душой принявшим Всевышнего и его творение. Он восхищен красотой окружающего мира, убежден в его идеальном устройстве: БГ не пытается в этом мире ничего изменить, “сидя на высоком холме”, он с восточным спокойствием, наблюдает, как все идет своим чередом: “Я редкоземелен, как литий/ Я не сопротивляюсь ходу событий”. Ибо кто мы такие, чтобы менять творение Бога и вмешиваться в естественный ход вещей? Все и так совершенно и достойно восхищения: Жизнь наша непредсказуема, а воля Создателя может завести совсем не туда, куда ты задумывал. Бессмысленно что-то планировать, бессмысленно жалеть о прошлом – “нет времени кроме сейчас”. Задача человека – “встроиться” в божественный миропорядок и исполнить свое предназначение.

К сожалению, несовершенное человеческое сознание, находящееся в плену ложных представлений, мешает эту простую мудрость понять. Люди сами сооружают неприступные стены между собой и миром, между собой и Творцом. Сооружают, а потом мучаются, не зная, как жить дальше:

Возводя в абсолют чувство собственной значимости, становятся глухи друг к другу. Именно поэтому вместо любви на сцену современной цивилизации приходит секс. Когда человек чувствует свое отчуждение, свою отдельность, ему остается пользоваться тем, что не требует больших душевных затрат, – телесным наслаждением. Совершается подмена понятий: любовью начинают именовать инстинкт, страсть. Отсутствие “настройки” на Бога приводит к искаженному пониманию действительности. Однако всегда есть выход. По Гребенщикову, один из способов избавиться от “замусоренного сознания” – смотреть на мир глазами ребенка. Это один из тех компасов, который может привести человека к гармонии и свету: “Пускай я в темноте, но я вижу, где свет, / моему сердцу четырнадцать лет” (ср. с евангельским: “истинно говорю вам, если не обратитесь и не будете, как дети, не войдете в Царство Небесное”). Эту мысль БГ подчеркивает и в своих интервью: “Правда жизни намного прекраснее, чем мы думаем. Но из-за замусоренного сознания она скрыта от нас. У детей – ясное восприятие мира, они способны радоваться красоте так, как мы, более взрослые люди, радоваться ей уже не способны”16.

Впрочем, при всей “непробужденности” социума музыкант все равно ощущает свою общность с ним. Гребенщиков скорее испытывает сожаление, что люди не понимают того, что он давно осознал: “Мы с ними одной крови / лицом к одной и той же стене / единственная разница между нами – / я понял что дело во мне”, и пытается указать путь к истине.


“Если бы не ты…”

Во времена, когда “слишком много любви”, а развод обычное дело, лирический герой Гребенщикова под любовью понимает совсем другое – духовную близость мужчины и женщины, их энергетическое совпадение. Древнейший принцип Ин-Янь. Единство душ. Такая любовь не подвластна времени, ибо не материальна. Это не мимолетное непрочное чувство, но неразрывная цело-стность. Для нынешней ситуации подобная позиция автора уникальна. И, как мне кажется, не только для русского рока, но и для современной поэзии. Это та любовь, когда “увидел тебя и подумал, как редко встречаешь своих”. Она выводит из любой беды, является маяком, спасательным кругом, великой опорой: “Когда каждый пароход, сходящий с этой верфи, – "Титаник", / когда команда – медведи, а капитаны – шуты, / и порт назначенья нигде, я сошел и иду по воде, / но я бы не ушел далеко, если бы не ты”. Когда любят не за что-то, а потому, что ты “в точности такой, как ты есть”.


Философия единства

Каким словом можно характеризовать позднее творчество БГ? “Целостность”. Оно явно противостоит современной установке на фрагментарность, дробление. Клиповое сознание, борьба малых народов за независимость, феминизм и т.д. – все это приметы нынешнего стремления к отдельности, к разрыву связей. Гребенщиков же, напротив, пытается собрать. На этом строятся и его поэтическая система (логика бриколажа), и его философия. Соединить мужчину и женщину, даосизм и православие, культуры различных стран, Бога и человека. Соединить единственно возможным способом – любовью.

В альбоме “Песни рыбака” есть песня “Туман над Янцзы”. Идея всеобщего единства в ней сконцентрирована максимально. Великая китайская река на своих берегах уравнивает всех людей, все религии, “верхи” и “низы”. В ее тумане “бродит Католик и бродит Шаман”. Здесь нет место гордыне, потому что “все вокруг Бог”, а мы его дети.

Другими словами это называется – Рай, Нирвана.


Андрей Макаревич:
“Мне холодно жить в этом мире, мой друг”

Макаревич, безусловно, самый неизученный автор русского рока. За десять лет существования уникального в своем роде филологического ежегодника “Русская рок-поэзия. Текст и контекст” в его девяти выпусках Макаревичу было посвящено всего три отдельных материала17. В остальных он только упоминается наряду с другими. Для оценки творчества музыканта, “открывшего” в нашей стране рок-культуру, это ничтожно мало! (Возможно, так происходит оттого, что “московскую школу” некоторые критики до сих пор не относят к року, с чем лично я категорически не согласен.) Побродив неделю по Интернету, я наткнулся в основном на публикации 80-х годов в “Литературной учебе”, “Литературной России” и “Литературной газете”. Такое ощущение, что не “желтые” издания забыли о существовании “предтечи” русской рок-поэзии.

В творчестве Андрея Макаревича в последние десять лет чувствуется тотальное разочарование в реальности, лишь иногда оживляемое проблесками надежды на лучшее. От многих песен веет удивительным одиночеством и отсутствием веры в человечество.

Песня “Место, где свет”, пожалуй, наиболее ярко характеризует все позднее (и не только позднее, но об этом ниже) творчество рок-классика. Отсутствие общего языка с окружающим миром здесь проявляется на всех уровнях бытия: личном, социальном и духовном. Каждый куплет песни выражает свой:

Лирический герой везде натыкается на стену непонимания. Происходит столкновение людей, мыслящих исключительно материально, и человека, ищущего духовнойвзаимосвязи. Желание наладить контакт уходит в пустоту. (Вспоминается башлачевское: “И мне надоело протягивать вам свою открытую руку, чтоб снова пожать кулак”.) До Творца, как и до людей, тоже не достучаться. Даже смотреть на небо боязно – не знаешь, чего ждать.

Герой Макаревича несет в себе черты, сформировавшиеся еще в 80-х, однако изменились декорации и некоторые свойства авторской поэтики. Бросается в глаза отход от канонов “московской школы” – в стихах появилась конкретика места и времени:

В текстах встречаются сленговые выражения, а отдельные песни заставляют вспомнить эпоху отечественной контркультуры: Изменения в поэтике немного деформировали образ лирического героя – он стал “трезвее” в оценках и жестче в формулировках. Однако не могу не согласиться с замечанием критиков: это все тот же “философствующий, страдающий и горько разочарованный интеллигент, ощущающий себя лишним человеком”18. Я бы только уточнил – не лишним, а чужим человеком.

К концу второго тысячелетия герой Макаревича окончательно сжился со своим одиночеством, принял его как данность: “и я один, и мне легко, что сам себе я господин”. Он рассчитывает только на свои силы, ему нет дела до мнения окружающих. Лимит попыток найти с “безмозглым” обществом взаимопонимание давно исчерпан:

Разграничение себя и социума очень интересно проявляется через образ дома: он всегда стоит вдалеке от людей. Это одно из немногих мест, где герой чувствует себя гармонично, куда всегда возвращается. Но если раньше в доме он был не один – места хватало всем, то теперь предпочитает отшельничество на “не самом высоком холме”.

Когда нет точек соприкосновения с окружающими и на все призывы откликнуться Господь отвечает молчанием, остается только одна связь – с собственным “я”. Главная ценность героя – оставаться самим собой и следовать только своему пути. В этом свобода: “Я всегда был вольный стрелок/и свободен и одинок”. Восхождению к истине ничто не должно мешать, весь лишний груз – “за борт”:

Путь одиночки редко предполагает разделенные чувства и тихую семейную гавань. Перечитав практически весь массив стихов Андрея Макаревича, я почти не нашел текстов о счастливой любви (и этим, кстати, он отличается от БГ). Макаревич говорит о недостижимости идеала. Его герой “был связан дружбой близкою с моделью да с артисткою”, а вот той самой, единственной и неповторимой, возлюбленной, “как ни пыжился, да так и не нашел”. Кажется, счастье уже близко, только протяни руку, но... “встретиться с ней не получается – звезды не ездят в метро”.

Мы равны перед небом

Недавно вышел в свет новый альбом Макаревича “Штандер”, который, по словам автора, “полностью отражает” его “отношение к жизни на сегодняшний день”19. И действительно, определенные песни производят впечатление итоговых, кажутся неким философским обобщением. Хотя, на мой взгляд, “итоговость” относится не только к данному альбому. Похожие песни-резюме есть и на “И.Т.Д.”. Эти две сольных работы, записанные с “Оркестром креольского танго”, идут рука об руку.

Главный вывод, к которому приходит Макаревич, печален: человече-ская жизнь, по сути, бессмысленна. Она мимолетна и ничего не стоит: “Что останется после меня? Ничего, дружок, ничего”. Смысл в ней если и есть, то известен только Богу, но Он не собирается своей тайной делиться. Создатель в последнее время вообще не обращает внимания на свое творение: “Над Москвой круглый год облака, и не видит нас Боженька за облаками”. Всевышний холоден, равнодушен и недостижим. Человеку же ввиду его незначительности божественный замысел не постичь.

Людское сообщество до смешного ничтожно на фоне Вселенной, на фоне потока времени, на фоне совершенного мира природы: “Никогда я не верил в то, что Господь / создал этот мир для людей, / потому что без них он настолько хорош, / что и не передать”. Человечество – всего лишь пылинка, “след на песке”, зыбкое “отражение в Патриарших прудах”, “круги на воде”. Оно обречено биться, “как рыбы в стекло”, обречено на повторение одних и тех же ошибок, на хождение по кругу, на “бег на месте”, на дальнейшее падение. Таков его удел. Предоставленное само себе, забытое Богом, возведшее в культ материальные, а не духовные ценности, оно продолжит погружение во мрак, и надежда только на то, что случится чудо: “однажды настанет день и сюда доберется свет”.

Однако здесь нужно отметить важную деталь: герой, несмотря на то, что он одиночка, несмотря на то, что ему не удается найти общий язык с людьми, признает – он в одной лодке со всеми, ибо мы равны перед небом. Общее несовершенство – единственное, что сближает героя с обществом. Для Творца он так же греховен, расплата не обойдет стороной никого. Нет противостояния идеального “духовного” героя и “бездуховного” мира. Возможно, в этом и заключается трагедия: он такой же несовершенный, как и все, но взаимопонимания “со всеми” ему не обрести.

И все-таки где-то на глубине теплится уверенность, что люди – да и сам автор – в конце концов пройдут все испытания:

Напоследок приведу одно высказывание Андрея Макаревича из автобиографической книги “Сам овца”: “…можно рассматривать жизнь как последовательную цепь разочарований. Человек, только что родившийся, ничего еще не узнавший, не может быть ни в чем разочарован. Первое разочарование приходит вслед за первым знанием (хотя бы в его неабсолютности)”20. Может быть, нынешний этап творчества мастера – лишь очередная ступень на лестнице восхождения к истине?


Разговор в поезде
Хотя Макаревич и Гребенщиков сходятся в том, что человечество находится “в неведении”, мир природы прекрасен и совершенен, а Бог велик, в их поэзии представлены два противоположных взгляда на мир. Поэтический диалог мэтров русского рока, будто разговор пассажиров в поезде (из давнего суперхита Макаревича), ведется о самом главном: о вере и одиночестве под Небесами; о свободе выбора и предначертанности человеческого пути – об ответственности и сопричастности людям (БГ: “Если каждый возьмет вину на себя, то на всех не хватит вины”), умении прощать и не простить (Макаревич: “Нас учили прощать. Расскажи, как простить тех, кто предал тебя в пути? Не прощай, дружок. Не прощай”.

С кем соглашаться, какому пути следовать? Этот выбор за каждым из нас, слушающих песни Бориса Гребенщикова и Андрея Макаревича.

Примечания
1 Кормильцев И., Сурова О. Рок-поэзия в русской культуре: возникновение, бытование, эволюция. Русская рок-поэзия: текст и контекст. Сборник научных трудов [Выпуск 1]. Тверь, 1998.
2 Клюева Н. Метрический репертуар “московской” школы рок-поэзии. Русская рок-поэзия: текст и контекст. Сборник научных трудов [Выпуск 9]. Тверь, 2007.
3 Черняков А.Н., Цвигун Т.В. Поэзия Егора Летова на фоне традиции русского авангарда (аспект языкового взаимодействия)// Русская рок-поэзия: текст и контекст. Сборник научных трудов [Выпуск 2]. Тверь, 1999.
4 Сурова О. “Самовитое слово” Дмитрия Ревякина // Новое литературное обозрение. 1997, №28.
5 Кормильцев И., Сурова О. Указ. соч.
6 Козицкая Е.А. “Чужое” слово в поэтике русского рока // Русская рок-поэзия: текст и контекст. Сборник научных трудов [Выпуск 1]. Тверь, 1998.
7 Кормильцев И., Сурова О. Указ. соч.
8 См., например, Смирнов И. Время колокольчиков. Жизнь и смерть русского рока. М., 1994.
9 Обыденкин А. Произвольная Космонавтика. Рязань, 2006.
10 Там же.
11 Аквариум: 1972–1992. Сборник статей. М., 1992.
12 Цитируется по фонограмме, записанной на вечере Гребенщикова 25 декабря 2007 года в СПбГУ
13 Темиршина О.Р. БГ: Логика порождения смысла // Русская рок-поэзия: текст и контекст. Сборник научных трудов [Выпуск 8]. Тверь, 2005.
14 Интервью с БГ в редакции “Комсомольской правды” в Калининграде 14 мая 2004 г.
15 Кирилл К. Разговор с Борисом Гребенщиковым в двух томах с приложениями и песнями 7 мая 2007 г/ [Электронный ресурс] http://www.swobodanews.ru
16 Интервью с БГ в газете “Аргументы и факты” 22 декабря 2004 г.
17 Толоконникова С.Ю. А может и правда лучше не менять лицо, как пальто? Или нарисованные миры Андрея Макаревича. Русская рок-поэзия: текст и контекст. Сборник научных трудов [Выпуск 5]. Тверь, 2001; Шигарева Ю.В. Путешествия во времени. Русская рок-поэзия: текст и контекст. Сборник научных трудов [Выпуск 3]. Тверь, 2000; Шигарева Ю.В. Особенности циклизации в альбоме “Машины Времени” “Место, где свет”. Русская рок-поэзия: текст и контекст. Сборник научных трудов [Выпуск 7]. Тверь, 2003.
18 Кормильцев И., Сурова О. Указ. соч.
19 Информация с официального сайта Андрея Макаревича http://www.makar.info/from_me/
20 Макаревич А.В. “Сам овца”. Автобиографическая проза. М., “Захаров”, 2001.

Опубликовано в журнале:«Октябрь» 2008, №5 http://magazines.russ.ru/october/2008/5/ru26.html

Created 2011-06-23 20:15:46 by Vyacheslav Sinitsyn; Updated 2011-06-23 20:27:22 by Vyacheslav Sinitsyn
UNID: 0855E51D5CFCFC78C32578B800587033

Комментарии постмодерируются. Для получения извещений о всех новых комментариях справочника подписывайтесь на RSS-канал





У Вас есть что сообщить составителям справочника об этой статье? Напишите нам
Хотите узнать больше об авторах материалов? Загляните в раздел благодарностей


oткрыть этот документ в Lotus Notes