Музыканты: Борис Гребенщиков – голос, гитара, губная гармошка, слова и музыка Борис Рубекин – клавиши, программирование, бэк-вокал Алексей П.Зубарев - гитара, бэк-вокал Олег "Шарр" Шавкунов - перкуссия, барабаны, бэк-вокал Андрей Суротдинов - скрипка Александр Титов - бас Брайн Финниган - флейта, вистле Лиам Бредли - ударник Eva Bindere - violin Caroline Florenville - violin Olivia Hughes - violin Jean-Claude Tartour - violin Natalia Tchitch - viola Julien Gaben - viola Nicolas Carpentier - cello Dimitri Maslennikov - cello 1-2 фото из Фейсбука, 3-12 автор фото Наталья Ильина
РАКУРС. Так уж сложились обстоятельства, что на этом концерте я оказалась на предпоследнем ряду. Перед концертом совсем из-за этого не волновалась – уповала на то, что все таки «Париж», все таки «Театр de la Ville» с совершенным строением зала и одной из лучших акустик в Европе. Но когда мне на свое место пришлось подниматься, уже не помню – то ли на третий, пятый, или еще какой-то этаж – (уже после второго этажа эти ступени стали грозно бесконечными) – я почувствовала все наростающую тревогу. А когда вошла в зал и увидела, КАКОЕ расстояние разделяло эти последние ряды от сцены, ... замерла. Смотрела широко раскрытыми глазами и поверить не могла: это было так далеко, ну ТАК ДАЛЕКО! У самого потолка невероятно высокого зала!.. Все мои прежние мучения на концертах «в стульях» в этот момент мне показались вершиной райской интимности. Но слава Богу, включился разум и начал мне рассказывать истории про то, что: все это – не просто так, никакие здесь не обстоятельства и никакая не случайность, что все ведь было уже давным давно Мирозданием продумано и четко рассчитано, и мне в этот вечер было выбрано именно то место, которое в ТОТ вечер мне было самое самое нужное; что все, что в этот вечер было мне «подготовлено», ТОЛЬКО в этом предпоследнем ряду могло быть «узримо» и «узнано», и только в этом ракурсе и никак не иначе, и кроется в этом какая-то великая тайна и совершенность космологического характера... Собралась. Села. ПУБЛИКА. СТУПЕНЬ РАЗНОШЕРСТНОСТИ. Как и ожидали, большинство людей, с которыми мы разминулись, говорили по-русский. Хотя было и очень много французов. Люди красивые, светлые, радостные. Наслаждались моментом и в зал не спешили. Когда послушалось то оркестровое вступление, под которым музыканты всегда на сцену выходят, я подумала, что на этом концерте оно будет использовано в качестве «звонка» – зал был заполнен на половину, люди все шли непрерывным потоком. Но нет, на сцену вышли музыканты. Первыми – прекрасный струнный октет «местных аристократов», которые «по понятным причинам в тот вечер выступали под псевдонимами». За ними – «профессоры» Борис Рубекин и Браян. Начали играть. Я ожидала, что услышав музыку все быстро разбежатся по своим местам или хотя бы утихнут. Но люди все продолжали медленно и шумно рассаживаться. Моей соседке... друг позвонил (или подруга ) и она начала громко разговаривать. – Все это во времени первой композиции! Я и вздрагивала, и вскакивала, но так и не дождалась фразы «извини, больше не могу говорить, перезвоню позже...» Разговор был окончен, когда был исчерпан. Когда я поняла, что и это – тоже составная часть «ракурса», – направила все внимание и силы на сцену. Успела еще вспомнить по пути все те истории ужасов про пьяных и душевно нестабильных людей на концертах Аквариума, про бардак на некоторых предпоследних концертов, и подумала: ну неужто в Париже мне придется с этой части Аквариумного явления познакомиться! За то благодаря непосредственности моих соседок я уже ни капельки не стеснялась «сидеть» на том своем предпоследнем ряду так, как уж мне в тот вечер сиделось. А люди продолжали медленно и шумно ходить по залу ... во время трех или четырех первых песней!!! ЗВУК. КОЛОРИТ ВЕСЕННЕГО ПАРИЖА. А вот как только «добралась» своим вниманием до Бориса и Браяна, то удивилась: они, казалось, никак не реагировали на вокруг происходившее. Как будто оба сконцентрировались на что-то очень яркое и светлое, и это звуками выражали. В полном сосредоточении и согласованности. Planxty я не узнала. Помню только, что Борис играл что-то очень нежное, а флейта Браяна была очень светлой, мягкой, какой-то отчетливой, но не острой, какой-то нежной. После этой композиции вышел Борис Борисович и все остальные. Встречены были бурными и душевными апплодисментами. Которых парижская публика и далее не жалела. За что я ей все простила. Начали они от ... Навигатора. Что для меня было неожиданно. Но излился он очень естественно из предыдущей композиции – такой же какой-то особенно ... нежный. Очень светлый, с чуть уловимом оттенком тоски, но в легких танцевальных шагах. Вплоть до последних невероятно нежных!!! ... «Bye bye!» Вот такой вот нежностью был открыт весенний концерт в Париже. (И если честно: ну разве не можно было этого хоть чуточку ожидать? ) Но потом последовал Губернатор. Я подготовилась к очередной атаке нашего Небесного Омона. А что? У французской власти – свои выходки, у мятежного французского народа – свои причины на бесконечные забастовки. Нету страны в этом мире на сей момент, в которой «Губернатор» не был бы актуален! Но в этот вечер вместо твердой и пламенно-боевой опоры всей той политической темноте, к которым мы уже привыкли за последние концерты, я услышала, скорее, определенный печальный, озабоченный, по-человечески-братский «а впрочем, думай сам, Господь с тобой». С той же едва заметной, но все еще присутсвовавшей окраской чувствительности. ... Сначала я подумала, что что-то со звуком. Мысль первая. Добралась я бы до звукового пульта – весь звук удвоила бы!!! Для начала. Я вообще люблю звук всем телом ощущать. Очень хорошо себя чувствовала у колонках в Арене. Если бы могла, вообще концерты внутри инструментов прослушивала. Мысль вторая. «Выключи все воспоминания о звуке предыдущих концертов и просто слушай! Это – НОВЫЙ КОНЦЕРТ! Совсем новый! Другой. Ни на что не похожий... Прислушалась. И услышала невероятно мягкий до бархата звук. Моим ушам все инструменты этого концерта звучали вот так вот – мягко, в каком-то матовым свете. Все – и в сольных партиях, и все вместе. И скрипка Суротдина, даже гитара Алексея Павловича! Во всех песнях! Может быть это было от участия этих струнных? А может быть все-таки все окрасила театральная акустика зала? А может быть все окраски «перебила» весенняя нежность? И как-то этот оттенок нежности очень сочетал со всем, что было вокруг: и со всем залом, и с уютом парижских кафе, и с весенней праздничностью улиц Парижа, и с теплотой камня парижских костелов, и с желтоватым удивительно мягким светом садящегося солнца на фасаде Нотр-Дам, и с мягким светом импрессионистских полотен в Орсей, и с теплыми улыбками кардиографинь... С Весной. Если одним словом – с Весной. Мысль третья. Господи Боже мой! Ну насколько разным и новым еще может быть ракурс этого концерта? Но это был последний момент, когда я на этом концерте удивилась. А его новизна только начала раскрываться. ДОЖДИ. Брат Никотин – мягкий. Псалом – такой же весенне тревожный и чуткий. «Теперь меня не остановить»: в этот вечер мне слышалось в этой фразе некое смирение с неизбежностью, с неизбежно прорвавшеейся к Весне рекой – бурной, полной льдин, но весенней. И при этом все сильнее начало проявляться какая-то грусть (скорее всего, эту окраску я сама от себя добавила...) Еще в душу запала фраза «нигде нет неба ниже / ближе чем здесь». По сравнению с открытием рая в Бобруйске, в Париже словно к небу протянулась рука, и, казалось, коснулась низко зависших тучей, полных дождевой воды... Voulez vous coucher – проплакала. Когда Борис Борисович произнес эту французскую фразу, по залу пробежал смех от неожиданности. Французы отреагировали. После концерта мы с кардиографинями и кардиографами и их друзьями делились впечатлениями. Так девушки, сидевшие на первых рядах рассказывали, что французы сидевшие рядом с ними так реагировали на все французские фразы (девушки, уточните). Тогда я поняла, как мне повезло с соседями. (Все дела тем одним разговором и были решены). Истребитель – :). Пролетели ниже тучей. Накапливающеейся грозы не развеяли. Все играли прекрасно. Во время всего концерта как-то все очень органично сливались в единое целое, и в даже сольных местах как-то совсем не выделялись из одного «тела» звучания. При этом солировали очень свободно и естественно – все без исключения. Сольные партии «Истребителя» опять плавно переливались из одного инструмента к другому. Суротдин ходил по новым граням звука. Алексей Павлович – по новым граням эмоций. Олег на этой песне и на многих других песнях этого вечера не только красил общее звучание перкуссией, но и дополнял и поддерживал ударных Лиама. Титов окончательно укрепился между сольными инструментами. Было очень сильно. Борис Борисович «до дна» выразителен в каждом своем слове. Как всегда. Хотя в тот вечер сквозь слова просвечивались новые оттенки смысла, не те, к которым уже привыкнула при последних исполнений этой песни. Поэтому сама прослушала эту песню с сильным волнением. На предпоследних рядах тучи сгущались. Елизавета – лучеек. При всем этом внутреннем трепете этого концерта, порою – даже некой неуверенности, – присутсвовал особенно легкий и хрупкий, но очень весенний драйв. Вся Елизавета так и прошла ветерком, все сольные выступления – грациозные, летучие... А уж дует Бориса Рубекина, и Браяна в конце! Чудо декабрьское повторилось! Их синхронность была абсолютно невероятной! Опять дыхание заняло... Видно было, что даже Борис Борисович радостно удивлялся, хотя, должно быть, на репетициях этой красоты уже наслушался. Хрупко хрупко, одним дыханием, звуки – игра радужных лучей из их нынешней обложки сайта... Из хрустального захолустья – особенно изящна гитара Бориса Борисовича. А вся песня – с тем же мне померевшиемся оттенком весенней тоски. Небо цвета дождя – ...... Лошадь Белая – жемчужина. Прошла по сердцу как перьюшка. Опять – чуткая до трепета, тонка и хрупкая. Как снежинка между пальцами, которую сжать страшно, а отпускать не хочется до боли... – Еще одна веская причина для весеннего благословения земли дождем... «ИЗГНАНИЕ ДУХОВ». Между песнями Аквариума есть такие, которые служат инструментом, или, вернее, оружием своеобра?ного экзорцизма – изгнания тьмы. Я часто вижу и испытываю это «изгнание» темноты, скорби, сдачи, усталости, эгоизма, одиночества, чаще всего – безнадежия, бессмыслия и бессилия – во время их концертов. В основном они это делают излучая яркий и все побеждающий свет, от которого тени убегают сами. Но иногда можно заметить и отдельные моменты: они их «изгоняют», «отжениваются», с ними «прощаются», их «покидают», в них «стреляют». Как однажды неосторожно проговорились, они видят концерт как прекрасную возможность ... взрывать. Часто на последних концертах я это наблюдала в «Истребителе». Но на этом концерте они это сделали другой песнью. И небывшие на концерте, – не за что не поверите, какой!.. ПЕСНЬ ВЕСЕННЕГО ВОССТАНОВЛЕНИЯ. В песню «Анютины глазки» () они вошли сразу после «Лошади» – в том же легком драйве, с грациозной точностью и трепетом взаимной согласованности. Но сразу после несколько первых аккордов и, кажется, первых слов, вдруг что-то произошло. После концерта мы пытались высказать впечатления пережитого. Девушки так описали услышенное (поправьте меня и дополните ): Борис Борисович куда-то «ушел» – то ли в другую тонацию, то ли в другую мелодию, то ли вообще в другую песню. Песня распалась: не осталось ни слов, ни мелодии, ни аккордов. Ни совместной игры – другие тоже «ушли» неизвестно, куда. Они все продолжали играть, но каждый настолько «свое», что получилось... настоящий, спонтанный авангард. И это все продолжалось и продолжалось... Казалось – бесконечно долго. А у меня было другое ощущение. Что Борис Борисович никуда не уходил. Что он вообще никуда не шел. Это ощущение было совершенно определенное, даже какое-то физическое, ну совсем конкретное. Я все искала для него слова, и на следующий день нашла образ для описания этого ощущения. Я почувствовала, что как только они вошли в эту песню, у них ушла опора. Как будто кто-то выключил гравитацию. Мне вспомнилась картинка из космической станции – все вещи и люди висят в воздухе, парят и куда-то плывут, но без направления, каждый сам по себе. Вот так я почувствовала: что все они вдруг распались и поплыли каждый отдельно. Там дело не только в аккордах или мелодиях было, если восприятие меня не обманывает, они даже в различные моменты времени начали своих партий искать, и по-моему, еще и во времени разошлись – по горизонтали также, как и по вертикали. Неожиданность происходящего отняло дыхание. Вместе с ними как будто на отдельные части распадывалась. Ощущение было настолько сильное, что не искалось ни слов, ни мелодии... Но изловчился Капитан. Собрал звуки в свои руки. И стрельнул: ХВАТИТ ЛИТЬ СЛЕЗЫ! И как будто пальцем щелкнул: магия развеялась и все в один момент вернулись – и в одну мелодию, и в теже аккорды, все вместе «на краски неба смотреть...» Немало удивлены происшедшим, но твердо держа свои инструменты в руках. Бомба взорвалась. Не секрет: большинство песен Аквариума у нас мантрами «работают». Мы их слушаем, они оказывают на нас свое блаженное... (... а что мантры оказывают? Ведь не воздействие же, не эффект?) И тогда мы их повторяем, в ожидании того же самого ... неизвестно чего. А кто такая «Анютины глазки»? Ангел весны. Прямо телесное весеннее ощущение: чветов, теплоты, солнца, весенней радости... И если кто-то от этой песни ожидал такого, то эта песня ... просто не состоялась. А я уже некоторое время во время концертов и даже домашнего прослушивания записей упражняюсь в знаменитом Аквариумском смирении: ребенком свою ладонь им в руки класть и послушно идти вместе с ними за Тем, Кто Там У Них Их Плей-Листы Составляет. А тогда – никаких повторений. Самое общее, что для меня объединяет последние мною услышанные исполнения этой песни, было то, что во всех их они приходили «в новых одеждах». Парижское исполнение только потвердило эту «постоянность перемен». Только вместе того, чтобы описать весну или восхвалить ее сладость, она эту весну установила. Одной лишь фразой! Ну конечно, не сочетанием букв или звуков, но тем, как и чем Борис Борисович ее произнес. И она все изменила. По крайней мере – для меня. Мне показалось, что она даже изменила направление концерта. Звуковая река того вечера осталось такой же бурной и трепетной, но взгляд был переведен от всчевозможных причин «лить слезы» на небо. Бомба взорвалась. В тот вечер – не извне, ошеломляющами декабрьскими фейерверками, а глубоко внутри. Хотя взрывная волна достаточно и внешние слои поколебала... Но слезы погребела. А с ними – многого еще неизвестно-чего... Для меня именно эта песня и стала сердцем всего концерта. И призывом моей собственной весны. С нею началась вторая часть концерта – немножко другая. САДЫ ИМПРЕССИОНИСТИЧЕСКИЕ. Неизьяснимо – все еще немножко пошатавало. Но потом песни одна за другой пышными цветками раскрывались. Очарованный тобой – как же я по ней соскучилась! Умиротворенная, но стойко текущая через все эти волшебные гармонические повороты. С моим любимым настоящим переплеском волн на самом конце... Три сестры. Как заметили девушки – НЕ в стиле регги. Гарсон. Ну этот – непоколебим. Летел. Как всегда. Сверкающий стремлением гитары Бориса Борисовича, не преостановился не на один вдох. Когда в этой песни у ударных «профессор» Лиам, со мной всегда случается странная вещь: каждый раз я очень ярко одновременно «слышу» и ударных Олега – память восстанавливает воспоминание равнозвучное с реальным звуком. И обе партии невероятно гармонично друг друга дополняют! Звездочка – настоящим маленьким метеоритом в этот зал упала. Пролетела тем же самым легким и грациозным драйвом «Елизаветы». И все опять были особенно едины. Зимняя роза –!!!!!!!!!!!! Вот где струнная секция своей красотой чуть других не затмила! МОЩНО! ЯРКО! Спелась с особенной силой и свободой! (В наименованиях мира дважды упомянулось «счастливый».) Орел Телец и Лев – отнял дыхание, физически. Скрипка Суротдина – всему вечеру подабающе бархатно мягкая и нежная. Все остальные – веселые. Для меня – это веселье было с оттенком той много раз уже упомянутой «весенней» нежностью и каким-то внутренним волнением. Когда они встали после Гертруды, было чувство, что они спели только половину обычного – настолько незаметно промчалось время и настолько оно показалось коротким... А бисы – невероятны. Не могу оторвать глаз – последнее время пелась очень по-разному. В Париже она прозвучала исключительно мощно. Опять струнная секция очень успешно обогатила и усилила эту песню (вот бы какую-ниюудь пультовую запись, и не только этой песни... Самая пора добрые весенние традиции возвращать! ) Прозвучала в духе «Зимней розы». Борис Борисович пел и как будто мой день рассказывал, который в то утро от холма Сакр-Киор начиналось... Кстати, очень радостно было наслаждаться его голосом – свободным от всяких простуд.
Моей звезде – улетела. Ничего не могу про звуки сказать. Помню только ощущение богатой фактуры – может быть струнные присоединились? Ну, и День радости. Повторили мы Это в Парриже способом провозглашения. Повторили... Вот таким перед мной явился этот концерт. На этом предпоследнем ряду. Я не знаю, как восприняли этот концерт люди, которые редко ходят на концерты, или были на нем в первые. Но один человек в тот вечер перестал плакать. И не только на тот вечер. Теперь в опасные моменты достаточно вспомнить эту фразу со всей ее интонацией, тембром и даже с этим незначительным гестом головы – (амплитудой с нажатием курка) – ХВАТИТ! – И Весна продолжается. Спасибо нашим Волшебникам за то, что помогли пробраться к Новому Шагу. Опять. Одно только добавлю - потрясающее открытие, что "Гарсон номер два был написан ровно в 10 метрах отсюда, в кафе Мистраль...20 лет тому назад". Это сильно. пишет juniper
«Это значит день радости» Борис Борисович Гребенщиков подарил нашему Парижу концерт Борис Борисович Гребенщиков давал концерт в Thйвtre de la Ville. На него собрался весь русский цвет, свет и полусвет Парижа. Моченому яблоку негде было упасть. Хотя предыдущая фраза пустая: понять, что вокруг русаки, было очень трудно. Настолько публика офранцузилась. Но БГ вернул людей на Родину, а родина, как видно, где-то под небом. Гребенщиков летал над Парижем словно аэростат: высоко, медленно, тихо и с огнем. Но пока минутка рекламы. За 10 дней до концерта билетов уже не было, так что автор выражает благодарность Елене Загревской (город Лондон), близкой соратнице Бориса Борисовича, за предоставленные контрамарки. Точнее, за посредничество. А за контрамарки — спасибо Борису Борисовичу. Но контрамарки контрамарками, а вот за концерт — спасибо так уж спасибо. «Нас предупреждали, — говорил Гребенщиков в середине концерта, — что публика очень серьезная, что зал очень серьезный и что играть надо только самое красивое. Мы теперь не знаем, как и быть…» — «Боря, жги!» — крикнул в ответ несдержавшийся парижанин. И Борис Борисович — так совпало — жег. А с ним — 14-15 музыкантов (сбился со счета). Брайан Финнеган, ирландская флейта. Алексей Зубарев, гитара. Александр Титов, бас. Борис Рубекин, клавишные. Жан-Клод Тартур, скрипка. Еще коллектив из шести струнных. Два альта. Две виолончели. Олег Шавкунов, перкуссия… Играли «самое красивое». И получилось, как в песне «День радости»: «Когда то, что мы сделали, выйдет без печали из наших рук…» Вышло без печали — на 2 часа 15 минут. И таки: «Весело /было/ лететь ласточке/ Над золотым проводом /Восемь тысяч вольт / Под каждым крылом». Группа жгла. Горел чистый беспримесный огонь. Шел концерт без декораций и театральных эффектов. Висела, правда, за спинами музыкантов хоругвь (прости, Господи!) с образом Праджняпарамиту*: это «Мать всех будд», воплощение совершенной мудрости. Если это она довела Бориса Борисовича до таких вершин, я хочу просить его об одном: подарите мне такой же кусок ткани. И научите, как с ним общаться. День рождения мой — 15 июня. В прошлом воплощении, с 14 до 17 лет, играл на акустической гитаре с нейлоновыми струнами. Если это важно… «Мы баловались тем, чего нет у богов,/ Теперь наше слово — это сумма слогов./ Время отчаливать от этих берегов. / Теперь меня не остановить», — чеканил Гребенщиков, которого, действительно, теперь нельзя ни удержать, ни поймать, ни пером описать. Он бродил-бродил 40 лет по городам и кремлям и причалил на берег Сены с лучшей группой в своей жизни. «Русская икона» — назвали его в программке организаторы парижского концерта. Не икона, конечно, но образ. Благоприятный образ России на Западе. Бард, вплетающий в стихи то танго, то ирландский мотив, то русскую заунывную…И что бы ни пел — на всем печать БГ. «Мерси. Спасибо», «Спасибо. Мерси», — говорил он после каждой песни. И вспомнил, что «Гарсона № 2» написал здесь же, под Thйвtre de laVille, в брассери «Мистраль». Ровно 20 лет назад. Радостно, что как бы ни менялся ветер, Гребенщиков становится только крепче. «Я вышел — духовный, а вернулся — мирской, / Но мог бы пропасть — ан нет, не пропал». Гортеатр Парижа это почувствовал. Русско-французский зритель завороженно хлопал в ладоши. В него словно бис вселился. «Мерси!», «Спасибо!», «Супер-супер-супер-супер!», «Борис Борисович, мы вас любим!» — кричал зритель. «Как говорят у нас в Тамбове, toutes les plaisances et tous les privilиges pour vous», — отвечал Гребенщиков. И перед самым уходом в «Мистраль» пропел «День радости». Таким он и был, этот день. По меньшей мере, вечером. По крайней мере, в Гортеатре Парижа. Борис Борисович, приезжайте еще в Париж. Вы продлеваете жизнь местной эмиграции. Впрочем, как и жителям других городов
Юрий Сафронов http://www.novayagazeta.ru/arts/62254.html
Борис Гребенщиков и музыканты "Аквариума" выступили с концертом в Париже
"Пусть ничего не понятно, но это великолепно", - делились впечатлениями французские слушатели, не знавшие русского языка
ПАРИЖ, 14 февраля. /Корр. ИТАР-ТАСС Иван Батырев/. Первый за долгие годы концерт Бориса Гребенщикова (БГ) и группы "Аквариум" прошел в четверг вечером в известном парижском Театре де ля Виль. Выступление российских музыкантов, которым аккомпанировали французские виолончелисты и скрипачи, собрало аншлаг. Концерт продлился два часа . "Нас предупредили, что публика здесь будет очень серьезной, и что место это тоже очень серьезное, и что вообще все здесь очень серьезно... Мы даже немного растерялись и поначалу не знали, что с этим делать", - заметил Гребенщиков, говоря о подготовке программы концерта. Впрочем, слушатели, среди которых было немало россиян, оказались далеки от строгого академизма и уже с первых песен принялись активно аплодировать в такт музыке, а некоторые даже подпевали. Без малого два десятка песен исполнили на концерте БГ и "Аквариум" в этот вечер. В качестве экскурса в историю группы прозвучали две песни 1980-х - "Моей звезде" и "Орел, телец и лев", - однако основу составили известные композиции 1990-2000 годов. Среди них - "Навигатор", "Зимняя роза", "Стаканы", "Лошадь белая", "Не могу оторвать глаз от тебя", "Гарсон №2". О последней композиции Гребенщиков рассказал подробнее: "Эта песня была написана ровно 20 лет назад в Париже, в одном из кафе буквально в двух шагах от площади Шатле", - рассказал он. Много лет спустя почти на том же месте, на сцене Театра де ля Виль, было решено провести нынешний концерт. Среди любителей музыки, пришедших послушать выступление гостей из России, помимо давних поклонников "Аквариума" были и французские меломаны, многие из которых даже не знали русского языка. "Пусть ничего не понятно, но это великолепно, - делились впечатлениями местные ценители. - Потрясает живость и энергетика, с которой это исполняется". Выйдя на бис, БГ и команда исполнили еще несколько проникновенных композиций, а финальным аккордом стала песня "День радости". "Бог есть Свет, и в Нем нет никакой тьмы", - пропел Гребенщиков заключительную строчку, цитируя евангелиста Иоанна. http://itar-tass.com/kultura/966048 Авторы видео: UltimaThull, Natalia ILINA, Yannick Hilaire, lifeaft, Svetlana Bruneleska, margaux berg
Дополнительные ссылки: Событие: 2014 10 февраля. Встреча с БГ в Париже в доме русской книги Librairie du Globe Событие: 2014 11 февраля. Интервью с БГ для французкого ТВ Событие: 2014 14 февраля. БГ в Париже