БГ - вокал, гитара Сергей Щураков - аккордеон, мандолина О Сакмаров - гобой, флейта Сергей Березовой - бас Андрей Решетин - виолина Петр Трощенков - ударные + А.П. Зубарев - ак. гитара (8) V. Gayvoronskiy & V. Volkov - труба и бас (7) П Акимов - виолончель (7) Звукорежиссура - Ольга Горбунова и Олег Гончаров. Записано в Государственном Доме Радиовещания и Звукозаписи СССР в Москве в январе-феврале 1992 года, Художник - Виталий Вальге. Kurizza Records
Не путать с Аквариумом, это - "БГ", он же - "БГ-БЭНД" (те же люди, другая миссия). Существует больше ста расшифровок этой загадочной аббревиатуры ("Беспредел Гарантирован" - самое мягкое). Когда Аквариум-80 торжественно самораспустился в апреле '91, новые песни пошли как из ведра (вероятно аура названия так тяготела над всеми нами, что эффективно тормозила любые новые творческие импульсы), и появилась необходимость в небольшом акустическом и очень мобильном составе.
Началось все с "Государыни" и "Никиты". Мы сидели с Рюшей, Щураковым и Дедом в ДК Связи и впервые за много лет репетировали. Дедушка сказал: "Отчего бы нам не съездить с концертом в Казань?". Эта простая фраза повлекла за собой полтора года гастролей и коренной поворот в музыке.
Репертуар пришлось изобретать на ходу; часто - прямо перед концертом; нужно было оставить как можно больше пространства между собой и Аквариумом. Новое название придумывать было бы нелепо, а на афишах нужно было что-то писать; отсюда - самое простое. За время весенне-летне-осенних гастролей и написался "Русский Альбом". Первоначальный акустический квартет вскоре - по привычке пополнился Березовым, а под самый конец года подтянулся и Петр. Играть хотелось с такой силой, что и не вспомнить, когда мы объявлялись домой. Спасибо всем городам и дорогам, вдохновившим эти песни. Типично русский взгляд - на церковь сквозь бутылку водки. Беспредел гарантирован.
Записи "Русского Альбома" начались в начале 92 в Московском Доме Радио (по их любезному приглашению). Снова мы окунулись в атмосферу "государственной" студии, но в Москве - за что я и люблю ее, в отличие от казенного Петербурга - люди давно научились сосуществовать с "государственностью" и относиться к ней по-человечески, как к плохой погоде. Мы сталкивались с государственностью при входе и выходе; внутри же была наша империя. Да и с охраной в Москве всегда можно договориться по-человечески.
Первыми, на кого мы натолкнулись в коридорах Дома Радио, были знакомые нам еще с Курехинских времен Слава Гайворонский с Володей Волковым - соответственно, труба и контрабас - и "Сирин, Алконост, Гамаюн" обрел свое завершение. Позже - уже на Фонтанке - Гайворонский сыграет на нашей версии "Я Хочу Быть С Тобой" и появится на "Рамзесе"; Волков же - вернее, один из его басовых пассажей - когда-то этого вдохновил появление на свет нашего древнего magnum opus'а "Мы Никогда Не Станем Старше".
Ну а по дороге на запись, в поезде Петербург-Москва мы "случайно" пересеклись с Алексеем Павловичем Зубаревым, нашим давним и уважаемым знакомым из "Сезона Дождей" (и - по непроверенным слухам - дальним потомком хоббитов). За бутылкой коньяку он сказал, что ушел из "Сезона" и отныне свободен. Гитара была всегда при нем; на следующий день он зашел в Дом Радио и добавил ее в "Коней". Вопрос о его участии решился сам собой.
БГ. Краткий отчет о 16-ти годах звукозаписи
Я отношу это все на абсолютно мистический счет, поскольку, когда умер СашБаш, у меня на стене висел его портрет, и как-то я сидел смотрел на него, думал — возникло четкое ощущение, что все это переваливается на всех нас. А нас — этой компании старой — уже немного оставалось. Я на это среагировал умозрительно, — типа, да. И потом, когда из Лондона вернулся, начали переть песни совершенно другого типа, не рок-н-ролл. А рок-н-ролл к этому времени встал настолько, что АКВАРИУМ уже два года не мог записать ничего. Стало понятно, что с АКВАРИУМОМ нужно закончить, если вместо течения пробка, плотина какая-то возникла. К этому времени всем было очень тяжело. То, что я про драму на «Radio Silence» сказал, было только частью, у всех были какие-то безумные драматические ситуации, все начали болеть, разваливаться. И как только АКВАРИУМ объявил о своем распаде и уходе со сцены, люди начали выздоравливать, а у меня начали писаться песни, пробка была пробита. И мы решили просто оторваться — я и Сакмаров, вдвоем — сделать что-нибудь прямо противоположное, играть тихую музыку, без рок-н-ролла, без барабанов; просто то, что можно было попробовать сыграть. И написался пакет песен. Поэтому 90-е получились такие, — я как-то сказанул «деревенские 90-е», но это оказалось точно. Все 90-е, основная их часть, была, в общем, бесконечной… кочевой кибиткой. Маленькая группа сильно пьющих людей, рассуждающих об истории древнерусской иконы, или о геополитике или о чем-то еще — такая маленькая орда — перемещается из города в город, слушает музыку, долбается кислотой, пьет водку, покупает иконы, а в свободное время еще и играет музыку. И так продолжалось несколько лет. Даже когда АКВАРИУМ опять появился, мы по инерции продолжали заниматься тем же самым. И получились такие деревенские посиделки — очень длинные. «Русский Альбом» — это был неприкрытый шаманизм, я просто был в трансе на сцене, это видно. В Петербурге, как раз, это не прокатило; просто за счет того, что Петербург от России настолько далек! Здесь приняли программу «Русского Альбома» — под Новый год мы три концерта играли в 1991 году — так: это что еще за такое? В отличие от всей остальной России, где рубахи рвали и в очереди выстраивались. Не поняли и, в общем, враждебно отнеслись, по-моему; ощущение было такое, что это встретили в штыки. Но я был все-таки доволен, потому что впервые осознал, что, по счастью, этому городу ничем не обязан, долги заплатил, и если не поняли — отлично! Очень хорошо, я успокоился. Прекрасно, что есть две точки зрения на все — русско-московская точка зрения и петербургская, довольно холодная и даже ледяная в отношении многих вещей. А мне нравится и то, и то. Интервью с БГ, журнал FUZZ, 20.02.2002 «Самое сильное впечатление от записей Бориса — это «Русский альбом»».
Андрей Макаревич
…На фестивале в Париже, где в числе прочих участников выступали и Борис с Курехиным, за сценой встретились два старых знакомых. «Как АКВАРИУМ?» — спросил Дэвид Боуи. «Распущен», — сказал БГ. «Можешь не продолжать, — сказал Боуи. — Тебе надоело все. что ты делаешь; все начало казаться коммерцией. Ты собрал маленький состав, написал новые песни и начал некоммерческую карьеру. Та же фигня. Моя группа называется Tin Machine».
С одной стороны, БГ страстно хотелось после американо-английских приключений работать в России — появились новые знания и новый опыт, которые толкали вперед, с другой — вялые концерты вялого коллектива, топтание на одном месте и куча свалившихся на его голову бытовых проблем. Кроме того, пришло осознание исключительности каждого творящего человека — можно вспомнить советы Дэйва Стюарта. Нужно было идти вперед, использовать то, что лежит под ногами и чего никто не замечает. В старом доме на улице Перовской на стене у Бориса висела фотография Башлачева. После Сашиной смерти Борис часто смотрел на нее и думал, кто теперь возьмет на себя этот груз, кто будет петь русские песни.
Ответ пришел через два года. Музыка, существующая в России, — замасленная казенными «фольклорными» ансамблями, почти потерянная для слушателя, превращенная в мятый, замусоленный фантик. Огромный музыкальнй пласт, к которому никто не знал, с какой стороны подойти, лежал нетронутый, закрытый, нетронутым оставался и язык, используя который можно было понять, что православные святые — совершено современные персонажи и их «Жития» актуальны и интересны, не говоря уже о поучительном их аспекте. Вероятно, для того чтобы это понять и увидеть, нужно было некоторое время пожить и поработать вне России, вне СССР, к которому были прикованы миллионы людей, живущих безо всякой надежды увидеть когда-нибудь что-нибудь другое. Понять и увидеть глубину музыки и языка, которую не понимали ни заключенные, ни тюремщики. И показать, что и язык этот, и музыка универсальны и вполне применимы для того, что принято называть «рок-группой». «Ты хочешь знать мой язык, но он мой и больше ничей…» Другая фаза, другие тексты: теперь и надолго этот язык для всех понятный и ясный. Нужно только слушать -и понимание окажется легким…
«Когда АКВАРИУМ-80 торжественно самораспустился в апреле 91-го, новые песни пошли как из ведра (вероятно, аура названия тяготела над всеми нами, что эффективно тормозило любые творческие импульсы), и появилась необходимость в небольшом акустическом и очень мобильном составе». (БГ)
Для реализации новых идей Гребенщикову вполне хватало поддержки камерного акустического состава: скрипача Андрея «Рюши» Решетина, флейтиста Олега «Деда» Сакмарова и аккордеониста Сергея Щуракова. Он увлек музыкантов древнерусской историей и нюансами раннего христианства, дискутируя с ними на любые темы -от пассионарности русского народа до судьбы Пресвятой Богородицы. БГ, кроме посещения православных церквей, стал частым посетителем вернисажа в Измайлово. Красивейшую икону XIX века «Явление Божьей Матери Андрею Бого-любскому», купленную в Нижнем Новгороде, Гребенщиков подарил монастырю на Соловках, а двухметровое распятие — церкви Святой Троицы-в-Листах.
«Это было время постоянных философских концепций Гребенщикова, размышлений космогонического плана, рассуждений вселенского характера, — вспоминает Сергей Щураков. — все это сильно влияло на воображение».
Репертуар, радикально отличающийся от творчества АКВАРИУМА второй половины 80-х, вырисовывался сам собой. Но в них посреди цитат из Библии и Ветхого Завета было дыхание нового времени — икона, написанная 40-летним человеком, искушаемым демонами. Песни стали, с одной стороны, более конкретны, с другой — еще всеобъемлющее, еще огромней. Если, слушая, к примеру, «Акустику», иной раз до сих пор хочется прикрыть окно — этот альбом возвращает, по крайней мере, его современников в атмосферу тотальной внешней несвободы, то на «Русском альбоме» окна хочется распахнуть, выглянуть на волю и дышать знакомым и, оказывается, не слишком знакомым воздухом беспредельной свободы. Свободы — как от плохого, так, впрочем, и от хорошего. Тема одиночества проходит через весь альбом — не конкретного, персонифицированного, а общего для всех одиночества, в котором оказывается любой перед лицом Создателя.
«Я помню, приезжал к нему на Валдай, на дачу, мы сидели на каком-то чудесном пригорочке, Боб играл новые песни и говорил, что скоро все это нужно будет делать. Мы год играли эти песни, и это было очень хорошо. Очень. На мой взгляд. Я знаю очень много людей, которые больше всего любят именно «Русский альбом». Очень жаль, что на момент начала записи стало уходить ощущение новизны, но все равно получилось то, что нужно. В туре записывалось очень много концертов, очень жаль, что все это куда-то пропало.
Мое существование в АКВАРИУМЕ — это часть моей интимной жизни, часть моей души. Я помню ощущения, которые я испытывал, играя на сцене, — я был счастлив, что в этот момент я нахожусь здесь и с этими людьми.
Концерт в Ярославле — это, наверное, было так же, как было на Вудстоке. Невероятное взаимопонимание между залом и сценой. И еще концерт после землетрясения в Спитаке. Мы играли в Москве, на каком-то марафоне — 24 часа. Стадион, мы играем в конце. Времени совсем не остается, мы выходим и играем всего 4 песни. И после этих четырех песен мы со сцены уползли — вымоченные, вымотанные, еле живые. Так выложились — за четыре песни. И что-то такое в зале произошло, он отреагировал совершенно по-особенному. Я никогда не забуду парня, который упал на плечо Титову, плакал и говорил: «Что вы со мной такое сделали — у меня родители работают в КГБ, я учился в их спецшколе, я учился смотреть на все их глазами, а вы разрушили мой мир, я не могу туда вернуться — в свою семью, в свою школу. Они хорошие комитетчики, но я с ними не могу. А что взамен? У меня, кроме ваших песен, ничего нет…» Вот такая история.
А особенное пристрастие у Бориса было к Волге. К той реке вообще у нас совершенно особенное отношение. Я помню, как мы ездили в Самару, — удивительно. Несказанные отгяги — есть что вспомнить, и очень приятно это вспоминать. Но город на самом деле мягкий, совершенно не похожий на суровый Петербург. Там внутри у человека все отпускает. И Боб, мне кажется, это очень хорошо чувствовал». (А. Решетин)
«Когда я услышал новые песни БГ, у меня захватило дыхание, — вспоминает флейтист Олег Сакмаров. — И это захваченное дыхание у меня сохранилось на протяжении двух лет… Здесь чудесным образом соединились надежды на позитивность православия и глубину народного фольклора — со славянской основой, но в целом евразийского. Этот материал соответствовал нашему стремлению рассчитаться с прошлым, построить на его месте прочное будущее и найти принципы, как это сделать».
«…мы сидели с Рюшей, Щураковым и Дедом в ДК связи и впервые за много лет репетировали. Дедушка сказал: «Отчего бы нам не съездить с концертом в Казань?» Эта простая фраза повлекла за собой полтора года гастролей и коренной поворот в музыке. За это время мы объехали 45 городов России и дали около 115 концертов. Больше, чем АКВАРИУМ за 10 лет работы». (БГ)
Встал вопрос о названии. Появилось словосочетание «БГ-Бэнд». По причине, которая вызвала его смену, а именно, желанию оставить как можно больше пространства между новым коллективом и АКВАРИУМОМ, поменялся и материал — как по форме, так и по содержанию. По словам БГ, большую часть программы дописывали на ходу, во время импровизированных и нескончаемых гастролей.
Дела группы самоотверженно вел казанский родственник Олега — Алексей Кайбияйнен.
В большинстве мест музыкантов ожидал восторженный прием, так как многие русские города видели группу Гребенщикова впервые. В свою очередь, музыканты впервые столкнулись с реалиями новой жизни, не характерными для эпохи «стабильных 80-х», — начиная от провинциальной нищеты и заканчивая забастовками и многотысячными демонстрациями во время августовского путча 91-го года.
«Во время «Русского тура» у нас часто присутствовал совершенно необычный гибрид — соединение православия с легким налетом экстази и ЛСД, — вспоминает Щураков — Это очень удивляло, но это было».
«В провинции прием был более восторженный. Я вообще раньше был глубоко убежден, что просто провинция БГ никогда не видела и не слышала, им интересно — ну, событие в культурной жизни. Социологический аспект. А теперь я начинаю думать, что, возможно, это и связано с тематикой. Все религиозные, церковные святыни сосредоточены всяко не в Петербурге. Геокультурное пространство было в России плотно освоено, чем она и была сильна. Везде монастыри… Может быть, этот прием, который равномерен по всей стране, он и связан с историей религиозной жизни… Я могу играть в «Наутилусе» весело, с присвистыванием. Это та же супергруппа. А я не могу уже жить без бэнда, без Гребенщикова — не могу. А есть сто тысяч альтернатив. Год назад я отказался от очень выгодной научной стажировки, в Америку на десять месяцев, в Принстонский университет… Я тогда сделал для себя выбор…» (О. Сакмаров)
По предложению замечательного архангельского организатора Коли Харитонова АКВАРИУМ принял участие в организации фестиваля в помощь Соловецкому монастырю. Созвали «Разных Людей», Дюшин «Трилистник», «Сезон Дождей», «Крематорий»… Основной (собирающий деньги монастырю) концерт прошел в Архангельске; выездной — на самих Соловках. За неимением подходящего зала играли в древней трапезной. На Соловках БГ и познакомился с Алексеем Зубаревым, гитаристом «Сезона Дождей»; они разговорились и гуляли всю ночь.
На Соловки отправилось огромное количество народу. БГ и бэнд привезли огромную храмовую икону в подарок монастырю. Разнесся слух, что Борис дал согласие стать крестным отцом для всех, кто примет на Соловках обряд крещения, и паломники со всей страны бросаются вслед за экспедицией. Шестнадцать из них достигают желаемого.
В середине тура весной 92-го года А. Решетин, уже давно занимавшийся в стороне от АКВАРИУМА аутентичной старинной музыкой, плавно перешел в нее навсегда, основав ансамбль «Музыка Петрополитана». Дружеские отношения остались при этом никак не нарушенными: его скрипку можно услышать в «Костроме Мон Амур», а когда потребовались струнные для первого концерта с песнями, впоследствии вошедшими в «Навигатор», Андрей сыграл сам и привел себе на замену товарища — Андрея Суротдинова, с тех пор и ставшего скрипачом АКВАРИУМА.
Саша Липницкий договорился с администрацией студии Дома радиовещания на улице Качалова о бесплатной сессии.
«В отличие от «Равноденствия», где был какой-то выдуманный график, здесь ребятам предоставили чудесные условия: работай хоть ночами, — рассказывает Липницкий. — Мне показалось, что из-за теплого отношения к группе, из-за того, что самые русские песни Гребенщикова записывались в старой столице России, получился такой адекватный результат. В других студиях подобной распевности и легкости добиться было невозможно».
«6 течение января — февраля 92-го года «Русский альбом» был готов. Мы снова окунулись в атмосферу «государственной» студии, — вспоминает БГ. — Но в Москве, за что я и люблю ее, в отличие от казенного Петербурга, люди давно научились сосуществовать с «государственностью» и относиться к ней по-человечески, как к плохой погоде. Мы сталкивались с государственностью при входе и выходе; внутри же была наша империя».
Встретили в коридорах ГДРЗ старых знакомых — блестящий дуэт Гайворонский — Волков; в результате на треке «Сирин, Алконост, Гамаюн» появились труба и контрабас. Партию тромбона сыграл безымянный музыкант из Государственного оркестра радио и телевидения, который репетировал в соседнем помещении. Алексей Зубарев, с которым вместе ехали в поезде Санкт-Петербург — Москва и который там же влился в коллектив, записал гитарную партию в «Конях беспредела», а вполне государственный и академический режиссер Ольга Горбунова органично перенесла музыку новой группы на магнитную ленту.
«Горбунова записала именно то, что мы играли, — вспоминают музыканты. — Она была мила, очаровательна и абсолютно не дергалась — как человек, сидящий на фиксированной зарплате. Ее размеренность и неторопливость создавали удивительную атмосферу спокойствия».
«Песни «Русского альбома» оказались для меня совершенным материалом для озвучивания той музыки, что много лет жила в душе. Мне пришлось научиться играть на гобое, вспомнить все флейтовые навыки, серьезно заняться перкуссией — и я не жалею о потраченном времени. Протяжные мелодии гобоя в песне «Волки да вороны» — это уже больше, чем я и мои идеи. Это элемент космоса всего альбома. Вообще, может быть, все голоса флейт и гобоев здесь — наиболее удавшийся мне в жизни опыт пребывания в сфере женского божества. Белой Богини… Это была своеобразная медитация, способ избавиться от эго и приобщиться к абсолютному. Фольклорные принципы использования духовых (отыгрыши, подголосочная полифония, жесткие кварто-квин-тоеые ходы, пронзительные тембры) естественно проросли из самой ткани «Русского альбома» и вовсе не кажутся искусственно придуманными. При этом в каждой песне удавалось почувствовать, а потом и сыграть такое количество эмоциональных нюансов, как никогда в жизни». (Олег Сакмаров)
Несмотря на медитативный контекст студии, русское полуфольклорное звучание «БГ-бэнда» стало более рок-н-ролльным. Невероятно ритмичная «Никита Рязанский», чудесным образом вместившая в себя и русскую распевность и ритм-гитару в духе Talking Heads, почти арт-ро-ковая «Государыня». «Волки да вороны», при всей своей прозрачности, потенциально очень тяжелая вещь, с партиями мандолины, напоминающими ранний Led Zeppelin, и неудовлетворенностью, недоговоренностью от отсутствия просящегося в песню мелодического соло и выхода в другую тональность. И конечно, БГ в новом альбоме не мог обойтись без одной — двух совершенных песен — «Кони беспредела» и «Бурлак» таковыми и являются. Разудалая композиция «Бурлак» с нехарактерным вообще для БГ голосовым дабл-трэком вскоре попала на 1-е место хит-парада радиостанции SNC (своеобразной предтечи «Нашего радио»). Окаймляли «Русский альбом» сыгранные на русской волынке и гобое инструментальные зарисовки Сакмарова, которые БГ в последний момент выбрал в качестве intro и финала.
«Эти пьесы — полная реализация моей мечты совместить архаичные пласты народных подпевок с авангардными достижениями современного минимализма. Их не стыдно поставить рядом ни с опусами Мартынова, ни с фольклорными хорами Архангельской губернии». (Олег Сакмаров)
Зимой 92-го года на одном из питерских концертов БГ сказал: «Теперь я понимаю точно, что все движение российской жизни происходит на Волге, а в столицах ничего не происходит». Многочисленная публика в ДК Горького пришла в недоуменное состояние. «Все думали, что это просто эпатаж и хулиганство, — говорит Олег Сакмаров. — А мне кажется, что это результат духовной жизни Гребенщикова за много лет»
Книга-фотоальбом "АКВАРИУМ - Сны О Чем-То Большем". "НОТА-Р", "АНТАО"
Дополнительные ссылки: Событие: 1992 январь-февраль. Запись "Русского альбома" в Москве Событие: 2002 25 ноября. Антология - XII "Русский альбом" Событие: 2004 21 ноября. Передача "Летопись" о "Русском альбоме" на "Нашем радио"