Концерт в зале им. Чайковского (БГ, Дед, Рубекин)
Начну с торжественной покупки букета на станции метро “Маяковская” и вопроса продавщицы: “А это вы в какой театр идете?” “Да вот, Гребенщиков сегодня поет”, - отвечаю я. У продавщицы расширяются зрачки: “Гребенщиков? Здесь, в Чайковского? Ольга!!! Гребенщиков сегодня играет, чего стоишь, вяжи букеты!” Коллега застывает и чуть не роняет гвоздики. Нет сил и времени описывать дальнейшее. Дайте мне другое перо, как писал Гоголь. Билетики стреляли, но у меня не постреляешь. Самой надо.
Публика в холле бродила очень разношерстная: молодежь студенческого вида, бальзаковские женщины, хиппи какие-то непонятные, приличные супружеские пары с детьми младшего школьного возраста, благообразные старушки, молодые люди в клепаных косухах, одетые с иголочки бизнесмены, холеные, сравнительно молодые дамы без кавалеров, но со множеством знакомств, веселые девицы полудискотечного вида. В общем, столпотворение вавилонское - в смысле разнообразия лиц. Видела, кстати, сурово-лиричного Аксенова.
Триумфовские программки стоили 25 рублей. Продавались CD Чайковского и других классических композиторов.
По заполнении зала обнаружилось, что на треть пуст дорогущий партер, особенно боковой; правда, ушлые и пришлые люди там сели и правильно сделали, имели право. Сам концерт начался где-то в четверть восьмого, на сцену вышли Гребенщиков (детали для дам: темные очки, черные джинсы, синяя рубашка, приятная стройность), Дед Василий (белый верх, темный низ, жизнерадостная улыбка) и Рубекин (все романтично-черное, без улыбок).
На мой взгляд, очень грамотным было начало концерта - с “Комнаты”. Я до сих пор не могу решить: то ли Борис это умеет, то ли ему это дано; скорее всего, ему это дано, и оттого он это умеет - быть вне времени и делать так, чтобы слушающий тоже наплевал на ностальгию, старое и новое время, восторг и недовольство собой и БГ - и тоже был вне времени.
И вне зала. Вот он сидит, поет - и абсолютно все равно, кто сидит перед ним, когда и где. Хотя БГ несколько раз отмечал, что его песни и этот зал сочетаются весьма странно (“Это все равно что в Кремле петь “Коммунисты мальчишку поймали””), хотя я задумчиво рассматривала гипсовый герб СССР у него над головой (Тяжелый рок...), хотя в последнее время его концерты ассоциируются у меня с тем или иным залом, тут было другое. Он сумел обойти эту условность, и концерт был безусловным. Это был концерт, а не отрабатывание лауреатского звания и не мероприятие под эгидой “Триумфа”.
Честно сказать, мимо меня пролетели “Старик Козлодоев”, “10 лет,” “Иванов” - наверно, остался осадок от “Улан-Батора”, но это пройдет. А вот “Очарованный тобой”, “Трачу свое время”, “Чай” - это было замечательно сыграно и спето, действительно на одном дыхании. Если будет у вас запись, вслушайтесь в гребенщиковский вокал на “Твери”, “Чкалове”, “Очарованном тобой” - удивительное ощущение полета: “В темной воде - в темной воде - в темной воде...”
На “С той стороны...” народ, по-моему, ушел в транс. Я могу говорить только за себя, но, думаю, не возраст песни повлиял, а то, что эти слова и музыка уже въелись в тебя, столько раз они были услышаны и повторены: “... Он стрелки сжал рукой, чтоб не кончалась эта ночь.” Это, видимо, что-то в крови, впрочем, как и все остальное. Как и “Моей звезде”. После нее тихим голосом было объявлено: “Э-э... Я видел, на афише написано “Лучшие песни”. Теперь будут худшие.”
Блок новых песен был воспринят весьма хорошо, правда, мне кажется, “Скорбец” куда лучше звучит в электричестве, в акустике он приобретает некую разухабистость. Вновь было объяснено, что Скорбец - это контаминация двух русских слов для обозначения русского блюза. В “Девушках”, которые танцуют одни (кстати, совершенно пелевинская вещь, по-моему!), окончательно утвердился вариант “Занимается день, и девушки танцуют одни”, однако мне больше нравится более сильная строка “Ярче тысячи солнц пусть горит все, что прежде, так что я буду петь.” Моя подруга сказала однажды, что в этих словах - весь Гребенщиков: что бы ни случилось, он будет петь. Порадовало меня возвращение “Влюбленных в белом купе”, но надо быть последовательным: а “Письмо из захолустья”? Другое дело, что “Письмо” требует зубаревской гитары и вообще полифоничности Аквариума-2... Пардон, я больше не буду...
“В поисках суши” меня раньше не слишком впечатляло, но на этом концерте (ах, сколько наслаждений нам готовит просвещенья дух!) я наконец-то расслышала большинство слов и просекла гениальность текста: священные коровы были заменены на детей пепси-колы, и получилось следующее. Пока дети пепси-колы заслуженно отходят ко сну, Осень патриархов длится так долго, что может обратиться в весну.
Вот это культура, вот это сила слова, вот это духовная мощь. И самое интересное, что это правда. Вы только вдумайтесь. Я верю. Дай Боже.
Лирическое отступление: на концерте присутствовал некий Александр - презабавное существо двухметрового роста, обладатель усов и громкого голоса, автолайновский водитель и поклонник гребенщиковского творчества, частый посетитель концертов. По его собственным рассказам, у него в маршрутке играет только “Аквариум”, отчего некоторые пассажиры наотрез отказываются ехать с ним. Очень жаль. Во время концерта он (заблаговременно приняв на грудь) сидел в проходе, вскидывал сжатые кулаки в стиле РОТФРОНТ, фотографировал Бориса мыльницей и громко одобрял происходящее. Поскольку на сцену ступенек нет, люди складывали принесенные цветы где-то в четырех метрах от гребенщиковских ботинок; вышеозначенный Александр ничтоже сумняшеся забрался с ногами на сцену самолично вручить цветок. В общем, интересное это дело - ходить на концерты Аквариума. Как выясняется.
О “Чкалове” и “Родине” распространяться не стану, из новых известных мне песен это лучшие. Огромным подарком мне стало “Серебро Господа” - это вообще одна из любимейших моих песен. Я так давно не слышала ее вживую. Пока Борис пел ее, он смотрел куда-то мимо и вверх.
После “Серебра” на сцену вышел А.А.Вознесенскый, сладко улыбнулся, вручил Борису букет, Боря букет отложил и весело спел “Песню для нового быта”.
Все удалились со сцены, публика требовала еще. Хлопала, кричала. Несколько (много) людей, преимущественно женского пола, залезли на сцену, сгребли в охапку оставленные там цветы и побежали в гримерку, откуда уже вернулся сияющий Александр; публика ему зааплодировала. Он замахал диском “Центр Циклона” и закричал сопровождающей его пожилой даме: “Я щас с БГ такую речь толкнул! Он мне такой автограф дал! Александру от БГ!” И убежал обратно. За ним рванул отряд бабушек-билетерш, некто строгий стал внушать пожилой даме, что молодой человек ведет себя неприлично. Дама с умилением отвечала: “Ну что вы, Высоцкий был таким же.” Я вполголоса добавила: “Он плохо кончил.” Дама вспыхнула: “Как это кончил! Он только начал!” Кто-то предлагал отнести Борису подаренную, но забытую банку лосося. Я шла в гардероб и недоумевала, зачем столько людей побежало за сцену, если выйти должен был только один человек. Возле гардероба на втором этаже стоял пьяный Толик Азанов и что-то говорил о величии Аквариума. Или не Азанов говорил... Но точно о величии Аквариума... В общем, зал им. Чайковского такого бардака, думаю, еще не видел. Лиха беда начало.
Вот, пожалуй, и все. Это было правильно, это было хорошо. Что было дальше - было без меня.
Анна Воронина
Планета Аквариум. Библиотека
Запись "с воздуха" - Таня Малькова, Слава Синицын и Павел Северов