Вы находитесь здесь: Персоны, имеющие отношение к группе  •  короткая ссылка на этот документ

Всеволод Яковлевич Гаккель

"Всеволод Гаккель. Был похищен из фолк-рок коллектива "Акварели" в 1975.
Его квартира служила неизменной точкой репетиций "Аквариума" вплоть до 1986. М.б. перестал играть в группе где-то во время записи "Равноденствия", но принимал деятельное критическое участие в записях demo "Radio London" в 1990. Все записи до 87 года проходили при его самом деятельном участии.
После "Аквариума" - основатель и духовный отец первого ленинградского независимого музыкального клуба "ТамТам" (1991-1996), играл в группе "Вино" и продюсировал группу "Химера".

Всеволод Гаккель - артистический директор SKIF, с 1996 года являющийся председателем Совета Директоров Фонда Сергея Курехина.

Официальный сайт группы "Аквариум"


Автор снимка - Урванцева Ольга. Продьюсерский центр ДОБРОЛЕТ.

ВСЕВОЛОД ГАККЕЛЬ

Он был участником золотого состава группы АКВАРИУМ, он стал духовным отцом всех питерских панков, и он любит кататься на велосипеде.

В Петербурге живет масса интересного народа, но народ этот прячется от посторонних глаз. Этих людей, конечно, можно встретить на улице, но табличек с надписью Интересный Человек у них на шее нет, а посему удается им гулять незамеченными.

Всеволод Гаккель скрывается у себя в квартире. Строительный хлам и новая ванна в прихожей верные признаки ремонта. В соседней комнате Гаккель слушает новый альбом Джорджа Мартина и принимает гостей.

Он родился 19 февраля 1953 года в известной петербургской семье. Его папа Яков Яковлевич Гаккель крупный ученый-полярник, исследователь высоких широт да к тому же еще и челюскинец. Его дедушка Яков Модестович Гаккель тот самый знаменитый изобретатель дореволюционных самолетов Гаккель и, уже после революции, создатель первого советского тепловоза. Еще дедушка знаменит тем, что избавил питерских лошадей от рабства, ведь именно он занимался электрификацией общественного транспорта, то есть превращением конки в трамвай.

Профессорский сыночек Сева в детский сад не ходил и посещал музыкальную школу. В этой школе ему досталась виолончель, обращению с которой он безупречно и обучился. Однако, вместо того, чтобы идти дальше в консерваторские выси, плюнул он на эти дела, да и пошел в Армию. Понравилось ему в Армии или нет, я не знаю. Но после службы академическая карьера не возобновилась.

- Хорошее было время. Я устроился экспедитором на фирму МЕЛОДИЯ, развозил грампластинки по деревням. А в свободное время играл на виолончели в группе АКВАРЕЛИ. Теперь этот коллектив называется ЯБЛОКО и работает с Мариной Капуро. Именно в составе АКВАРЕЛЕЙ я в первый раз появился перед рок-тусовкой. По иронии судьбы мы выступали с группой НУ ПОГОДИ (в которой гитаристом был Александр Ляпин) и группой АКВАРИУМ. Лично с Гребенщиковым я познакомился в гостях у своих знакомых, и очень скоро мы стали друзьями. Поводом для нашей дружбы были чисто тинейджерские интересы ну, там, переписать пластинку, обменяться какой-то информацией. Дома мы переписывали новейшие фирменные пластинки, а на работе я сидел среди советского винила. Такая у меня была грамофонная жизнь. Кстати, позднее я перешел в ДОМ ГРАМПЛАСТИНОК музыкальным редактором. Контролировал распределение товара.

- Это правда, что когда стали появляться первые пластинки АКВАРИУМА, ты пользовался служебным положением и рассовывал их по контейнерам, которые уходили в регионы? Говорят группа стала популярной именно из-за этого...

- Хорошая идея. Жаль, она мне не пришла в голову в свое время. Я уволился из Дома Грампластинок в 82 году. А тогда ни о каких собственных дисках мы и не мечтали. Хотя, будь моя воля, сложил бы я все альбомы АКВАРИУМА в один большой контейнер да и отправил бы куда-нибудь на Чукотку. (смеется) Кстати, после 82-го года я ни разу не работал в режиме нормального человека, т.е. с девяти до пяти. Началась эпоха дворников и сторожей. Я перебивался случайными заработками, работал на железной дороге, рубил лес. Это было рок-н-рольным стилем 80-х.

- Твоя основная работа была играть в АКВАРИУМЕ.

- Это не было работой. Это было удовольствием. Мы репетировали у меня дома. Боря стал моим лучшим другом. Мы встречались каждый день, играли музыку так, как нам этого хотелось. Кстати, моя квартира в течение многих лет была штаб-квартирой АКВАРИУМА. У меня был телефон и возможность тихо репетировать. Музыка была акустической, потому что незадолго до нашего знакомства у Гребенщикова украли электрогитару.

- Кто знает, если бы ее не украли, отечественный рок развивался, может быть, по-другому...

- Может быть... (опять смеется) Ты знаешь, мы оказались первой популярной андеграундной группой. Известность пришла в начале 80-х благодаря тому, что мы начали записывать магнитоальбомы... И мы допустили очень много ошибок. Быть первыми очень тяжело. Это сейчас на основе опыта АКВАРИУМА и других групп нашего поколения можно сказать: "Вот этого не нужно было делать". А тогда нам показалось, что вот оно, пришло время собирать камни. И все эти деньги, вся слава, что на нас обрушилась это все заслуженно, так и надо! Мы забыли, что такое творчество без оглядки на аудиторию. Мы совсем перестали репетировать и играли вместе только на концертах. Это было ужасно... И так продолжалось несколько лет! Творчество исчезло. Началась коммерция. Мы разучились быть разборчивыми и нас понесло.

- Это были медные трубы.

- Наверное. И каждый из нас по-разному на это отреагировал. Мне было очень плохо. Я чувствовал, что АКВАРИУМ умирает и мы потеряли чувство общности. Исчезло содержание, осталась лишь форма. С перестройкой произошел взрыв интереса к запретной прежде музыке, и мы стали достоянием толпы. Люди набивали собой стадионы, чтобы увидеть нас, а я чувствовал, что наша музыка им непонятна и что это нечто вроде истерии. Еще в 84-м году я пытался уйти из группы, а окончательно решился на это лишь в 88-м.

- Четыре года мучился?

- Да. Понимаешь, это было большое Искушение Аквариума. Я не хотел играть в группе, которая по большому счету уже умерла. И я постоянно уходил и возвращался. Раньше в группе все были друзья, но начиная с середины 80-х вдруг дружба отошла на второй план. В Аквариуме стали появляться люди, соответствующие некоему профессиональному ожиданию. Каждый из них выстраивал свои собственные отношения с Гребенщиковым. Появились более главные и менее главные участники, возникла иерархия взаимоотношений. Твоя судьба в команде зависела теперь от твоих отношений с Борисом. И это до сих пор так. Я считаю, что БГ не имеет права называть свою нынешнюю группу АКВАРИУМОМ.

- АКВАРИУМ должен был оставаться группой друзей?

- Да. Настоящее творчество возникает только тогда, когда в коллектив изначально объединяются друзья. Пусть они бывают не сильны как инструменталисты. Зато есть общий дух и желание делать что-то, одинаково важное для всех. Деньги и бизнес к этому не могут иметь никакого отношения.

- Ты противник коммерции?

- Я просто считаю, что она слишком изменяет изначальный подход к творчеству. И мне это неинтересно.

- Ты уходил и возвращался. Не хватало духу решится на что-то одно?

- Я же сказал, что это было искушением. Деньги, успех, возможности... Я оказался слаб. С другой стороны, если бы меня не вытягивали за собой на сцену, может, я бы остался где-нибудь лесником при моей-то тяге к одиночеству. И уж совершенно точно я не смог бы сделать то, с чем связана вся моя жизнь в 90-х.

Его жизнь в 90-х показала всей питерской художественной тусовке, как радикален может быть казалось бы известный всем тихоня и миролюб. Связи популярного АКВАРИУМА дали Гаккелю возможность поездить по миру и открыть неожиданные вещи. В 1990 году он несколько месяцев жил в Лондоне на лодке Дэйва Стюарта (EURYTHMICS), бродил по городу, общался с тамошней богемой. Завел американских друзей SONIC YOUTH, познакомился с Дэвидом Бирном. Гаккель увидел жизнь супер-звезд изнутри. А еще он обнаружил, как ему хорошо в маленьких прокуренных клубах с шумной музыкой. Он решил, что в Питере не хватает именно такого маленького шумного прокуренного клуба. Так в начале 90-х возникло беспрецедентное явление на углу Малого проспекта Васильевского острова и 16-й линии клуб ТаМтАм. Это был первый демократический музыкальный клуб города. Двери его были открыты для всех музыкантов и для любых зрителей. Появилась площадка для непризнанных групп в ответ в городе произошел взрыв музыки 20-летних. Музыкальный Петербург стал другим.

- Когда я начинал ТаМтАм, я практически ставил социальный эксперимент. Мне хотелось построить такое место, куда бы ходил я сам, если бы мне было двадцать лет. И мне это удалось.


- Ты был человеком другого поколения для всех музыкантов, которые выступали в клубе. Как тебе удалось стать всем им другом и практически духовным отцом?

- Я не знал никого из молодых музыкантов. Судьба участника звездного коллектива общаться с такими же "звездами". Мы варились в собственном соку, не зная, что происходит на самом деле. И когда я вдруг услышал и увидел этих ребят, которые очень искренне играли свою необычную для меня музыку, я влюбился в них. Я открыл для себя как будто новый мир. И я жил этим миром несколько лет. Более того, я скажу, что именно в ТаМтАме я услышал некоторые вещи, которые считаю своими самыми сильными музыкальными впечатлениями за всю жизнь.

- ТаМтАм был слишком идеалистичной моделью. Он оказался нежизнеспособен. Клуба больше нет.

- Клуба нет, но в городе живет поколение людей, прошедших через него. Это особенные люди. В них очень много творческой силы. А клуб развалился по причинам, не имеющим отношения к бизнесу. Он был живым организмом и умер естественной смертью. Пришло другое время и появились другие культурные точки.

- Что было после ТаМтАма?

- Я хотел закончить свою общественную деятельность, но ничего не получилось. Просто была такая группа ХИМЕРА и ее лидер Эдик Старков. Их творчество для меня было абсолютно. Я подумал, что смогу помочь им сделать музыкальную карьеру, не допуская ошибок АКВАРИУМА. Они играли исключительно завораживающую, но экстремальную музыку. Я подключил все свои старые связи, стал директором коллектива. Но все оборвалось очень быстро Эдик трагически умер. Вместе с ним умерла огромная часть моей жизни. Я попытался передать идеи того времени, выпуская кассеты с записями групп нашего клуба. Я создал звукозаписывающий лейбл ТаМтАм и издал альбом ХИМЕРЫ и еще одной своей любимой группы MARCSHEIDER KUNST. И все.

- Чем ты занимаешься сейчас?

- Я с большим энтузиазмом принял приглашение играть на виолончели в VERMICELLI ORCHESTRA. Сейчас мы пишем новый альбом. Кроме этого я фактически стал артистическим директором международного фестиваля Сергея Курехина. Сергей был моим другом, и после его смерти я стал помогать Насте Курехиной в делах, связанных с наследием ее мужа. Мои организаторские способности здесь применяются на все сто. В прошлом году я принимал участие в организации фестиваля "Другая Музыка", в котором играли необычные команды инструментальные, этнические, экспериментальные. Я все еще пытаюсь помочь своей любимой музыке найти слушателя.

- Что в Питере ты считаешь актуальным сейчас с точки зрения музыки и искусства вообще?

- Я не слежу за творческой жизнью города и ничего тебе в ответ не скажу. У меня очередной период в жизни. Я чего-то жду. А седины в бороде все прибавляется... Я не знаю, что будет завтра. Но в любом случае я рад, что смог быть своим для музыкантов всех поколений питерской музыки. Этим не каждый может похвастаться.

Гаккель умудрился жить все эти годы, будто улавливая артистическую суть времени и занимаясь каждый раз чем-то, внешне радикально отличающимся от его прежних занятий. И тем не менее в одном этот человек удивительно логичен - он был и остается актуальным и соответствующим времени. А наше время, наверное, они и вправду такое ждать, делать в квартире ремонт и слушать любимую музыку. Как долго?

Геннадий Бачинский, радио "Модерн".
Пустые места группы "АКВАРИУМ" №46

В декабре 1999 года Всеволод написал книгу "Аквариум как способ ухода за теннисным кортом" - http://www.gakkel.spb.ru/

Личные фото: Всеволод Гаккель

Фото из архива виолончелиста группы, отпраздновавшей 4000-летие: как состоялся «Аквариум», возрождение клуба TaMtAm и что такое Balcony TV



Виолончелист «Аквариума», запечатленный на классической обложке «Радио Африки», всегда был человеком деятельным. Он встречал в Ленинграде World Domination Enterprise и Sonic Youth — в 1989-м, когда их никто не знал и не ждал. Был основателем первого независимого клуба TaMtAm, который стал инкубатором для питерских групп нового, пост-рок-клубовского поколения, — там начинали «Нож для фрау Мюллер», «Король и Шут» и «Химера». Гаккель дружил с Курехиным. Участвовал в «Поп-механике», группах «Турецкий чай», «Никогда не верь хиппи», Wine, Vermicelli Orchestra и The Optimystica Orchestra. Был арт-директором фестиваля SKIF. Организовывал в Питере гастроли Van der Graaf Generator, King Crimson, Jethro Tull, Джона Маклафлина, Дэвида Силвиана, Дэвида Бирна, Брайана Ино и Пола Маккартни.

Покинув пост арт-директора клуба «Китайский летчик Джао Да» в Санкт-Петербурге, Гаккель активно занимается интернет-проектами: подкастом «Признаки Времени» и недавно открывшимся российским представительством проекта Balcony TV — сайта, на котором ежедневно выкладываются видео живых выступлений групп из разных городов мира.

В 2000 году Гаккель опубликовал книгу «Аквариум как способ ухода за теннисным кортом», в которой подробно рассказал свою биографию, но, похоже, ему всегда есть что добавить.

Я прекрасно помню свои ощущения, когда я был молодым. Ты делаешь что-то в первый раз, не оглядываясь на предыдущие поколения. Работает интуиция, и нет никаких авторитетов. Это то, что было позже названо DIY.

Что такое рок-н-ролл той эпохи? Это что-то включающее в себя электрический звук и барабаны. Мы с моими друзьями начали репетировать дома, невзирая на эти общепринятые правила. Я приобрел опыт работы в самых неподходящих условиях, когда после домашней репетиции сразу выходишь на большую сцену и играешь. Ты оказываешься в ситуации, из которой должен выходить с достоинством. Полный ералаш: не было ни репетиционных точек, ни сценического аппарата, ни мониторов. Ни звучания, ни культуры звука. Временами ничего не слышно, и полный нестроевич. Не было опыта ансамблевой игры. Но все кое-как приспособились к этим условиям. Так мы сформировали собственный стиль, саунд и подход.

Сейчас я наблюдаю, что некоторые люди приходят к этому же. Не потому, что так принято. Выясняется, что дома гораздо более благоприятная среда для работы. В студии результат получается в лучшем случае на троечку. Когда мы поехали с прославленным коллективом в Канаду (записывать «Radio Silence». — Ред.) — это было ужасно. Время щелкает, деньги вложены, снимается кино, сидят опытнейшие звукорежиссеры и ждут результата. И нужно что-то выдать на-гора. Это колоссальный стресс.

Мне было 22 года, когда я встретил Борю Гребенщикова (я на полгода его старше). Я сразу увидел звезду. Он абсолютно меня обаял и очаровал. Он был и остается удивительно приятным в общении человеком. Невероятно интеллигентный человек и эрудит. В те годы он был «моими университетами». Я черпал знания у него, пытался догнать. Он приучил меня читать на английском. За то время, пока я одолевал одну книгу, он одновременно прочитывал еще 10—20. Это было просто необыкновенно насыщенное общение и совпадение. Не имело значения, есть ли у нас будущее и возможно ли развитие карьеры. Нам было достаточно, что мы ощущали эстетический комфорт и получали удовольствие от того, что играем вместе и добиваемся созвучия.

И результат был уже тогда. До 1981 года, до первых альбомов, записанных в приличной студии, группа «Аквариум» уже состоялась. С практически найденным правильным ощущением, которое мой друг Боря не воспринял как окончательное и пошел дальше. Нас же было четверо совпавших молодых людей. Мы не делали конечные аранжировки, а что-то наигрывали по мере вкуса и навыка. Тут басово-риффовая структура, потом солирующий кусок, далее аккомпанемент в стиле барокко. Недосказанность давала полноту ощущений. Как только оказалось возможным сделать полноценные аранжировки по общепринятым шаблонам — все исчезло. Я восхищаюсь тем, что у Бори теперь фантастический оркестр с ирландскими музыкантами, но они играют шаблонную музыку, очень стандартную. У Бори очень хорошая работа, он очень продуктивен, но мне скучно.

Как мы смогли просуществовать первые 10 лет? Это была магия. Группа «Аквариум» жила в остановленном времени. Мы взрослели, но жили вне времени и системы. Нам было достаточно того, что мы делали. Было понятно, что группа состоялась. Она могла умереть, она уже обозначила территорию.

Когда появился тезис «поколение дворников и сторожей», он звучал несколько лицемерно. Боб и Дюша какое-то время работали сторожами, вскоре и я примкнул к этим рядам. Но было ясно, что дело лишь во времени, что мы немного посторожим — и выйдем в дамки. У нас была группа, которая обращала на себя такое внимание, происходил такой разгон, что все понимали — мы уже состоявшиеся Артисты.

У нас были разные периоды. Мы ставили опыты над собой, над собственной психикой, по счастью, без тяжелых наркотиков и не зарываясь особо глубоко. Проходили период отвратительного, убогого пьянства. Ситуация становилась не такой уж приятной. Я не был исключением. И как следствие этих опытов в тридцать один год у меня назрел психологический кризис. И я в первый раз ушел из группы. Когда же в силу суммы обстоятельств я возвращался в группу, то делал это с неохотой, поступаясь своими принципами, пока через четыре года не ушел окончательно. В этом смысле история «Аквариума» — стандартная. Любой живой организм обусловлен временем, потом начинаются договорные отношения, как у Rolling Stones, и можно тянуть 40 лет.

Это был важный период. Неважно, насколько это была агрессивная среда. Как я однажды сформулировал — неважно, что я делаю, но важно, как я это делаю, с какой степенью самоотдачи и самореализации. Выйдя из группы, я получил импульс к действию.

У меня тогда случилось своеобразное раздвоение сознания. Состояние, позволявшее увидеть себя с опережением, с отдалением от себя другого. И хотя я всегда был общительным человеком, я приобрел некоторое незнакомое ранее ощущение легкости общения с людьми. Я ощущал некую доминанту, и если я с кем-то разговаривал, то в какой-то момент чувствовал, что оказываю гипнотическое действие, заставляющее слушать. Пребывая в таком состоянии глагола, я просто сидел дома — и ко мне постоянно приходили люди. Мы пили бесконечный чай, и я испытывал интересные ощущения себя самого. Это же продолжалось и на теннисных кортах, на которые я водрузился. И в сторону запуска клуба я двинулся чисто случайно. У меня было чувство, что такого места в городе нет. Это не была идея, требовавшая реализации, это был импульс, сопротивляться которому было бесполезно. И я только должен был приспосабливаться к обстоятельствам, учиться обходить препятствия и продолжать начатое, как казалось, вопреки здравому смыслу. Тут же извне появилась команда молодых людей, которые хотели учиться и готовы были идти за мной.

В TaMtAm был панк-рок и невероятно агрессивная среда. С мордобоем и наркотиками. Но от этой ситуации я был отстранен. Я был на 20 лет старше музыкантов и публики, которую страшно колбасило. Я же находился как бы над этой ситуацией, которую мог как-то контролировать и нивелировать острые углы, ощущая некоторую защищенность. Все мои старые знакомые, заходя туда, бежали оттуда без оглядки. Я же чувствовал себя достаточно комфортно. Это было явным наваждением, аффектом.

В возрождении TaMtAm сейчас нет смысла. Революция всегда происходит на каком-нибудь фоне. Когда-то группы Yes и Genesis были олицетворением «зла». Если почитать истории The Clash и Buzzcocks, то они говорят, что было самым страшным в 70-х — это стадионные концерты Yes. Тогда созрела альтернатива этой музыке. Недавно я посмотрел фильм «Sgt. Pepper's Lonely Hearts Club Band» с Bee Gees в главных ролях — розовые пузыри, напомаженные красавцы, стерильный мир. И это гипертрофированное красование вызвало сопротивление и новую волну. К 90-м годам у нас появились свои классики: «Аквариум», «Кино», «Алиса», «ДДТ», то, что стало мейнстримом, вышло на стадионы.

И образовался вакуум. Группы, шедшие за ними, попали в тупик. Эта обойма групп классического русского рока стала аналогом группы Yes. И TaMtAm стал альтернативой всему тому русскому року, который стал частью системы, так называемого истеблишмента. Следующая революция была электронная — рейв, кислотная культура, альтернатива всему року вообще. Но это уже было замешено на какой-то избранности, элитарности, своего рода «посвященности». Музыка для людей, которые склонны к ночному образу жизни и могут себе это позволить. Что-то комфортное, изысканное, а остальное — ПТУ. «Пэтэушники», которые не могут попасть на рейв, идут на «Колбасный цех», имитирующий рейв, но лишенный его самой важной эстетической составляющей.

Теперь, видимо, случилась революция домашняя. Интернет плавно убил альбомы, компакт-диски, все. Следующее новое, что будет, вероятно, станет альтернативой интернету.

Мотель

Потом, после закрытия клуба, я осел на новой территории в 25 км от города, на теннисных кортах в мотеле, на берегу залива. Какое-то время я провел в одиночестве. А потом потихонечку начали слетаться люди. Когда это начало происходить, я понял, что ничего уже сделать с этим не могу. Это привычное для меня состояние общения. Вокруг появилось очень много музыкантов, друзей их друзей. Началась круговерть. Чаепития и салаты. Первые годы моей дочери прошли там, она вовлекала всех моих друзей в свои детские игры. Нашим постоянным спутником был Дусер (экс-барабанщик Tequilajazzz. — Ред.). Это был своего рода феномен. Так прошло десять лет, пока мне не сказали: Всеволод, должен же быть предел, сколько можно? Пришлось с чаепитием покончить.

Balcony TV

Я всегда был замечен в каких-то процессах, конечно же, у меня есть некие амбиции. Хочется обгонять. Клубная история на практике двух лет в клубе «Китайский летчик Джао Да» стала скучна. Клуб стал чем-то привычным, рутинным. Даже западные модели более не удивляют. Здесь работают определенные законы маркетинга. Группа должна быть презентабельна, музыка — удовлетворять запросы публики, публика должна тратить больше денег. Музыка должна способствовать пищеварению... Но был изгнан, поскольку в этом случае я не осуществлял свою идею, а работал по найму. И, похоже, вовремя; хоть я лишился работы, которую в моем возрасте найти трудно, но я благодарен тому, что получил какой-то опыт и соприкоснулся с современной музыкальной сценой этого города. И ухватил какое-то ощущение времени. Последние два-три года я наблюдал за сайтом Balcony TV, когда материал для него снимался только в Дублине, Гамбурге и Лондоне. Мне в этом показалась здоровая альтернатива клубу — потому что клуб для меня остается агрессивной средой с курением, алкоголем, громкостью, суетой, подчинением определенному укладу. Я же — человек экологически чистый. И мне интересны неформатные концерты на свежем воздухе без подготовки, без изнурительных саундчеков и прочего. И сам формат unplugged всегда мне импонировал.

Конечно, сейчас на Balcony TV есть и террасы, и крыши, и играют там и в электричестве. Хотя стоит у них там громко зашуметь — сразу прилетает полиция, как было с Tequilajazzz в Нью-Йорке: кто-то уговорил их подняться наверх, и через полчаса на фоне печально знаменитых впоследствии башен возник вертолет.

Я сам играл в группе, существовавшей в двух ипостасях. Была акустическая группа, которая трансформировалась в электрическую. И произошла стилистическая утрата, категорическая утрата правильного ощущения. Что двигало нашим старым другом, который пошел по этому пути? Жалко, что «Аквариум» не сохранился в акустическом варианте. Это было точнее.

Когда я освободился от клуба и увидел, что Balcony TV появилось в Костроме, то сдержаться уже не мог. Как такое могло произойти? Ведь я давно это заметил, давно это хотел сделать! И вот это сделано в городе, где музыкальная сцена гораздо более умеренная.

И тут же материализовался балкон балерины Софьи Аржаковской, дочери одной моей старой приятельницы. Она замужем за состоятельным человеком. И когда мы с ней пересеклись в Москве пару месяцев назад, она предложила мне своего рода покровительство и спросила, чем она может мне помочь, к примеру, запустить какой-нибудь процесс. У меня давно были фантазии в спектре Джулса Холланда и его шоу, но это абсолютно недостижимая история. И амбиций ведущего у меня нет. Так что я сказал ей о балконе. У нее как раз оказалась замечательная квартира на Петроградской стороне в стадии ремонта. Ремонт не касался балкона — и длиться он будет до самой осени. Можно пользоваться. Я быстренько связался с «балконьерами» в Дублине, неким Стивом О'Риганом. Прошел формальную регистрацию и сделал тестовую съемку — в XXI веке купленного случайно рекордера Zoom 2 оказалось достаточно для записи звука. Снимал я группу Shokalsky Revenge, где играет Данила Холодков, которому я предложил стать презентером. А он, в свою очередь, порекомендовал Настю Масленникову, с камерой. Еще я позвонил Саше Сенину, барабанщику «Петли Нестерова», — с ним мы пересеклись на дне рождения Ольги Слободской, которая, как известно, была душой Ленинградского рок-клуба. Я поведал ему о своих фантазиях, и как человек, знающий характер телевизионной работы, он тут же согласился принять в этом участие. Так у нас мгновенно образовалась команда.

Рок-музыка

Я давно пытаюсь для себя сформулировать, что такое рок-музыка. В первую очередь это ощущение одной правильной вибрации. Она ощущается интуитивно. Где бы ты ни учился, в школах, в консерваториях — ничего не получится. Важны импульс и какая-то правильная комбинация людей, в которой ты чувствуешь себя комфортно. Рок-музыка хороша тем, что она вбирает в себя все присущие человеку качества, положительные и отрицательные. Она может быть одухотворенной, поэтичной. И при этом в ней есть страсти, жуткие, отвратительные, агрессивные, демонические черты. В ней есть своего рода патология — доведение до крайности. Все это дает полный спектр, чего нет ни в одном музыкальном жанре. Рок-музыка включает весь спектр человеческих страстей. И она может быть беспристрастной.

Фронтмены и соучастники

То, что в группах под старыми названиями меняются все участники, кроме лидера, — это ненормально. Меня это не устраивает. Произошла подмена понятий. Могут ли у группы быть разные составы, может ли она существовать без основного автора и фронтмена, носителя духа группы? Конечно, Гребенщиков всегда был фронтменом. Но ведь и остальные не были просто статистами и свидетелями развития его карьеры, а были деятельными соучастниками. Каждый эту группу составлял. Что в сумме давало правильное ощущение группы. Я помню, что в те времена, когда не было альбомов, помимо того что «Аквариум» был группой, где, конечно же, играет Боб Гребенщиков, — но также и группой, «в которой этот парень играет на виолончели». Виолончель была таким же атрибутом, как и тексты, его голос и его манера пения, и была своего рода «торговой маркой». И это давало полную картину. Когда исчезают формальные признаки, остается только бренд, а группа перестает быть группой и превращается в предприятие.

Каверы

В свое время Джимми Хендрикс сыграл «All Along the Watchtower» Боба Дилана и сделал ее своим коронным номером. Это нормально, когда ты играешь чужую песню, получая импульс, что она нужна в репертуаре. Любые трибьюты — это другая история. Лейбл говорит: нет, эту песню не надо петь, ее уже записали, давайте вы выберете другую. Либо мы вам предложим. В этом есть момент маркетинга.

И к слову о маркетинге. Мы с Сашей Ляпиным (гитаристом «Аквариума». — Ред.) порой играем вместе. Даже ездили в Израиль. И недавно схожая ситуация назревала с Америкой. Буквально месяц назад. Я музыкант на много уровней ниже его, не могу играть такую музыку, как у него. Но иногда что-то складывается, тем более что в этом году к нам присоединился Миша Файнштейн (басист «Аквариума». — Ред.). И наш приятель Дэвид Гросс, который собирался делать наш концерт в Нью-Йорке, сказал, что хочет использовать этот маркетинговый ход. Коль скоро этот год был назван годом «Аквариума», а мы — существенная часть «канонического» состава, не включить ли нам в программу несколько старых песен. Идея была бредовая, но мы решили попробовать ради хохмы. В это же время в Америку собирался Леша Зубарев, с которым мы вместе никогда не играли, но он участвовал в другом составе «Аквариума». Мы созвонились и предложили ему к нам присоединиться и сыграть попурри на тему старых песен. Ощущение было интересное — голос Гребенщикова, как важная составляющая, отсутствует. А песня есть. И звучит абсолютный «Аквариум». То есть каждый из нас сохранил ощущение звучания той группы. Наверное, когда Кригер и Манзарек гастролируют сейчас вместе, они также передают какой-то неповторимый саунд группы The Doors.

Но наш проект разлетелся, Ляпин уехал в США один. Однако мы тогда набрали часовую программу из песен «Аквариума». И в какой-то момент даже «потащились». Саша, скажем, один в один играет развернутое соло из песни «Небо становится ближе». Думаю, что любой человек, который все эти долгие годы слушал «Аквариум», наверняка уловил бы это состояние и эту вибрацию. Наверное, мы могли бы даже поучаствовать в объявленном конкурсе каверов?

http://www.colta.ru/docs/1396

Запредельная территория

Имя Севы Гаккеля хорошо знакомо петербуржцам среднего возраста: экс-музыкант «Аквариума» - культовой группы 80-х, организатор первого неформального клуба «TaMtAm”, известный тусовщик… Прошли годы, и сегодня Всеволод Гаккель предстает совсем в другом образе. Писать о нем трудно и легко одновременно. Он прекрасный собеседник, но беседа с ним оставляет ощущение недосказанности. Его глубина устроения наполняет разговор смыслом, но мало совпадает с общепринятой точкой зрения. Мы говорим о формальном и истинном веры, «Серебре Господа моего» и духовной системе координат.

Мама


- Всеволод, вы часто говорите о том, что находитесь в самом начале пути. Но ведь церковь была в Вашей жизни даже в советское время, когда многие вообще не знали, что это такое?

- Оба мои брата были крещены в младенчестве, до меня не доходили руки: послевоенное время, благополучная семья, много детей. После смерти отца у моей мамы Ксении Всеволодовны произошла переоценка всей жизни, и первое, что она сделала - крестила меня. И вся ее жизнь потом была сопряжена только с Церковью. У нее многое было связано с тем временем, когда она в юности жила в Рязани у тетки. Там был такой чудесный архиепископ Иувеналий, ныне канонизированный. Когда Владыку арестовали, тетя посылала мою маму в НКВД с передачами. И у мамы хранились его зашифрованные письма, которые он писал ее тетке. Позже (в уже спокойные времена), когда к нам домой приходили какие-то старушки к маме в гости, разговоры были только о Владыке Иувеналии. Потом у нее было общение с митрополитом Алексием, который впоследствии стал Патриархом. Мама каким-то образом общалась с ним в блокаду. Знаю, что он ее опекал, помогал хлебом. Потом у нее в жизни был период, связанный с митрополитом Никодимом (Ротовым). Наверно, есть такая категория женщин, которые вдруг обретают в священнослужителе нечто важное, мигрируют за ним.

-Мама оказывала на вас религиозное влияние?

- Она практически ослепла в середине 80-х годов из-за отслоения сетчатки. Мне приходилось ее сопровождать до Преображенского собора, перепоручать там кому-то из тетечек. Так я ходил, ходил, ходил… Чувствовал себя христианином, но церковной жизнью не жил.

Правда, меня никогда не кидало и ни в какие другие области. Не воцерковлялся …почему-то не получалось. И только в последние 5 лет, все изменилось, когда я случайно забрел в храм иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» на Шпалерной улице и встретился с настоятелем о. Вячеславом Хариновым.

- Но ведь знакомство с о. Вячеславом, тогда еще музыкантом Вячеславом Хариновым, произошло намного раньше, во время записи альбома «Равноденствие»?

- Знакомство – да. Но получилось так, что отношения возобновились лишь через 20 лет. Мы пересеклись на одной территории, потом прошли совершенно разные пути, встретились через 20 лет в храме, куда я случайно зашел. Для меня очень важен этот момент.

- Священник способен оказать большую роль?

-Для меня очень важно личное общение. Видимо, я избалован этим. Я по жизни имел возможность общаться с людьми напрямую, со священниками в том числе.

Есть еще один батюшка, который мне очень дорог, ему 32 года, это протоиерей Виталий Магдеев, настоятель храма «Рождества Пресвятой Богородицы» на Ладожской. Он ко мне приходит в гости, и мы просто разговариваем. Касаемся глубоких тем. Этот случай совершенно особенный, потому что в свое время творчество «Аквариума» оказало на о. Виталия огромное влияние, и он относился ко мне с безмерным почтением. Сейчас мы общаемся просто по приятельски,.

- Что для Вас вера?

– То, что в тебе уже есть, что ты уже знаешь. И просто получаешь подтверждение знанию. Этот процесс твою веру укрепляет. Это очень не похоже на путь людей, которые еще ищут свою религию.

-В последние два года вы участвуете в богослужении в качестве алтарника в Скорбященском храме?

- Благословил меня на это о. Вячеслав. Я очень долго к такому шагу готовился, но не мог себе представить, что смогу перешагнуть этот барьер.
Первые полтора два месяца служения алтарником были для меня настолько трепетными, что менялась вся моя жизнь. Происходила переоценка того, что я делал раньше, с чем я так или иначе связывал свое будущее. Постепенно я вошел в курс обязанностей и стал получать удовольствие от того, что мне приходилось делать: разжигать кадило, подавать его дьякону. Меня завораживал запах ладана.

В силу разных причин мне удобнее всего было помогать по будням, это дни когда Литургию служит священник нашего храма о. Леонид Полетаев, который по сути оказался моим наставником, он обращал мое внимание на нюансы, очень деликатно подсказывал очень простые вещи. Он благословил меня на послушание - чтение часов на церковно – славянском языке, который казался мне совершенно недоступным и необъятным. Это послушание по сей день является одним из трепетных моментов церковной жизни.

Я поднимаюсь на клирос и стою почти один в пустом храме и вхожу в ритм чтения. Вижу какую-то премудрость в этих простых, мало кому видимых делах, которым раньше не придавал никакого значения. У моей учительницы по литературе была присказка «что заладил как пономарь», я тогда не понимал о чем идет речь, и тут я уяснил для себя суть монотонности и речитативности. Я поражаюсь сколь многому научился за эти два года. И жалею только о том, что пришел к этому слишком поздно. Оглядываюсь назад, я думаю о том, чего я сам себя лишил, сколько осталось за кадром.

-Помните притчу о расслабленном, который ждал Христа у Овчей купели 38 лет? Психологически мы все живем у Овчей купели . Проходит год, два, пять Христос не приходит, но однажды наступает такой момент, когда понимаешь, вечность начинается здесь и сейчас и ждать больше не нужно, разве не так? И тогда за год происходит то, на что другие тратят целую жизнь.

-Наверное это так, но я завидую семинаристам и студентам Духовной Академии, которые несут послушание в нашем храме, тому что они уже столько знают, уже могут идти по ТАКОМУ пути! А я только постигаю азы.

Два года назад я прослушал один семестр в Православном народном университете на Литейном проспекте. Там я поймал себя на мысли, что мне доставляет огромное удовольствие любое слово, сказанное священниками. В силу разных обстоятельств, я был вынужден прекратить занятия. И мое служение в алтаре вернуло мне возможность служить вместе с преподавателем университета, иподьяконом Юрием Рубаном, общаться с ним, слушать его проповеди. Это имеет для меня очень-очень большое значение.

-Алтарь – это шаг на запредельную территорию?

-Когда я в первый раз оказался в алтаре, то чувствовал себя поразительно греховным, не имеющим на это право. Думал – как так получилось, что я здесь? Они про меня ничего не знают, я же совершенно недостоин этого. Но сейчас я понимаю, что это необходимо, стараюсь как-то выправить жизнь. Благословение на служение – это колоссальное доверие и ответственность, и я не всегда считаю себя готовым эту ответственность принимать.
…Отверзаются врата и наступает момент, когда приоткрывается, то что сокрыто.

- И?..

- Ты ловишь себя на мысли, что это должно учить смирению.



Вне "Аквариума"


-Я хорошо помню свои ощущения, когда слушала «Серебро Господа моего» в 80-е годы. Это было пограничное состояние между желанием оказаться в храме и пониманием того, что это невозможно в силу разных причин. Слова работали каким-то особым образом?

- Язык Гребенщикова мне никогда не был понятен до конца. Он действовал, как анестезия, я десять лет провел с ним тет-а-тет, был первой инстанцией, которой он пел каждую новую песню в течение всего этого времени. Я сразу проваливался, слушал, но не слышал. Не мог понять, понравилось мне или не понравилось. На пятый раз песня становилась привычнее, ты начинал в этой песне пытаться видеть свою линию. Какое-то созвучие, какое-то сочетание - на ощупь.

Иногда чувствовал, что песня остается в стороне. В «Аквариуме» никогда не было аранжировок. Каждый из нас в каждой из песен искал самого себя. Ты становился частью песни, а образность - твоим языком. Это был код доступа. Ты попадал в эту среду, и ты на каком-то подсознательном уровне мог пользоваться этим языком. Я могу процитировать любую песню Гребенщикова, потому что они в подкорке. Но о чем эта песня, сказать не могу. Так же не могу понять, о чем песня «Серебро Господа моего», но она у меня вызывает правильные ощущения, ощущения сопричастности, соучастия. И это дает какую-то полноту.

-Ваша виолончель сливалась со звучанием голоса Гребенщикова…

- Я в свое время обратил внимание на то, что звук моей виолончели очень хорошо сочетается с его голосом по фактуре. С академической точки зрения, мое звукоизвлечение было не правильным. Но по моему мне удавалось необычным образом оттенять голос Гребенщикова, и приводить свой звук к этому знаменателю. К сожалению, все оборвалось, я это разрушил своим уходом.

- А почему Вы ушли?

- Когда группа достигла пика ее признания, когда мы достигли стадии ОСУЩЕСТВЛЕНИЯ, я потерял интерес. Почувствовал, что мой путь другой. Наверное, в этот момент я был на один шаг ближе к Церкви, но почему-то не в Церкви. Это было недопониманием, недоразумением, в том смысле, что мой разум не мог это вместить. Состояние, в котором я себя тогда ощущал, было очень уверенным, оно давало силы чувствовать себя человеком прочно стоящим на ногах. Но оно было очень самонадеянным, я бы даже сказал надменным. Этот период был колоссальным испытанием на прочность, и только значительно позже я узнал, что это называется гордыней.

- Какие у Вас были ощущения после ухода?

- Иногда люди находят, как две половинки, друг друга. Мы с Гребенщиковым абсолютно совпали, получалось так, что я являлся неотъемлемой частью группы. Но выяснилось, что эту часть очень легко можно вычесть, и возможен другой сценарий. То есть это была моя очень большая иллюзия… Да, я мог бы продолжать музицировать с «Аквариумом», иметь стабильное благополучие. Но… предпочел уйти.

И сейчас понимаю, что это правильно: я не смог бы продолжать физически существовать в мире «Аквариума». Сейчас это другая группа, очень добротная. Хорошие музыканты, но это разные люди разных поколений, которые играют в игру под таким названием.

- Как Вы думаете, почему поиски веры характерны для рок-музыкантов?

- Люди наделили некоторых рок-музыкантов ореолом, которым не стоило их наделять. Ничего особенного нет в том, что кто-то стал чуть заметнее остальных, написал песни, которые стали важными для его поколения. Поиск Бога всегда был свойственен рок-н-ролльной среде. Отчасти это идет от желания музыкантов завоевать более серьёзное, чем они заслуживают, отношение окружающих. Причем многие музыканты, приходя к вере, являются скорее протестантами, чем православными. Просто потому, что для молодого человека самому себе списывать грехи – обычное дело. А рок-н-ролльный образ жизни предполагает определенную греховность. Мне, к счастью, удалось пройти по этому пути с малыми потерями и многого избежать.



Жизнь как способ ухода за теннисным кортом



-Всеволод, вы написали книгу «Аквариум как способ ухода за теннисным кортом», которую несколько раз переиздавали. Что это за место обитания – корт?

- Книгу написал, но я не писатель: просто не справился с искушением избавиться от того, что еще удерживала память. Написал все, что думал, как поток сознания, в этом оказалось для определенных людей много неожиданного: я испортил отношения с 90% людей, которых считал своими друзьями…

- Где же этот корт?

- Это место - не совсем теннисный корт, хотя вроде бы так называется и так выглядит. Никто и никогда здесь в теннис не играет. Старый корт принадлежит частному мотелю в районе Лисьего Носа. Я однажды там появился, да так и остался и стал за этим кортом ухаживать.

- Владелец предлагал вам зарплату?

- Я отказался… Понять, что все это значит, невозможно. Администрация мотеля уже несколько лет наблюдает за мной и моими друзьями, которые ко мне туда приезжают в гости. Но что такое мотель – эта остановка в пути. Трудно себе представить, что кто-то, путешествующий из Финляндии в Петербург, остановившись здесь на ночь, захочет поиграть в теннис. Это дает нам право обосноваться на корте и жить «в ожидании Годо». Помните такую пьесу? То есть абсурд ради абсурда?

Или та же тема в фильме «Пустыня Тартари», действие которого происходит в пустыне в заброшенном гарнизоне, между двумя государствами. Гарнизон живет по инструкции, в которой сказано, что однажды нападут варвары. Но ничего не происходит, обычная жизнь, муштра. Главный герой все время смотрит в бинокль, ждет варваров, стареет, думает о том, что враг вот-вот должен появиться. Это кончается тем, что он сходит с ума и уходит воевать якобы с варварами, а на деле - воюет сам с собой. Вот и я сижу в ожидании «мистического теннисиста». И при этом очень кропотливо поддерживаю этот корт в рабочем состоянии. Это нечто иррациональное, не укладывающееся ни в какие рамки.

И я не вижу разницы в том, чтобы играть на виолончели в известной группе или укатывать поверхность теннисного корта тяжелым ручным катком. Но дело вовсе даже и не в корте, могло быть что-то другое. Для меня важен сам подход к тому, что ты делаешь, и как ты это делаешь. Я уже давно могу жить без этого несчастного корта, но по-прежнему продолжаю “ухаживать” за ним, но теперь уже только для того, чтобы в течение всего лета моя дочь могла быть за городом.

-В книге «Аквариум как способ ухода за тенистым кортом» вы почти не говорите о вере, хотя описываете почти всю свою жизнь.

-Во время ее написания я еще не был воцерковлен, еще не пришел к тому, с чего мы начали сегодня разговор. Сейчас отправная точка - это наша вера, и вектор, который недавно приобретен, позволяет говорить о чем бы то ни было в определенной системе координат.


Беседовала Светлана Аксенова http://www.bcex.ru/info/sovremennost-i-istoriya/zapredelnaya-territoriya

Участвовал также: TequilaJazzz Сайт проекта, Wine, Акварели, Вермишель Оркестра Сайт проекта, Вокально-инструментальная группировка имени Чака Бэрри, Турецкий Чай

Инструменты: Бас-гитара, Виолончель, Вокал, Казу Подробнее

День рождения: 02/19/1953

Время появления: 1975

Дополнительные ссылки:
Событие: 2003 6 июня. Интервью с Севой Гаккелем. Джордж Гуницкий
Событие: 2008 август. Интервью с В.Гаккелем для журнала "На Невском" №8/139
Событие: 2008 20 мая. Встреча с В.Гаккелем в "Буквоед" на Восстания С-Пб
Событие: 2010 май. Интервью с Севой Гаккелем для издания "FUZZ"
Событие: 2010 февраль. Всеволод Гаккель
Событие: 2010 18 апреля. Всеволод Гаккель на Финам ФМ: воспоминания о М.Науменко
Событие: 2012 12 декабря. Cева Гаккель с программой "Seva and the Molkenteens" в арт-клубе "Книгах и кофе" С-Пб.
Событие: 2013 июль. Интервью с Всеволодом Гаккелем для издания AgroXXI
Событие: 2021 14 октября. Концерт Севы Гаккеля и the Molkenteens в “Fish Fabrique Nouvelle” г.С-Пб
Событие: 2021 9 июля. Интервью Севы Гаккеля для издания BB.LV


Created 2000-07-19 13:46:41; Updated 2013-02-20 14:08:06 by Vyacheslav Sinitsyn
UNID: 62F241E52D1EBADAC3256921003B34D6

Комментарии постмодерируются. Для получения извещений о всех новых комментариях справочника подписывайтесь на RSS-канал





У Вас есть что сообщить составителям справочника об этой персоне? Напишите нам
Хотите узнать больше об авторах материалов? Загляните в раздел благодарностей





oткрыть этот документ в Lotus Notes